— Потому что мама — «скрытый алкоголик», Тайлер и я знаем это. Даже когда мы были маленькими мальчиками и возвращались домой из школы, от мамы так странно пахло, — объясняет он, подбирая свою одежду. — Я помню, как она и папа спорили об этом поздно ночью, когда мне было лет десять или одиннадцать. После этого все стало еще хуже.

— Она все также пьет до сих пор?

Когда я видела ее в Нью-Йорке, она казалась такой спокойной и полностью контролирующей себя.

— Ванесса говорит, что она пила снова, — отвечает он, и в это время начинает звонить телефон. — Видимо, у нее уши горят.

Он смотрит на меня с ухмылкой.

— Доброе утро, мама. Что случилось?

Выражение его лица становится мрачным, пока он слушает то, что она сообщает ему.

— Именно поэтому я переживал за него, — говорит он презрительным тоном, прежде чем снова сделать паузу. — Я знаю, но все равно, не думаю, что он хотел бы прийти в сознание прямо сейчас. Он находится в режиме полной детоксикации. Вот почему они использовали «Наркан».

Он заходит в ванную комнату и закрывает за собой дверь. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы встать и одеться в ту же одежду, что была на мне вчера. Я знаю, что должна была поехать домой прошлой ночью. По крайней мере, сейчас раннее утро, и, возможно, все еще спят, и я могла бы проскользнуть незамеченной и быть чистой в их глазах.

— Мне нужно принять душ и позаботиться о нескольких вещах, — говорит он, выходя из ванной, явно чем-то взволнованный. — Я нашел прокат лимузинов и меня доставят к твоему отцу около десяти.

— Здорово, но не ожидай, что прибудет лимузин такой, к которому ты привык, — хихикаю я. — Дома все в порядке?

— Нет. Мне нужно присутствовать при разговоре, когда придет доктор Тайлера этим утром. Он должен быть там примерно через сорок минут, — он вздыхает. — Мама и Ванесса понятия не имеют, что происходит. Они не задают правильные вопросы.

— Я все понимаю. Мы не поедем к месту захоронения до полудня, так что не торопись, — говорю я, подхожу к нему и целую в губы. — Спасибо за чудесную ночь.

— Это было здорово, — уголки его губ поднимаются. — Обещаю, скоро увидимся.

— Пока, секси.

Я улыбаюсь ему, прежде чем повернуться к двери.

— Кстати, ... мама посылает свои соболезнования тебе, Дарле и Рею, — добавляет он запоздало. — Ей жаль, что она не может присутствовать здесь.

— Спасибо. Я им сообщу.

Проходя по коридору, мне кажется, что на первом этаже все тихо. Я снимаю свои сапоги, так как в них невозможно преодолеть лестницу, чтобы она не скрипнула. Я знаю, что я взрослая женщина, но у Пегги манера поведения, как у учительницы начальной школы, и я, по правде говоря, не хочу иметь с ней дело сегодня утром. Я стремглав проношусь мимо небольшой стойки регистрации, чтобы не быть замеченной, и останавливаюсь у дверей, чтобы надеть сапоги.

— Доброе утро, Аманда, — ее голос потрясает меня. Дерьмо! — Я заметила, что твоя машина не сдвинулась с места, так что я приготовила для тебя персиковый пирог, чтобы ты его забрала с собой.

Она подходит ко мне с большой белой коробкой в руках.

— Спасибо, — говорю я ей со вздохом. — Я обязательно сообщу отцу, что это от вас.

— Ты сделаешь это, дорогуша, и я уверена, что увижу тебя сегодня вечером.

— Скорее всего, — соглашаюсь я, толкая от себя дверь.

Думаю, все не так уж плохо, в конце концов.

Трей

После продолжительного разговора с мамой, Ванессой и врачом скорой помощи, все, наконец-то, думали об одном и том же. Врач объяснил, почему он еще не вывел Тайлера из комы, и что это не связано с изменениями в его прогнозе. Он просто хочет, чтобы Тайлер оставался в искусственной коме, пока его тело проходит через самых худший процесс детоксикации.

И мама и Ванесса, казалось, стали более уверенными после звонка. Похоже, будто врачи, главным образом, борются с наркозависимостью Тайлера, а не с его передозировкой. Я сообщаю последние новости Мэнди, пока мы едем на поминальную службу по ее матери.

— Не думаю. Я не разбирался во всем этом с ними. Скорее всего, они рассматривают его действия как попытку самоубийства, пока некоторые стопроцентные факты не вышли наружу. Сейчас это все спекуляции, — говорю я ей, испытывая тошноту. — Мы развеим прах твоей мамы сегодня? — спрашиваю я, просто чтобы сменить тему.

— Нет, они не будут готовы в течение нескольких дней, поэтому нам придется сделать это в другой раз. Но, по крайней мере, мы можем сказать несколько слов и дать каждому немного высказаться, — говорит она, когда мы сворачиваем на повороте и едем прямо в сторону ручью.

— Это очень хорошее место, чтобы провести тут вечность, — комментируя я, пока мы едем в сторону поляны.

Деревья расположены вдоль дороги, напоминая чем-то парадный вход, и я вижу большой дуб в центре поляны, о котором рассказывала Мэнди.

— Что за оранжевые флажки? — спрашивает Мэнди, как только мы доходим до поляны и поворачиваем к дереву.

— Похоже, здесь проводится какой-то исследование или что-то в этом роде, — отвечаю я, делая неплохое предположение.

Мы прибыли рано, потому что Мэнди хочет показать мне путь, где они гуляли с мамой.

— Иди сюда, — кивает она головой в сторону неспешно бегущего ручья, струящегося около подножия холма.

— Понимаю, почему тебе здесь нравилось, когда ты была ребенком, — говорю я ей, глядя на песчаное дно ручья и чистую проточную воду. — Должно быть, это хорошее место для того, чтобы прийти сюда в жаркий, важный летний день.

— Точно, — говорит она, сбрасывая туфли и приподнимая платье, перед тем как войти в воду.

— Сними обувь и закатай штаны!

Она вскидывает бровь, давая мне понять, что у меня действительно нет выбора в этом вопросе.

— Ладно.

Я снимаю свои ботинки и носки перед тем, как последовать за ней.

— Боже мой! Как холодно!

— Освежающе, — поправляет она меня с широкой улыбкой. — Мама бы никогда не подошла ко мне, но она бы сидела прямо на этом холме и смотрела, как я играюсь в воде.

— А Дарла не приходила сюда с тобой?

— Обычно нет, она не любит холодную воду, — она задумчиво улыбается. — Думаю, что я немного странная. Ощущение ледяной воды, текущей мимо моих ног, позволяет мне чувствовать себя живой.

— Такое, безусловно, разбудит любого, — бормочу я, в то время как дрожь пробегает по мне. — Но думаю, мои ноги уже онемели.

— Ну, тебе повезло, потому что папа и Дарла уже подъехали.

Она ухмыляется и останавливается, чтобы не назвать меня слабаком, хотя я догадываюсь, что она думает.

— Возвращение сюда — это именно то, что я хочу вспомнить о маме, — говорит Мэнди, пока мы поднимаемся по склону, чтобы встретить остальных членов семьи.

— После охлаждения здесь в жаркий полдень, прежде чем отправиться домой, хотелось бы заехать на Мустанге в «Dairy Bar». Интересно, он все еще открыт?

— Поскольку у нас есть Мустанг, я думаю, что мы должны выяснить это после службы.

Я тяну ее в свою сторону, и мы идем шаг в шаг весь остаток пути до большого дуба.

Рэй начинает неофициальную церемонию, вспоминая о том, как они впервые переехали сюда из города. Он вырос на Манхэттене и никогда не думал, что сможет быть счастлив в скучной сельской местности вроде этой. Теперь он опасается, что будет не в состоянии справиться с шумом и суетой большого города снова. Он улыбается и смотрит на своих родственников.

— Спасибо, что приютили нас и были добры к нам все эти годы, — говорит он с предельной искренностью.

— Перестань говорить такое, — старшая сестра Мэгги замечает, в ее глазах уже скопились слезы. — Вы — наша семья, и ты бы сделал то же самое для нас. Теперь давайте поговорим о чем-то более радостном, прежде чем я снова начну плакать.

— Это было наше любимое место, — начинает говорить Мэнди. — Мама и я приходили сюда много раз, когда я была маленькой, и я рада, что она захотела, чтобы ее прах был развеян здесь. Не существует лучшего места, в которое бы я предпочла прийти к ней в гости.