Теперь я понимала, что всё это были воспоминания о прошлой жизни.
И тут я вспомнила еще кое-что. Однажды мне приснился очень страшный сон. Самый яркий из всех, самый пугающий. Я почти сразу же постаралась забыть его. Выкинуть из головы. А теперь вспомнила.
Я видела смерть. Сначала была битва, самая жестокая, самая реальная из всех, что мне снились. А потом умирал этот юноша. Он казался совсем юным, лет восемнадцати, не больше. Ему пробили лёгкое, и он долго умирал, страшно булькая кровью у моих ног. А я кричала, я обезумела от горя, вертя мечом, как пропеллер. Вокруг меня валились люди, те, кто убил его.
А затем я увидела себя в луже крови. От крови покраснели мои белые волосы. Почему-то я была в этих снах блондинкой, волосы цвета серебра — не седые, просто такой странный оттенок. Эти волосы, так не похожие на мои медные кудряшки, всегда удивляли меня, я же никогда не хотела быть блондинкой-барби.
Чертовщина какая-то. Похоже, у меня и прошлая жизнь была неудачной. Не об этом ли говорила Рена, о долгой и грустной истории, где все умерли?
В сгущавщихся сумерках я, голодная и донельзя несчастная, залезла поглубже в заросли вереска с намереньем хоть отоспаться за две недели, и очень надеясь, что мне ничего не приснится. Устала я что-то от снов.
Сперва я услышала музыку. Нежное пение свирели. Я увидела юношу не старше шестнадцати, волосы его отливают чистым золотом, а глаза цвета летнего неба. Он отнял от губ свирель и тепло улыбнулся.
— Хочешь, чтоб я поклялся? Что ж, изволь. Я клянусь, что всегда буду любить тебя. Даже за гранью, после смерти, на Яблоневых Островах, моя душа будет любить тебя. Давай поклянемся, что если вновь переродимся, как древние герои, мы обязательно отыщем друг друга.
— Мы же ничего не будем помнить, — вздохнула я. У меня были длинные серебристые волосы. Мне было лет пятнадцать.
— Вспомним. Терлог и Мойра вспомнили же… И Дункан с Греинне…
— Я всегда буду любить тебя, Тарион.
Я увидела, как он умирал. Кованный шлем упал с его золотоволосой головы, из пронзенного стрелой горла хлестала кровь. Кровь булькала и в легком, пробитом мечом. На губах кровь пузырилась, я слышала его дыхание, свистящее, страшное своей обреченностью, угасающее.
— Прощай. Я люблю тебя, — его губы едва шевелились, почти беззвучно. — Встретимся по ту сторону смерти, Райлинн, любовь моя.
Меня закружил вихрь. Я кричала, давясь захлестнувщей меня волной горя и боли.
И проснулась от собственного крика. Зажала рот. Уставилась расплывающимся от слёз взглядом в звёзды над головой.
Ночь в самом разгаре. Чертов сон, вспомнила на свою голову. Как теперь заснуть-то, как?
И тут об меня кто-то споткнулся и полетел через меня кубарем. Завопил от неожиданности, по голосу я поняла, что это женщина, и чуть успокоилась, а то уже за меч схватилась. Падают тут всякие, спать не дают, бок теперь ушибленный болит вот…
— Тише, не ори, как ошпаренная, — миролюбиво сказала я.
— О боги! — взвизгнула женщина. — Беги! Беги!!!
— Зачем? — уточнила я. Это я так в первый раз затупила, потом уже наученная была, если говорят «беги» да еще таким тоном, то надо брать ноги в руки и дёру давать.
— Спасайся! Тут Дикая Охота! — крикнула она мне в лицо, подскакивая и хватая меня за руку. — Скорее! За мной!
Я не успела ничего понять, едва на ногах утвердилась, как увидела черные тени, окружающие нас со всех сторон. Девушка, вроде она молодая была, насколько я разглядела, охнула и чуть осела, прижавшись спиной к моей спине.
— Всё, пропали, — выдохнула она. — Окружили…
— Волки? — тупо спросила я, начиная дрожать. — Бежать и орать надо, кто-нибудь поможет, это ж не джунгли…
Нет, это были не волки. Более тощие, поджарые, настоящие гончие псы, черные, как ночь, только вислые уши отливают рыжиной.
— Кто поможет? — истерично выкрикнула она. — Тут пустошь!!!
— А-а-а! — завизжала я, как резаная, но бежать-то было некуда. Псы, словно это понимая, неторопливо приближались, сжимая кольцо.
— У тебя оружие! Дерись! — крикнула девушка, выхватив небольшой кинжал из-за пояса.
Ага, как это я про меч с перепугу забыла? Хотя разве против целой стаи мечом отобьёшься? Бешеные собаки — это жесть!
Но рука сама потянулась к мечу. Клинок легко выскользнул из ножен, ладонь так удобно и так знакомо — черт бы всё побрал! — обхватила витую рукоять, ноги привычно встали в боевую позицию, сколько раз по ним получала, пока привычно не стало, два пальца левой руки почти ласково легли на оголовье в виде ромашки.
Огромный пёс, явно вожак, прыгнул, метя блеснувшими клыками мне в горло. Я поймала его на острие в полёте, уворачиваясь от натиска, клыки бесполезно щелкнули у самого моего лица, меч словно сам освободился от тяжелой туши, рухнувшей мне под ноги.
Я вытаращила глаза. Я раскрыла рот и заорала от паники. От непонимания происходящего. Я, обычная детдомовская девчонка Аня Дёмина, так заправски убила… пусть пса, угрожающего моей жизни, но всё-таки… Я же до сегодняшнего дня ни мгновения не держала меч в руках.
Мои мысли не успевали за моим телом. Пока я всё это осознавала, мое тело само уворачивалось, и этак запросто размахивало мечом, раскраивая очередного пса на котлеты. Троих я убила, пока они по одному кидались.
В их глазах, я видела, отчетливо светился нечеловеческий разум. Не звериный инстинкт, а именно разум. Красные глаза у них, светящиеся, понимающие.
Мне было страшно, как никогда. Мой мозг отупел от ужаса и совсем отказался работать, а руки, совершенно независимо от его забастовки, плели искусную вязь нападения и защиты. Я даже не сразу почувствовала боль, когда один из них сумел достать мою ногу клыками. Я, кажется, превратилась в бездумную машину, неодушевленный механизм для убийства бешеных собак.
Они в какой-то момент отхлынули, сбились в кучку метрах в пяти от нас, переглядываются, что ли? Обсуждают, как получше завалить великую воительницу?
Ага, ирония меня не покинула. Это хорошо. Может, еще не чокнусь от страха. Очень на это надеюсь. Господи, благослови Рену за ее колотушки!
— Берегись! — крикнула девушка из-за моей спины.
Они снова стали забирать полукругом, еще штук семь осталось, если кинутся разом, я ж не справлюсь! Собьют с ног и на тряпки порвут, всё, хана обещанным приключениям, чтоб их…
Я запаниковала, огня бы сейчас… Да где ж его взять, я пальцами чиркать, как Рена, не умею.
Твари ринулись на меня всей кучей, растерзают же еще заживо. Я завизжала, пятясь, толкая свою напарницу спиной, выставила обе руки, хоть ими закрыться, глупо, да…
От моих рук полыхнуло стеной огня. Собаки влетели прямо в нее, взвыли, покатившись кубарем, пытаясь сбить пламя с горящих шкур. Мы с девушкой прижались друг к другу, стоя в огненном кольце, трясясь от ужаса. Я чувствовала удушливую вонь от палёной шерсти, чувствовала жар огня, чувствовала пульсацию крови в собственном теле. Кровь билась в моих руках, ворочалась там, как огромный жутковатый зверь, пытающийся вырваться на свободу из тесной клетки.
Я обалдевше подняла ладони с лицу. Руки как руки, обычные, шевеление под кожей утихает.
Сквозь пламя мы видели, как корчатся умирающие псы. Огонь впивался в их тела, прожигая насквозь. Я повернулась к девушке и спросила ее:
— Что это было?
— Магия, конечно, — радостно ответила та. — Что ж ты сразу так не сделала? Столько мучились, так напугались… Ты великая воительница. И чародейка. Ух ты! Мне повезло, что я тебя встретила, ты меня спасла!
— Ага, — ответила я и бухнулась в обморок.
Я сидела у костра, закутавшись в меховой плащ, лисий мех мягко щекотал мою щеку. Меч в ножнах лежал на земле, возле моего правого колена, надо быть наготове, нельзя раскисать, опасность со всех сторон.
Золотоволосый юноша играет на свирели, полуприкрыв длинными ресницами свои яркие глаза. Остальные сидят, слушают музыку, расслабившись внешне, но готовые в любой момент схватиться за оружие. Худенькая рыженькая девушка с огромными глазами, одетая во всё черное, ласково поглаживает блестящую сталь тонкой сабли. Черноволосый мальчик, тощий и длинный, как жердь, глазастенький такой, на личико хорошенький как девочка, кормит хлебными крошками каких-то лесных птичек. Они его совсем не боятся, прямо на руки лезут. Светловолосый паренек, чуть помладше юноши со свирелью, серьезный и деловитый, прилаживает тетиву к небольшому луку.