Наверху — часть узора на крыльях бабочки мелянаргии из семейства нимфалид. Внизу — узоры на надкрыльях жука-бронзовки.
Но это, конечно, только первый «выход в практику» полученных данных, которые еще помогут ученым познать общие законы развития живой природы.
Однако не станем отвлекаться от затронутой выше темы, касающейся возможности расшифровки поведения насекомых. Опыты Даршена и Шовена показали, что таракан обучается, что насекомое способно извлекать уроки из обстоятельств. Потомок древнейших обитателей нашей планеты наглядно продемонстрировал в своем поведении черты приспособительной изменчивости.
Но разве не об этом рассказывает и Фриш в очерке о блохе в цирке дрессировщика: здесь «единственная вещь, которую блоха должна усвоить, заключается в том, что ей нечего больше стремиться прыгать. Когда она по истечении какого-то числа дней или недель изведет свои силы в бесплодных попытках, то прекращает их и начинает двигаться только пешим порядком, шагом».
То же обнаружили у таракана Даршен на деревянном прутике, а Шовен в цинковом лабиринте. После скольких-то дней бега вверх и вниз, после скольких-то безудержных рывков и метания в ходах лабиринта, после купаний в ледяной воде, окружающей лабиринт рамы, таракан, изведя силы в бесплодных попытках достичь цели, прекращает их и начинает в одном случае сворачивать с полдороги, в другом перестает ошибаться, запоминает дорогу.
Признаюсь: как раз в подобных фактах я нахожу самое увлекательное, с чем вообще может столкнуться исследователь живого. Академик И. П. Павлов, создатель основ учения о высшей нервной деятельности, заметил как-то, что именно в поведении живых существ можно наблюдать «жизнь в ее крайнем пределе».
Какой богатый урожай новых идей для биологии, для технических наук обещают принести наблюдения жизни в ее крайнем пределе…
Но раз уж мы заговорили о перестройке поведения в связи с меняющимися обстоятельствами, то надо напомнить не только о немедленных, очевидных и непосредственных переменах, но и о тех, которые не сразу обнаруживаются, которые скрыты, запрятаны так глубоко, что они становятся известны лишь впоследствии. Здесь, пожалуй, наиболее важный урок преподали людям мухи — самые известные из современных двукрылых.
Еще на школьной скамье довелось мне из уст преподавателя естествознания услышать знаменитую и, правду говоря, поначалу огорошившую меня фразу Карла Линнея о трех мухах, способных сожрать труп лошади скорее, чем лев. Позже я прочитал небольшую книжечку о мухе, написанную в начале нынешнего века Лесли Оссианом Говардом, — крупнейшим авторитетом, теоретиком, практиком и пропагандистом службы защиты сельскохозяйственных культур и лесов от насекомых-вредителей. В ней содержится, между прочим, примерный расчет нарастания численности мух. И Фриш тоже пишет о том, сколько миллионов может — теоретически — составить потомство одной мушиной пары. В этих расчетах по сути дела и содержится объяснение смысла слов Линнея о мухах, пожирающих лошадь быстрее, чем лев.
Как раз плодовитость мух и помогла ученым сделать одно из самых важных последних открытий в биологии.
Почти через полвека после того, как я прочитал брошюру Говарда, мне в руки попались первые отчеты об опытах, в которых мух на протяжении ряда поколений истребляли с помощью одного и того же препарата ДДТ. Об этом средстве знал уже и Говард, но последствий его применения он не предвидел. Между тем использование ДДТ, и как раз против мух, способных размножаться с ужасающей быстротой, показало, что не всякое сильнодействующее средство можно применять, даже если оно вполне соответствует назначению — уничтожает тех насекомых, против которых используется.
Здесь показаны мухи шести разных семейств, а их известно множество. В отряде насчитывают по меньшей мере 85 тысяч видов!
Одними из первых это установили советские биологи. Теперь в разных странах опубликованы тысячи отчетов о том, как опасно применять многие препараты.
Американская натуралистка Рейчел Карсон рассказала о вредном действии препаратов в своей, ставшей знаменитой, книге. Яды, неумело применяемые против вредителей, раньше или позже теряют свою силу, но зато, накопляясь в телах отравленных насекомых, превращаются в отраву насекомоядных птиц и зверей, а потом оказываются причиной гибели других хищников, питающихся этими насекомоядными, в конце концов разными путями превращаясь в серьезную угрозу и для самого человека.
Жители одного из островов в Тихом океане и их домашний скот очень страдали от размножившихся здесь и весьма докучавших людям и животным мух и других двукрылых. Решено было уничтожить их с помощью ДДТ. Сказано — сделано! Мух и их родню уничтожили в два счета. Двукрылые жертвы ядовитого препарата всюду лежали на земле, так что ящерицы несколько дней пировали, объедаясь отравленными мухами. А ящерицы на этом острове издавна были самым распространенным кормом и самой привлекательной добычей для местных кошек. Так что отравленные мушиным ядом ящерицы оказались причиной гибели кошек. Но едва только поредело кошачье население на острове, здесь стали благоденствовать в отсутствии своих исконных врагов мыши и крысы. И их скоро стало здесь столько, что возникла опасность эпидемии, угрожавшей уже и людям…
Немало подобных примеров собрала в своей книге Р. Карсон. Представляя будущее, которое обязательно наступит, если люди и дальше станут так же неосмотрительно пользоваться ядами, Карсон нарисовала картину «Безмолвной весны» (так названа ее книга) — весны, когда больше не будут щебетать птицы, возвещая приход теплых дней.
Книга Карсон прозвучала как сигнал тревоги.
Но с каким ожесточением набросились на автора «Безмолвной весны» английские, западногерманские, американские журналы, издаваемые владельцами предприятий, производящих яды против насекомых (инсектициды), грибков (фунгициды), клещей (окарициды), против сорных трав (гербициды) и прочие химические средства.
На протяжении многих десятилетий истребительная химия считалась самым надежным оружием в руках тех, кто защищает от посягательств разных вредителей здоровье человека и плоды его трудов. Теперь выясняется, что оружие это, едва его пробуют применять по необходимости в широких масштабах, с неожиданной быстротой начинает притупляться, вовсе отказывает, больше того: меняет направление удара! Оно становится убийственным не для того врага, против которого предназначалось, а оборачивается против человека. И оборачивается не как бумеранг, который, метко поразив цель, послушно возвращается и смиренно падает у ног охотника, но как пуля, не попавшая в цель и рикошетом поражающая стрелка.
Оса церцерис находит долгоносика-клеона в момент, когда насекомое после линьки еще совсем беспомощно и неспособно сопротивляться нападению паразита. Но вот Ж.-А. Фабру потребовались для опытов клеоны, и он несколько дней с утра до вечера шарил по округе, а добыл всего два-три и то искалеченных экземпляра, тогда как осы церцерисы, за которыми он вел наблюдение у входа в их гнездо, возвращались через каждые несколько минут со свежей добычей. Видимо, существуют у осы некие способности, благодаря которым она так быстро находит дичь; видимо, церцерис способна на расстоянии безошибочно определять места, откуда исходят манящие ее пеленги. Так же точно должны действовать и истребительные мероприятия человека. Разумно ли рубить под корень и сжигать все дерево, в ствол которого отложены яйца вредителя? Ведь вот перед нами насекомое — наездник эфиальтес, он находит невидимых личинок под корой и, определив с помощью антенн нужное место, вслепую проникает длинным своим яйцекладом в древесину и без промаха поражает одну за другой личинок, вводя в их тела зародыши, несущие гибель вредителю.