Это было бесполезное желание. Я взяла поясной нож, а она отдала мне свой. Я сняла пряжки с поясов, с башмаков и заколки с плащей. Сломала с дерева, которое проезжали мимо, сук, и все это разложила на моей юбке. Пока Кася управляла повозкой, я попросила вещи распрямиться, и стать острыми и прочными. Я пропела им без слов песенку о семи рыцарях. Предметы выслушали ее, лежа на моих коленях и соединились в длинное изогнутое одностороннее лезвие, похожее больше на кухонный нож, чем на меч, с небольшими стальными выступами, чтобы удержать деревянную рукоять. Кася подняла его, взвесив в руке, потом кивнула и спрятала под сидение.

* * *

На третий день пути за ночь начали неуклонно расти горы, успокаивая даже на расстоянии. Быки двигались хорошим шагом, и все равно нам приходилось прятаться за изгородями и пригорками или в заброшенных домах каждый раз, когда на дороге показывались всадники, а они ездили регулярно. По началу я была только рада всякий раз, как нам удавалось от них спрятаться, слишком озабоченная захлестывающими меня испугом и облегчением, чтобы как-то это обдумать. Но пока мы сидели за изгородью, наблюдая за исчезающим впереди пылевым облаком, Кася заметила: «Они продолжают съезжаться», и как только я поняла, что для простой доставки сообщения о поимке нас, всадников слишком много, я почувствовала, как в животе сжался холодный комок. Они затевают что-то еще.

Если Марек приказал перекрыть перевалы, а его люди окружат Башню и схватят Саркана, застав его врасплох, пока он сдерживает Чащу в Заточках…

Нам не оставалось ничего иного, как продолжать путь, но вид гор уже не успокаивал как раньше. Мы не знали наверняка, что обнаружим, когда окажемся по ту сторону. Весь день, когда дорога начала взбираться на предгорья, Кася провела в повозке с детьми, пряча под плащом меч. Солнце стояло высоко, ярко освещая теплым золотистым светом ее лицо. Она выглядела отстраненной и странной, не по-человечески спокойной.

Мы въехали на вершину холма и увидели последний перекресток к Желтым болотам, где находился небольшой колодец с поилкой для лошадей. Дорога была пустой, хотя трава по обеим сторонам от нее была полностью вытоптана ногами и лошадиным копытами. Я не знала, произошло ли это в результате обычного движения тут или быть может нет. Кася достала воды, чтобы мы смогли напиться и смыть с лиц дорожную пыль, а я замесила немного свежей глины, чтобы починить наших волов. За день пути они начали трескаться тут и там. Сташек молча принес мне несколько пригоршней пыльной травы.

Мы как могли аккуратно рассказали детям, что случилось с их отцом. Мариша ничего не поняла, но напугалась. Она уже несколько раз спрашивала нас о маме. Сейчас она почти все время, как маленький ребенок, цеплялась за Касину юбку и никуда далеко от нее не отходила. Мальчик понял все слишком хорошо. Он выслушал это известие в полном молчании, а потом сказал мне:

— Это дядя Марек хотел нас убить? Я уже не ребенок, — добавил он, глядя мне в лицо, словно мне требовалось это услышать, раз он спрашивает меня о подобных вещах.

— Нет, — с трудом выдавила я, несмотря на спазм в горле. — Но он позволяет Чаще собой управлять.

Не уверена, что Сташек мне поверил. С тех пор он стал очень молчалив. Он был очень терпелив с Маришей, которая вцепилась и в него тоже, и везде, где мог помогал в работе. Но почти постоянно молчал.

— Агнешка, — сказал он, когда я закончила чинить поврежденную ногу второго вола, и выпрямилась, чтобы вымыть от глины руки. Я повернулась и проследила за его взглядом. Отсюда была на многие мили виден пройденный нами путь. На западе вся дорога скрылась за плотным пылевым облаком. Пока мы наблюдали, оно двигалось, приближаясь к нам. Кася подхватила Маришу. Я прикрыла рукой глаза от солнца и прищурилась.

Это был идущий отряд из нескольких тысяч человек. Впереди между всадниками и огромным бело-красным знаменем блестела стена копий. Я заметила во главе фигуру в серебристых доспехах верхом на гнедом коне. Рядом на серой лошади ехал всадник в белом плаще…

Мир накренился, сузился и обрушился на меня. Лицо Соли резко скакнуло вперед, приблизившись: он смотрел прямо на меня. Я так резко отстранилась, что даже упала на землю.

— Нешка? — сказала Кася.

— Скорее, — выдохнула я, поднимаясь на ноги, и подталкивая мальчика к повозке. — Он меня заметил.

Мы направились в горы. Я пыталась сообразить, как далеко от нас находится армия. Если бы в этом был какой-то прок, я бы подстегнула волов, но они двигались так быстро, как могли. Дорога была узкой и извилистой, полна камней, а их ноги начали быстро крошиться и ломаться. И даже, если бы я могла заставить себя остановиться, нигде не было глины для их починки. Я не посмела воспользоваться ускоряющим заклинанием, поскольку не знала, что нас ждет за следующим поворотом. Что если там засада, и я отдам нас прямо в ее руки, или еще хуже — сброшу нас в пропасть?

Левый вол внезапно упал вперед. Его нога отломилась и разбилась о камни в глиняную пыль. Второй вол провез нас немного дальше, и между парой шагов просто развалился на части. Потеряв равновесие, повозка опрокинулась, и мы вывалились наружу, оказавшись на куче хвороста и сухой травы.

К тому времени мы уже были глубоко в горах. По обе стороны от петляющей дороги возвышались высокие вершины с сухими, корявыми деревьями. Видно было недалеко, так что мы не могли понять, далеко ли находится преследовавшая нас армия. Обычно чтобы пересечь перевал требовался день. Кася подняла Маришу со Сташеком на ноги. Он упрямо шагал рядом со мной, не жалуясь на спешку, сбитые ноги и нехватку воздуха в воспаленном горле.

Мы остановились перевести дыхание у выступа с крошечным летним ручейком. Его хватало лишь на то, чтобы набрать пару горстей воды для наших пересохших ртов, и когда я выпрямилась, то вздрогнула от хриплого крика, раздавшегося над моей головой. На меня с ветки торчащего между камней кривого дерева смотрела черная ворона с глянцевыми перьями. Она снова громко каркнула.

Мы бросились бежать, но ворона последовала за нами, перескакивая с камня на камень. Я бросила в нее камень, пытаясь заставить ее отстать, но она лишь отпрыгнула и снова каркнула с едким триумфом в голосе. Чуть погодя к ней присоединились еще две товарки. Тропа петляла вдоль гребня хребта, трава осторожно спускалась по обе стороны крутого склона.

Мы продолжали бежать. Когда одна из гор отступила, тропа нырнула вниз, оставив по правую руку головокружительную пропасть. Должно быть к тому времени мы уже миновали перевал. Я еще долго не могла остановиться, чтобы как следует об этом задуматься, и почти тащила за собой Сташека. Где-то позади я слышала ржание лошади. Может она оступилась, слишком быстро двигаясь по узкой тропе. Вороны, кроме нашей неизменной спутницы, взмыли в воздух, кружа над нами и наблюдая. Последняя прыгала рядом, не спуская с нас ярких глаз.

Воздух был разряжен. Мы задыхались, хватая ртом на бегу воздух. Солнце катилось к закату.

— Стойте! — кто-то выкрикнул далеко позади, и над нашими головами, лязгнув о камни, ударилась упавшая стрела. Кася остановилась, впихнула Маришу в мои объятья, и когда я ее схватила, заняла место позади нас. Сташек испуганно оглянулся на меня.

— Беги! — сказала я. — Не останавливайся, пока не увидишь башню! — мальчик побежал и исчез, обогнув стену камня. Я поплотнее прижала к себе Маришу, которая обвила руки вокруг моей шеи и обхватила меня ногами, и бросилась за ним следом. Лошади преследователей были так близко, что мы уже слышали как из-под их копыт осыпаются камни.

— Я ее вижу! — прокричал Сташек откуда-то спереди.

— Держись крепче, — сказала я Марише, и побежала что есть сил. Ее тело билось о мое. Она впечаталась щекой в мое плечо и молчала. Мальчик нервно оглянулся, когда я запыхавшись выбежала за поворот. Он стоял на выдающимся из склона горы выступе достаточно широком, чтобы считаться лугом. Мои ноги отказывались идти дальше. Я повалилась на землю, едва ненадолго удержавшись на коленях, чтобы опустить Маришу и не упасть на нее. Мы вышли на южный склон. Тропа под нами продолжала спускаться по склону, извиваясь из стороны в сторону, вплоть до самой Ольшанки.