Мое платье представляло собой измятый и грязный клубок из лент, но он даже не повернулся, чтобы взглянуть. Не нуждаясь в дополнительных оправданиях, я забрала поднос и отправилась к себе. Без гнетущей усталости на плечах я почти взлетела вверх по ступеням, вбежала в комнату и заперла дверь. Сдернула с себя шелковую мишуру, натянула домашнее платье и рухнула в кровать, обняв себя от облегчения, как избежавший порки ребенок.

Тут мой взгляд упал на брошенный поднос и валявшийся на полу сверкающий нож. Ох. Ну какой же я была дурой, что даже подумала об этом. Он был моим лордом. Если бы по какой-либо немыслимой случайности я его убила, то меня бы приговорили к смерти, и моих родителей за компанию. Убийство не помогло бы мне сбежать. Проще выброситься из окна.

Я даже повернулась и, в отчаянии, выглянула в окно. Тут я заметила то, за чем с таким неудовольствием наблюдал Дракон. К Башне приближалось пылевое облако. Это был не фургон, а большая крытая карета: целый дом на колесах. Ее тянула упряжка лошадей, перед которой скакали двое верховых в серых с ярко зеленым ливреях. Еще четверо всадников в таких же ливреях следовали сзади.

Кортеж остановился у больших дверей. На крыше кареты был зеленый знак: чудище со многими головами. Всадники и телохранители спешились, и все завертелось. Когда двери башни, которые я не смогла даже пошевелить, легко распахнулись, люди слегка раздались в стороны. Я выглянула дальше и увидела, как на порог из дверей вышел Дракон.

Из кареты, пригнув голову, показался человек в длинном плаще того же ярко-зеленого цвета: высокий, светловолосый и широкоплечий. Он перепрыгнул подставленную для него лесенку, взяв одной рукой меч, который ему на открытых ладонях подал один из слуг, и, опоясываясь на ходу, быстро, но без спешки, прошел мимо своих людей.

— Ненавижу кареты хуже химер, — обращаясь к Дракону отчетливо так, что я услышала даже сквозь окно за фырканьем коней, произнес прибывший. — Неделю провел запертым в этом ящике. Почему ты не бываешь при дворе?

— Ваше высочество должно меня извинить, — холодно ответил Дракон: — Обязанности держат меня здесь.

К тому времени, позабыв о своих передрягах и страхах, я перегнулась за окно так сильно, что легко могла выпасть. У короля Польни было два сына, но наследный принц Сигизмунд был лишь разумным юношей. Он был образован, женат на дочери одного из северных графов, подарив нам союзника и порт. Их союз уже был благословлен наследником и дочерью. По общему мнению, он был прекрасным правителем, а так же станет прекрасным королем, но до него никому не было дела.

Принц Марек был куда примечательнее. Я слышала с дюжину историй и песен о том, как он убил вандалусскую гидру. Все были разные, но, я уверена, по-своему правдивые. А кроме того, в последней войне с Росией он убил то ли троих, то ли четверых, а может и девять великанов. Однажды он даже ездил сражаться с настоящим драконом. Только оказалось, что его выдумали крестьяне, которые прятали якобы съеденных драконом овец, чтобы не платить подати. Но принц крестьян не наказал, а отчитал их лорда за жадность.

После того, как за принцем с волшебником закрылись двери Башни, эскорт начал разбивать лагерь на поле перед входом. Я вернулась в свою комнатушку и принялась мерить ее кругами. Наконец я начала красться вниз по лестнице, пытаясь подслушать их разговор, пока не услышала доносившиеся из библиотеки голоса. Удалось услышать лишь одно слово из пяти, но речь шла о войне с Росией и о Чаще.

Но я не слишком вслушивалась. Мне было все равно, о чем они беседуют. Гораздо важнее для меня была слабая надежда на спасение. Все равно, какие ужасы проделывал со мной Дракон, высасывая из меня жизнь — это было незаконно. Он приказал мне спрятаться, не попадаться на глаза. А что, если причина была не в том, что я такая неряха — что можно было исправить одним-единственным словом — а потому что Дракон не хотел, чтобы принц узнал, чем он занимается? Может мне попросить защиты у принца, и он увезет меня отсюда…

— Довольно! — прервал мои размышления голос принца Марека. Слова прозвучали отчетливо, словно принц подходил к двери. Он был раздражен. — Вы с отцом и Сигизмундом блеете хором словно овцы. Довольно с меня. Я не намерен это дольше терпеть.

Стараясь шуметь как можно меньше, я босиком быстро умчалась наверх. Гостевые покои находились на третьем этаже между библиотекой и моей комнатой. Я уселась на лестнице, прислушиваясь к звуку его шагов, пока они не стихли. Я сомневалась в своей способности напрямую ослушаться Дракона. Если он поймает меня за попыткой повидаться с принцем, то сделает со мной что-нибудь ужасное. Кася бы на моем месте, я была уверена, наверняка воспользовалась бы выпавшим шансом. Будь она здесь, то вошла бы к принцу, опустилась перед ним на колени и попросила о спасении. И вела бы себя не как испуганная заговаривающаяся девчонка, а как дева из преданий.

Я ушла к себе в комнату и до захода солнца про себя репетировала эту сцену. И вот когда совсем стемнело, я с колотящимся сердцем прокралась вниз. Но все равно мне было страшно. Сперва я спустилась ниже и проверила, не горит ли свет в библиотеке и лаборатории, но Дракон спал. На третьем этаже в щели под одной из дверей гостевых комнат тускло мерцал оранжевый отсвет горящего камина. В спальне Дракона не было ничего видно, все терялось в тенях в дальнем конце холла. Но я все равно нервничала перед тем как зайти. И тут вместо этого я направилась вниз в кухню.

Я убедила себя, что голодна. Трепеща, стоя у очага, я подкрепилась парой кусочков хлеба с сыром и отправилась обратно. На самый верх, к себе.

Ну не могла я представить себя — себя! — произносящую изысканную речь, стоя на коленях у дверей принца. Я не Кася, не какая-то особенная. Я бы только разревелась с глупым видом, так что он выставит меня за порог, или хуже, позовет Дракона, чтобы меня наказать. С какой стати ему мне верить? Крестьянка в обносках, служанка Дракона будит его среди ночи и рассказывает дикую историю про то, как ее пытает великий волшебник?

В мрачном состоянии духа я дотащилась до своей комнаты и застыла на пороге. Посредине комнаты, рассматривая картину, стоял принц Марек. Он стащил с нее покрывало. Принц оглянулся и с сомнением оглядел меня с ног до головы:

— Милорд. Ваше высочество, — произнесла я, но как бы понарошку. Слова прозвучали шепотом, так что он вряд ли расслышал что-то, кроме неразборчивого бубнения.

Но ему было все равно.

— Так-так, — произнес он, — ты ведь не одна из его красавиц. — Он в два шага пересек комнату, и она внезапно показалась мне еще меньше, чем была на самом деле. Подняв мое лицо за подбородок, он принялся его разглядывать, поворачивая из стороны в сторону. Я молча смотрела на него. Было странно, сногсшибательно, находиться так близко к нему. Он был выше меня, могучий, словно жил, не снимая доспехов, симпатичный как с картинки, гладко выбрит и вымыт. Его светлые волосы ближе к шее темнели и завивались в кудри. — Но, возможно, ты, дорогая, обладаешь иными существенными достоинствами, способными это скрасить? Разве не таков его обычный стиль?

Он говорил не грубо, скорее поддразнивая, и заговорщически мне улыбался. Я вовсе не была оскорблена, только ошарашена подобным вниманием, словно вовсе не открыв рта уже была спасена. И тут он рассмеялся, поцеловал меня и очень умело принялся шарить по юбке.

Я забилась, словно рыба, угодившая в сеть. Это было все равно, что колотиться о двери башни. Бесполезно. Он даже не заметил моих попыток. Вместо этого он вновь рассмеялся и поцеловал меня в шею.

— Не волнуйся, он не будет против, — сказал принц, словно это была единственная причина для беспокойства. — Он остается вассалом моего отца, даже если ему нравится сидеть в этой дыре и вами править.

Вряд ли он находил удовольствие в борьбе со мной. Я по-прежнему молчала, и мое сопротивление было довольно вялым, удивленным: «Неужели он, принц Марек, герой, на это способен? Неужели он в самом деле может меня желать?» — Я не кричала, не умоляла, и, думаю, ему и в голову не могло прийти, что я буду сопротивляться. Думаю, в обычном дворянском особняке в его постель уже пробралась бы какая-нибудь возжелавшая его внимания служанка, избавив его от необходимости пускаться на поиски. Если на то пошло, если бы он прямо меня спросил и дал время оправиться от удивления, то, может быть, я бы и сама была не прочь ему ответить взаимностью. Я сопротивлялась скорее рефлекторно, чем желая ему отказать.