Солдат выполнил столь странный приказ.

— Ладони наверх!

Никаких задержек или вопросов — команда выполнена. Сиптуаг наклонился вперед. Его обритая голова отражала неровный свет единственного факела, а украшенный бородкой волевой подбородок едва заметно подрагивал.

— Разверни их.

И снова никаких вопросов. Сиптуаг провел в таком положении больше пяти минут, заставляя мечника поочередно поднимать и опускать руки, растопыривать пальцы.

— Кажется все хорошо. Но я хочу, чтобы ты спустился вниз. Найди протоиерея — пусть он проведет процедуру очищения.

— Но господин! Я ведь должен охранять вас!

Сиптуаг покачал головой:

— Сейчас для тебя главное — сохранить чистоту души.

— Но…

— Никаких но! Или ты идешь вниз и выполняешь мое распоряжение, или и немедленно отрубаю тебе кисти рук! Можешь подумать, прежде чем ответить.

Сиптуаг резко развернулся, расцепил пряжки застежки, стянул синий плащ и, сложив ткань в четыре слоя, медленно поднял с пола книги. Укутав их, Сиптуаг быстро пошел к лестнице.

— Я закончил здесь. Можете еще осмотреться, но не думаю, что получится найти еще хоть что-то.

Архиерей спустился во двор и постарался найти хоть кого-то из золотого духовенства. Архидиакон Ловенс занимался осмотром стен, протоиерей уводил в лагерь мечника, а диакон спускался в подземелье. Иерей отсутствовал — помогал герцогу Идену. Все были при деле.

Сиптуаг оперся на свой посох. Хоть он и не мог не радоваться разрушению этого памятника скверны, его до сих пор не покидало чувство неправильности. Что же сотворили некроманты, что им пришлось бежать из дворца? Он до сих пор мог чувствовать в воздухе присутствие чужой силы. Мощи, столь невообразимой и яростной, что она вызывала у него сильную тошноту. Силу столь знакомую, но столь отвратительную…

Послышался громкий крик, из подземелья выбежали солдаты и, теряя по дороге оружие, устремились к архиерею.

— Господин! Там. Там! Оно там!

Сиптуаг мгновенно насторожился:

— О чем вы?

— Аргетовый монстр! — взвыли солдаты. — Он в подземелье!

Двор мгновенно пришел в движение. Солдаты бросились к своим товарищам, вышедшим из подземелья. Архидиакон и диакон остановились и заспешили обратно.

Сиптуаг бросил книгу на землю и положил руки на плечи воинов:

— Вы уверены?

— Да. Он огромен, изранен, лежит на полу. Но это определенно один из них.

— Он? Он что там один?

— Да, больше никого нет.

Сиптуаг бросился к подземелью:

— Золотое духовенство идет со мной! Еще семь мечников и столько же копейщиков. Остальным оставаться во дворе!

— А серебряное духовенство?

— Остаются у входа.

Монстр был мертв. Его серебряная кожа-чешуя уже давно начала тускнеть, когти расслаивались, а крупные клыки растрескались. Из многочисленных ран изливалась серебристо-синяя кровь. Одна из рук почернела, огонь в глазах давно потух, и теперь они напоминали четыре бездонных озера.

— Он был мертв еще до того, как мы пришли во дворец.

— Согласен. — Сиптуаг опустился на колени возле отвратительного существа. — На его теле десятки ран, но сомневаюсь, что хотя бы одна из них стала для него смертельной.

— Может быть большая кровопотеря?

— Нет. У солдат ни разу не получалось взять их измором. Сколько бы ран они ни наносили, эти твари все равно продолжали идти вперед.

— Тогда что послужило причиной его смерти? — диакон склонился над почерневшей рукой.

— Быть может, неправильное проведение ритуала? — предположил один из копейщиков.

— Возможно. Они сами заманили его сюда, после чего убили. Но он сопротивлялся.

— Но почему они решили уничтожить его?

— Быть может он вышел из-под контроля, — пожал плечами Сиптуаг. — Сейчас это не имеет значения, важен лишь сам факт того, что они его призвали.

Сиптуаг поднялся с колен и вгляделся в глаза своих воинов:

— Если раньше у кого-то из нас и могли быть сомнения, то теперь от них не осталось и следа. Некроманты — создатели Аргетовых монстров. Они призывают их в наш мир, дают им силу и власть, а затем обрушивают этот ужас на беззащитных людей, живущих подле леса. Теперь они больше не смогут прятаться за пеленой лжи! И они готовы использовать их вновь!

Сиптуаг выбежал из подземелья и обратил свой пылающий верой взгляд на столпившихся во дворе солдат:

— Приспешники грязного колдовства призвали Аргетовых монстров!

Всеобщий вздох ужаса почти оглушил архиерея. Он выдержал паузу, позволив воинам успокоиться, прежде чем продолжил.

— Я понимаю ваши чувства, ибо испытываю их сам. Враг не раз призывал этот ужас для того, чтобы он сеял в наших сердцах страх. Он уже многие десятки лет обрушивает их на наших родных и близких. На людей, ничем не заслуживших подобного. На безвинных! И здесь и сейчас они призывают их вновь! И все для того, чтобы попробовать остановить нас! Остановить наш святой поход. Поход во имя двух богов! Во имя людей! Людей свободных. Людей благословленных. Убивавших по нужде, а не из прихоти! Они призывают этих монстров, но нам не стоит бояться. Мы не будем бояться, мы не будем отступать! Ведь мы с вами боремся за своих близких и за все королевство. За всех людей!

Сиптуаг вскинул свой посох. Он чувствовал веру этих людей. Веру в него, веру в их дело, веру в двух богов. И это придавало ему еще больше сил. Воздух буквально стал живительным. Вдыхая его, Сиптуаг чувствовал, как сердце начинает биться сильнее. Кровь побежала по венам, наполняя мышцы силой.

Это было явственное проявление могущества богов. Это была сила, которую они дали людям. И он намеревался воспользоваться ею, для уничтожения некромантов.

14

Боль. Такая боль.

Холод сковывал руки, ноги погружались в пламя, торс пронзали тысячи мельчайших игл, а глаза пытались провернуться внутрь черепа.

Мое тело разрывалось в тысячи сторон и в то же время вдавливалось само в себя. Десятки клинков рубили меня, а нити связывали обратно.

Я попытался закричать, но обнаружил, что мой рот даже не способен раскрыться. Его заперли, словно дверной замок.

Боль преследовала меня. Она была всюду. Я пытался сбежать, но лишь чувствовал, как петля, удерживающая меня на месте, затягивается сильнее. Я рвался вперед, но не мог сдвинуться. Я бежал, но не пробегал ни метра. Я видел лишь тьму, каждую секунду взрывающуюся невыносимо слепящим светом.

Как же больно!

Оковы на руках затянулись. Ноги свело судорогой. Я упал на землю. Я падал в пропасть. Бездонную и безжалостную. Бездна была полна шипов, они рвали меня на части. Я пытался схватиться за них, пытался остановить свое падение, но лишь получал новые раны. Колющие, режущие, рваные.

Я не могу это терпеть! Никто не способен выдержать эту боль. Никто!

Да, она будет с тобой вечно.

Кто это сказал? Что это… Агх! Огонь. Снова огонь! Да сколько же можно?!

Я не смогу. Не смогу!

Ты прав — не сможешь. Никто не смог.

Голос был холоден и раздавался одновременно со всех сторон.

Голос? Ты думаешь, что я голос?

Холодящий душу смех раздался внутри моей головы. Глаза остекленели, неведомая сила вбила меня в стену. Стену? Разве стена могла резать? Разве стена могла сжигать?

Боль в выворачиваемых конечностях была невообразимой. Одна за другой, мои руки ломались, разрывались, мышцы горели, отмирали, снова горели, срастались и вновь разрывались.

Когда же эта боль закончится?! Чем я ее заслужил?!

Держись. Это будет тяжело, но ты должен терпеть.

Кто это сказал? Кто это сказал?! Голос был так не похож на предыдущий. Он не был ни холоден, ни безжалостен, ни угрожающ. Он был… успокаивающим.