Две женщины Бене Гессерит шли рядом с Користой; каждая тащила тяжёлый вьюк с собранными драгоценными камнями. Досточтимые матроны получали удовольствие, держа униженных преподобных матерей под каблуком. За время ссылки Користа и её товарки-сёстры узнали всё о преступлениях друг друга и невзирая ни на что оказывали друг другу поддержку. Но в нынешней ситуации эти такие мелкие теперь проступки и бессмысленное их искупление и расплата за них не значили ровным счётом ничего. Она и её товарки знали, что раздражённые шлюхи скоро непременно их убьют, сделав истории их жизней не имеющими смысла. Теперь, когда сюда в качестве специализированной рабочей силы прибыли фибианцы, экономической системе Баззелла сёстры были больше не нужны.

Слева от Користы из воды возникли пять взрослых фибианцев — худощавые и мощные фигуры с пугающими выражениями лиц. Их чешуйчатая кожа сверкала масляным блеском, их головы имели обтекаемую форму, подходящую для плавания. По всей видимости, Досточтимые Матроны вывели этих существ, используя технологии и знания генных мастеров с Тлейлакса, которые также спасались в Рассеянии. Добровольно ли сотрудничали эти тлейлаксианские изгнанники, экс- перементируя с человеческим материалом, или шлюхи их заставили? Гладкие и сверкающие фибианцы были хорошо сконструированы для своей подводной работы.

Гуманоиды, с которых каплями стекала вода, вышли на сушу, неся сети, наполненные мерцающими камнями су. Користе эти драгоценности больше не казались притягательными. Для неё они имели вид и вкус крови, пролитой для того, чтобы их получить. Тысячи обитателей Баззелла — сосланные сёстры, вспомогательный персонал и даже контрабандисты и торговцы — были убиты Досточтимыми Матронами при захвате власти.

Ответственные за работу шлюхи прокричали резкие приказы, и Користа взяла плетёную сеть у первого фибианца. Она почувствовала шедший от существа запах солёной влаги, приправленный йодом с оттенками рыбы. Узкие глаза были прикрыты влажной мигательной мембраной.

Глядя в отвратительное лицо, она почувствовала холод и представила, что это мог бы быть отец её морского ребёночка, который сейчас тайно поправлялся в её хижине. И как только она об этом подумала, взрослый фибианец ткнул её в спину. Шипящим голосом существо произнесло:

— Слишком медленно. Иди работай.

Она схватила сумку с камнями су и поторопилась прочь. Ей не хотелось, чтобы досточтимые матроны обратили на неё внимание. Так подсказывал ей её инстинкт выживания.

Никто бы не пришёл им на помощь. С момента разорения Ракиса лидеры Бене Гессерит отсиживались на Капитуле, прячась от безжалостных охотников. Користа задавалась вопросом, является ли ещё Тараза верховной матерью ордена или — как намекали слухи — Досточтимые Матроны убили её на Ракисе.

На этой захолустной планете Користа и её товарки никогда этого не узнают.

* * *

Вечером в своей хижине, освещённой горящей масляной лампой, Користа качала фибианского малыша на руках и кормила его бульоном с ложечки. Какая ирония была в том, что мастерицы селекции отобрали у неё её собственное дитя, а теперь в результате странного космического поворота к ней попало это... существо. Как будто Судьба сыграла с ней жестокую шутку: чудовище взамен её прекрасного малыша.

Она немедленно отчитала себя за то, что подумала об этом. Это бедное неразумное дитя не могло управлять своими окружением и происхождением или выпавшей на его долю судьбой.

Она держала влажного и прохладного малыша в тусклом свете и могла чувствовать странную гудящую энергию его тела, почти мурлыкание по ощущениям, но беззвучное. Сначала малышу не нравилась ложка, и он отказывался есть из неё, но постепенно, проявляя терпение, Користа упросила его съесть простой бульон, сваренный из рачков и морских водорослей. Малыш почти не хныкал, хотя и смотрел на неё с самым печальным выражением, которое она когда-либо видела.

Жизнь была так непредсказуема, мгновение за мгновением, год за годом, и так хаотична внутри гораздо большего хаоса целой вселенной. Люди стремились что-то делать, двигаться в направлениях, которые казались им важными.

Когда Користа смотрела на фибианца и устанавливала с ним нежный зрительный контакт, у неё возникало ощущение наивысшего душевного равновесия, ощущение, что время, которое они проводят вместе, оказывает благотворное влияние на взбешённый космос... что на самом деле весь этот хаос не таков, каким выглядит, что её поступки и умения служат большой, значительной цели. Отношения каждой матери и её ребёнка выходят далеко за пределы их собственного маленького мирка, далеко за горизонты, которые они могут видеть или даже могут себе представить.

В далёком прошлом селекционная программа Бене Гессерит была сфокусирована на создании генетической базы, результатом которой стало бы появление Квисатц Хадераха, по всеобщему мнению, мощной объединяющей силы. Тысячи лет Община сестёр стремилась к этой цели, и на этом пути было много неудач, много разочарований. Хуже того, когда наконец был достигнут успех с Паулем Атрейдесом, Муад’Дибом, Квисатц Хадерах повернулся против них и разрушил их план. А за ним и его сын Лето II Тиран...

«Больше никогда!» — зареклись Бене Гессерит. Они никогда не будут пытаться вывести ещё одного Квисатц Хадераха, но всё же тщательный отбор и скрещивание генетических линий продолжались на протяжении тысячелетий. Они должны пытаться сделать что-то. Должна быть какая-то причина, по которой у неё отняли её собственного ребёнка.

Мастерица селекции Монайя приказала Користе добыть особые генетические линии, которые Община сестёр посчитала необходимыми. Ей не объяснили, каким образом она встраивается в общую картину; в глазах её начальства это выглядело несущественной деталью. Полную информацию знали всего несколько избранных, а приказы поступали сверху вниз солдатам на передовую.

«Я была одним из таких солдат».

Користа получила команду соблазнить аристократа и родить от него ребёнка; её предварительно проинструктировали не влюбляться ни в него, ни в малыша. Вопреки своим врождённым природным инстинктам она должна была отключить эмоции и выполнить задание. Она была просто ёмкостью для переноски генетического материала, содержимое которой в итоге передавалось Общине сестёр. Всего лишь контейнер для сперматозоида и яйцеклетки, порождающих нечто необходимое её начальству.

Сама того не желая, она выиграла половину сражения; к мужчине она не испытывала ни малейшего интереса. Да, он был достаточно красив, но его испорченный и вздорный характер отталкивал её даже тогда, когда она обольщала его. Она исчезла, так и не сообщив ему, что понесла от него ребёнка.

Но вторая часть сражения, наступившая позже, была гораздо сложнее. Вынашивая ребёнка в течение девяти месяцев, вскармливая его собственным телом, Користа понимала, что не сможет отдать его Монайе. Незадолго до родов она скрылась ото всех и самостоятельно родила дочку.

Но сёстры налетели, словно стая разъярённых чёрных ворон, когда малышке от роду было всего несколько часов и ещё до того, как Користе удалось узнать собственное дитя. Безжалостная Монайя сама взяла новорождённую и унесла её, чтобы использовать для секретных целей. Всё ещё слабая после родов, Користа понимала, что больше никогда не увидит дочку вновь, и что она никогда не могла называть её своей. Несмотря на то, что она переживала за девочку, малышка никогда ей не принадлежала, и ей удалось лишь несколько мгновений провести вместе с нею. Даже её чрево ей не принадлежало.

Конечно, Користа поступила безрассудно, попытавшись сбежать и оставить ребёнка у себя. Её наказание, как и ожидалось, было суровым. Её сослали на Баззелл, куда отправляли и других сестёр в такой же ситуации —все они были виновны в грехах любви, которую Община сестёр не терпела... в «грехах человечности».

Как необычно называть любовь преступлением. Не любовь давным-давно расколола вселенную, а бесконечные войны. Користе казалось недостойным, что руководство Бене Гессерит занимает такую позицию. По-своему сёстры сочувствовали и помогали людям, но преподобные матери и мастерицы селекции произносили слово «любовь» только как уничижительный термин или диагноз.