Изменить стиль страницы

— Он нападал даже на собственных отпрысков, — сказал Гарриетт с сожалением. — Когда я пришел, дом был совершенно разграблен. Вдова Гламринга забрала уцелевших детей и ушла в другую деревню — к родственникам.

Гарриетту не приходилось выбирать и он остановился там. Где предложили — в разоренном доме. Гламринг явился и в этот раз, когда солнце почти скрылось за вершинами гор. Начал стучать пятками по крыше, так что весь дом содрогнулся. А потом полез внутрь. Он был точно таким, как его описывали. Большим, голова доставала до потолка. Одежда висела лохмотьями, челюсть не закрывалась из-за острых зубов. А вонь стояла такая, что слезились глаза и невозможно было вздохнуть.

Если бы Гарриетт замешкался хоть на мгновение, то гардарикцу не сидеть бы теперь у костра. Чудовище хотело съесть его, или просто убить. Гарриетт не успел обнажить меч, поэтому просто толкнул Гламринга со всей силы, вышибая из дома. Не хотелось убивать его там же, где собирался спать. Чудовище взвыло и само потащило Гарриетта к выходу. На пороге Гарриетт все-таки повалил Гламринга и прижал к земле, достав длинный кинжал, что тогда всегда носил с собой.

— Я замешкался лишь на секунду, приноравливаясь, куда лучшего его ударить, в глаз или в шею, — сказал Гарриетт. — Охи страшен же был его взгляд, — его передернуло.

— Зачем ты смотрел? — сказал Йормунганд с досадой.

А потом Гарриетт все-таки отрезал Гламрингу голову. Она откатилась с чавкающим звуком и застыла с вывалившимся языком. Гарриетт поднял ее, и положил на тело, между ляжек, как учили его давно-давно, еще в родной земле, как следует поступать с нелюдью.

— Жечь надо было, — сказал седой воин. — Огонь все очищает.

— Деревенские так и сделали, — сказал Гарриетт, — сожгли. Прах собрали и похоронили далеко в лесу, так, чтобы не беспокоил больше ни деревню, ни путников.

Йормунганд кивнул.

— Он что-нибудь сказал тебе? — спросил он Гарриетта.

Гарриетт едва заметно вздрогнул.

— Нет, — сказал он, глядя в пламя, — ничего.

После дождя дорога превратилась в жидкий кисель. Но торчать в мокром лесу, глядя как капли воды скатываются с широких листьев и мерзнуть, закутавшись в плащ и согревая руки дыханием, бессмысленно. Йормунганд тащился в самом конце отряда. Капюшон падал ему на глаза, и он уже устал его поправлять. Так что прислонился к шее лошади и незаметно задремал. Лес и грязь, ничего интересного.

Йормунганда разбудили далекие крики. Оказалось, что уснув, он отстал от отряда еще больше, и никто не хватался его. Он отодвинул капюшон и прищурился. Гарриетт говорил, что до Уллаильма уже недалеко, полдня пути или чуть больше. Может, Йормунганд пустил лошадь галопом, на них напало чудовище? Он протянул руку к небольшому самострелу приточенному к седлу. Нет, лязг мечей и крики доказывали, что на отряд напали, но не потусторонние силы. Даже в глухих местах сидит по банде. Йормунганд шумно выдохнул.

Скачка поначалу мешала ему, но потом он приспособился, сдернул капюшон с головы, россыпь капель брызгами сорвалась с него. Йормунганд закрыл глаза и тут же широко открыл их, стремясь вместить во взгляд не только то, что находилось перед ним, но и далеко впереди, вокруг и сзади. Он почувствовал каждый мускул лошади и ее напряжение, и скользящие в грязи копыта. Крики и лязг стали не просто ближе, они раздавались под самым ухом, будто вот-вот снесут ему голову.

Йормунганд резко остановил лошадь, едва не упав вместе с ней. Золотые нити взметнулись от земли и опутали голову и плечи. Мокрый темно-синий плащ засиял дивным узором.

— Еще, — прошептал Йормунганд, — они не одни, есть еще.

Нет, не чудовища, люди.

Но разницы никакой.

Йормунганд направил лошадь в лес. Она шла послушно, помахивая хвостом, как на прогулке. Йормунганд ласково потрепал ее за шею. Встречная, вспомнил он ее имя. Хорошая пегая лошадь. Не самая лучшая, не боевой конь, но умная и выносливая.

Давно, еще в прошлой жизни, когда Йормунганд скитался от деревни к деревне, его часто преследовали, загоняли в лес, неожиданно пленяли, когда он останавливался на ночлег. Йормунганд достал самострел. Возникло искушение погадать прямо сейчас, вытащить руну на счастье, но Йормунганд уже чувствовал, а скоро и услышал, как зашевелились бандиты на деревьях. Лучники часто прятались под покровом леса, с безопасного расстояния расстреливая путников. Сейчас они не стреляли, их подельники в куче дрались с людьми Гарриетта, велик шанс попасть в своих.

Йормунганд знал, что его заметили. Резко вскинув руку, он поймал стрелу в полете. Но тут же полетели и другие. Трое, нет, четверо целились в него из-за тисовых ветвей.

— Ну-ну, — сказал Йормунганд, улыбаясь, — зачем же так грубо?

Он вскинул самострел, и тот, что находился на ближнем дереве, с коротким вскриком упал. Йормунганд поднял Встречную на дыбы, защищаясь от выстрелов, и тут же выпрыгнул из седла умирающей лошади. Времени хватило. Чтобы перезарядить самострел. Снова щелкнула тетива, и еще один лучник повис на ветвях дерева.

Йормунганд притаился за тисовым стволом. Болтов самострела хватило бы на взвод лучников, но двое последних спрятались по-настоящему хорошо. Не так просто попасть в человека сквозь все ветви и листья. Только одно хорошо — у них та же проблема. Йормунганд сидел, пригнувшись, положив самострел на колено. Главное — не торопиться, не начать пороть горячку первым, дать противнику испугаться и запаниковать.

Он точно знал, на каких деревьях сидели двое оставшихся.

— Все равно Турх сейчас вернется и прирежет тебя! — звонко крикнули с макушки одного из тисов. Йормунганд поднял самострел и выстрелил на голос. Судя по ругани, попал, но не убил. Ответная стрела едва не задела его по носу. Йормунганд рефлекторно шарахнулся и уклонился от другой стрелы — в горло. Он пригнулся как можно ниже, скрываясь за зарослями чертополоха. С самострелом, почти лежа на земле, пришлось повозиться. Перезарядить получилось не сразу и несколько болтов упали во влажную подгнившую траву.

Шум битвы тем временем стихал. Турх и в самом деле мог появиться с минуты на минуту. Для, преследуемых ли отрядом Гарриетта, с добычей ли, бандитов Йормунганд станет легкой жертвой. Не такой уж легкой, подумал он, нащупывая длинный кинжал на поясе. Но сначала надо разобраться с лучниками. Просидеть друг против друга они могли достаточно долго, и ребятам на деревьях это было только на руку.

— Что-то долго нет твоего Турха! — громко сказал Йормунганд, приподнимая голову. Темные волосы взъерошились и лезли в глаза, он нетерпеливо мотнул головой. Дерево, где находился раненный лучник, находилось в двадцати шагах. Йормунганд подобрал потемневший от влаги плащ, на него налипли комья земли, прошлогодние листья, трава. Йормунганд перекинул плащ через руку, чтобы не мешался и выскочил из зарослей так быстро, как только мог. Стрела вонзилась в землю слева у его ног, Йормунганд послал ответный болт. На дереве вскрикнули.

— Еще один, — произнес Йормунганд одними губами. Теперь он находился на виду. Пара секунд. Наконечник стрела замер у зрачка. Йормунганд перехватил древко и тут же, почти не целясь, метнул кинжал. Последний лучник упал на землю молча. Йормунганд помедлил мгновение, потом быстро побежал на звук падения. Кинжал с рукояткой инкрустированный бриллиантовой крошкой, работы Бьярне. Оставлять его в лесу Йормунганд себе не мог позволить.

Лучник лежал под деревом, широко раскинув руки, на вид ему было лет двенадцать. Грубая, порванная в нескольких местах куртка с капюшоном. Обувь, из которой торчали пальцы. Он умер от падения. Кинжал пронзил ему бедро. Светлая голова затылком пришлась на некстати подвернувшийся булыжник. Йормунганд склонился над телом и выдернул кинжал. Прислушался. Звуки битвы стихи, но теперь появились звуки ломаемых веток и топота. Бандиты бежали, так и сумев одолеть обученных солдат. Йормунганд недолго думая, взобрался на тис, откуда упал лучник.

Ждать пришлось недолго. Мимо пробежали несколько человек, примерно шестеро, в выцветших пятнистых плащах. Йормунганд усмехнулся. На голове одного из бандитов красовалась корона из пучков сухой травы, второй извалял плащ в сухих листьях. Бежавших замыкал здоровяк с широким мечом в руках. Он не стал портить дорогой плащ маскировкой из лесного мусора. На шее болталась золотая цепь, блеск которой Йормунганд уловил даже сидя на дереве.