Вывод не голословный. Его подтверждает опыт, который сейчас проделывает Дуров. Вечером этот же опыт станет эффектным номером и, конечно, вызовет бурное одобрение публики.

Владимир Леонидович выпускает из клетки обыкновенного серого зайца. В тетради экспериментатора он торжественно именуется «Заяц-русак — Лепус еуропеус Ралл». Русак смело подскакивает к игрушечной пушке, которую карлик Василий только что зарядил изрядной порцией пороха.

— Пли! — командует Дуров.

Передней лапкой заяц нажимает на деревянную плашку, соединенную веревкой со спуском пушки. Гремит выстрел. Он так силен, что раскаты его разносятся по всему Уголку. Грохот, сноп искр, стелющийся дым не производят никакого впечатления на отважного артиллериста. Он продолжает спокойно оставаться у пушки, за что тут же награждается медалями — кружками нарезанной моркови.

Репетиция и в то же время научный опыт продолжается. Вот клетка с надписью: «Пустельга обыкновенная — Перхонеис тиннункулус Лини. Молодой экземпляр, пойман в Сокольниках под Москвой». Дуров открывает дверцу клетки и на расстоянии нескольких шагов стреляет из охотничьего ружья. Дым от выстрела еще не успевает рассеяться, а пустельга, спокойно расправив крылья, вылетает из клетки и садится на дуло ружья. Ну, конечно, и она получает награду прямо из рук экспериментатора.

Как короток день! Владимир Леонидович еле успевает обойти остальных своих питомцев. С некоторыми он задерживается, кое-кого успевает лишь приласкать, а с такими, как его любимец морской лев, умнейший Лео, он проводит много времени.

Тетрадь к концу дня заполняется новыми записями. Они должны ответить на вопросы, которые изучает экспериментатор. Есть ли у животных свои психический мир? А если есть, то какой? Такой ли, как наш, или особый, другой? Если другой, то похожий ли на наш? Если похожий, то чем?

…Ночь… Мирно спят обитатели Уголка. Даже любитель ночной темноты филин, словно оберегая соседский покой, старается не шуметь и совсем тихо уплетает зазевавшегося мышонка.

В кабинете Владимира Леонидовича горит свет. Настольная лампа под зеленым абажуром освещает его сосредоточенное лицо, исписанные листы бумаги, торопливо бегущее перо.

После вечернего представления в цирке Владимир Леонидович все же выкроил время, чтобы подытожить дневные наблюдения и то, что, по его мнению, достойно внимания, описать в книге. «Я разделяю искусство дрессировки животных на два способа: поощрительный и болевой — механический. Первым способом я называю способ, который, к несчастью, исключительно применяю пока только я один, — способ, основанный на тщательном изучении психики животного.

Чтобы виднее были все его преимущества, сначала познакомлю со старым, общепринятым способом, основанным на причинении животному боли и механическом вызывании этим путем нужных движений, которые связываются с определенными словами.

Возьмем цирковую лошадь. Предположим, дрессировщику нужно выучить лошадь „маршировать“. Дело происходит на арене. Учит дрессировщик и два кучера. Первый кучер держит лошадь под уздцы, стоя у барьера. При малейшей попытке рвануться вперед, дергает лошадь за узду, причиняя боль губам. Лошадь пятится назад. Второй кучер ударяет сзади шамберьером, а дрессировщик методически бьет лошадь хлыстом по левой стороне груди.

Кончик хлыста сечет одно и то же место. Лошадь, желая освободиться от боли хлыста, рвется вперед, но получает удар от первого кучера по носу и боль от уздечки. Пятится назад — получает удар шамберьером от второго кучера. И ровные, методические, как часы, удары хлыста, не переставая, секут левую сторону груди. Лошадь вся в мыле, топчется на одном месте.

Дрессировщик же продолжает бить хлыстом по одному и тому же месту до тех пор, пока она рефлекторно, сокращая мускулы, не поднимет левую ногу, чтобы закрыть и защитить наболевшее место. Хлыст сразу перестает действовать, опускается, но… ненадолго.

Лошадь, тяжело дыша, стоит как вкопанная, но вот опять хлыст поднимается и сечет по прежнему месту. Опять старая процедура. Лошадь рвется вперед (боль от уздечки) и назад (от шамберьера), а хлыст делает свое дело. Лошадь опять поднимает ногу и опять временно прекращается сечение. Чем дальше, тем чаще лошадь поднимает ногу, с силой ударяя копытом о землю, как бы этим движением прекращая мучительное сечение. Дрессировщик бьет хлыстом ее уже по другой стороне груди до тех пор, пока лошадь не поднимет правую ногу.

И это происходит каждый день в одно и то же время методически, аккуратно».

Владимир Леонидович отложил перо, откинулся в кресле. Система эта, впервые введенная немцами, применяется во всех цирках и за границей и в России. Шамберьер — главное орудие для такого дрессировщика, а для укротителя — бич, который еще грубее, жестче, страшнее. Недаром при виде бича звери в страхе прижимают уши, прячутся в угол или жмутся к стенке клетки.

Как всегда, когда приходится говорить о жестокости человека к животным, Владимир Леонидович с трудом сдерживает негодование. Однако, стараясь сохранять объективность исследователя, он продолжает записи. Как чужды ему методы дрессировки, применяемые большинством фирм, поставляющих диких зверей на мировой рынок.

Вот типичный прием. Молодых львят, тигрят, белых медведей собирают в группы. Каждую из них поручают укротителю, законтрактованному фирмой для будущих выступлений. Он ежедневно является к группе четырехмесячных зверьков и аккуратно выполняет свою первую обязанность — бьет и гоняет их из одного угла клетки в другой, методически, одним и тем же бичом.

Звери растут в постоянном страхе, с одним сознанием, что человек, приходящий к ним ежедневно, держит в руке нечто ужасное, бич, от которого надо бежать, чтобы избавиться от жестоких ударов. Поэтому всякий раз при появлении укротителя с хлопающим бичом звери, как шальные, шарахаются в дальний конец клетки. Первый номер готов.

«Учение» продолжается. В клетку вдвигают глухой барьер. Сначала звери, боясь нового предмета, сбиваются в кучу, но вот приходит в действие бич, и они, забыв все на свете, волей-неволей прыгают через препятствие. Второй номер готов.

Нет предела жестокости такого укротителя. Он стремится, чтобы при одном появлении его дикие звери приходили в состояние ужаса. Тогда их можно заставить делать, что угодно, даже скакать сквозь пылающий обруч, ведь если не прыгнешь, то попадешь под бич, а он страшнее огня, страшнее всего на свете.

Кроме бича укротители пользуются еще острыми пиками, железными вилками, громко стреляющими пистолетами, чем доводят зверей до смертельного ужаса.

Варварским, бесчеловечным приемам дрессировки надо противопоставить выработанный им, Дуровым, метод, основанный на принципе воздействия непосредственно на чувства и разум животного. Принцип этот — наталкивание животного на определенное движение-творчество. Активное, светлое творчество, возбуждаемое радостью, удовольствием.

Вся суть в том, чтобы животное было свободно от чувства подавленности, страха. Питомцы Уголка всякий раз за исполнение задания получают от своего воспитателя поощрение — лакомство, и они охотно выполняют свой урок. Сам Дуров скажет, что его метод основан на вкусопоощрении.

Бодрое, здоровое состояние животного, однако, еще не все. Как заставить его слушаться, беспрекословно исполнять волю своего воспитателя, творить в нужном для него направлении? Есть еще и психологический способ воздействия. Внушение… Гипноз…

Резкий голос врывается в тишину ночи: «Я люблю вас!», «Быть или не быть?» — это попугай Арра повторяет во сне недавно выученные фразы.

Дом на Божедомке живет полной жизнью.

Он был королем шутов, а не шутом королей

Тысячи верст исходил, изъездил, исколесил в ненасытной жажде успеха. Триумфальные гастроли. Коррида на Ла Плаца де торос в Мадриде, и бык, пронзенный острием шпаги русского клоуна… Грандиозный цирк, затем одиночная камера в мрачном замке Моабит в Берлине… Пленительные улыбки гейш в чайных домиках на улице Гиндза в Токио… Лучшие русские цирки в Петербурге, в Москве, провинции… Повсюду, всегда неизменный успех.