Толпится народ возле балагана с тройным названием — «Театр, цирк, зверинец». Здесь показывает свою силу «девица-геркулес», что красуется на афише в ярком сарафане с трехпудовой гирей в каждой руке.
Рядом, с рауса другого балагана зазывает дед:
«А вот, господа, разыгрывается лотерея: воловий хвост да два филея!.. Еще разыгрываются часы о двенадцати камнях да на трех кирпичах, из Неметчины привезены на дровнях! Еще разыгрывается чайник без крышки, без дна — только ручка одна! Настоящий китайский фарфор! Был выкинут на двор, а я подобрал, да так разумею, что можно и фарфор разыграть в лотерею! Ну, ребята налетайте — мои билеты раскупайте!»
За балаганом — карусель, за ней «самокат» — двухъярусная карусель, и опять балаган с дедом-балагуром на раусе. Нет, не счесть всех соблазнительных развлечений на Царицыном лугу!
Но, пожалуй, самое интересное — народный театр В. Малафеева. Удивительный театр! Чего только он не показывает! На любой лад и вкус: русские оперы— «Аскольдова могила», «Рогнеда»; инсценировки былин и сказок — «Илья Муромец», «Добрыня Никитич», «Садко», «Кащей Бессмертный»; инсценированные романы Жюля Верна— «Вокруг Света в 80 дней», «Дети капитана Гранта»; обозрения— «Тайна Петербурга», «Путешествие в Москву»; пантомимы на исторические, военные, патриотические, комедийные темы — «Переход Суворова через Альпы», «1812 год», «Велизарий — римский полководец», «Кавказский пленник», «Снегурочка», «Проказы арлекина», «Веселая кутерьма» и много, много других занимательных вещей.
Репертуар театра В. Малафеева разнообразен, меняется часто. На подмостках его выступают крестьяне-рожечники из Владимирской губернии. Мужички-бородачи в лаптях и онучах, на своих берестяных рожках играют затейливые, как тонкие кружева, мелодии, которые в старину на пирах играли да пели великие искусники — русские скоморохи. Через века пронес и бережно сохранил народ эти изумительные мелодии.
Здесь же пленяет виртуозной игрой Петр Невский — создатель хроматической «невской» гармони. Подпоясавшись фартуком, он выходит в облике продавца игрушек. Игрушки его не простые, с хитрым намеком: купцу — весы, подрядчику — железная дорога, барыньке — смазливый деревянный гусар.
«Игрушки, игрушки славные, занятные и забавные! — поет-приговаривает Петр Невский. — Есть прехитрые игрушки позабавиться от скуки!..»
Клоуны Дементий Лавров и Николай Филиппов — неизменные любимцы посетителей народного театра Малафеева. Однако даже их затмевает соло-клоун, который в специально выпущенной афише возвещает о себе:
Не следует думать, что автор анонса беспомощен в стихосложении. Вирши его нарочито неуклюжи, зато доступны и броски. Зрители народного театра не пройдут мимо такого рифмованного извещения.
В день выступления Анатолия Дурова театр Малафеева до отказа был полон. Те, кому не достались билеты, «прорвали шлюзы» контролеров и заняли стоячие места в проходах.
Пора начинать представление. Оркестр приготовился играть торжественную увертюру перед выходом того, кто обещал изумить всех «фурорной новостью». Однако узнать ее пришлось не публике, а режиссеру Алексееву-Яковлеву.
— Дуров пропал… исчез! — испуганно сообщил помощник режиссера.
— Как исчез? Полчаса назад он был в артистической уборной, говорил со мной…
— Оставил свой чемодан с костюмами и… пропал. Говорят, за ним заехал высокий, полный господин в шубе.
— Наверно, Варламов… дядя Костя хоть кого увлечет.
Алексеев-Яковлев не ошибся. Артист императорского Александрийского театра, прославленный комик Варламов, или, как его все звали, дядя Костя, близко сдружился с Дуровым. Вместе они не раз выкидывали коленца, хоть кого приводившие в изумление.
— Любители они с гор кататься. Надо их искать там… — решил режиссер и отправился к каталям.
Катали, хорошо знавшие в лицо и Дурова и Варламова, утверждали, что на горах они не показывались. Алексеев-Яковлев повернул было обратно, когда внимание его привлекла толпа, из гущи которой раздавались взрывы хохота. Режиссер подошел ближе и обомлел: в толпе стояли Дуров и Варламов и наперегонки балагурили со старым петрушечником Мелентьевым.
Приятели, оказывается, вышли из театра, чтобы побродить возле любимых катальных гор. По пути повстречали знаменитого кукольника Мелентьева и решили над ним подшутить.
По давней традиции Петрушка первым высовывается из-за ширмы и приветствует публику: «Здравствуйте, господа, ваш старый знакомый Петр Иванович Уксусов пришел!» На что зрители обычно откликаются шутками, и лишь затем показываются цыгане, арапы и остальные участники петрушечного представления.
Словесная дуэль Уксусова со зрителями — всегда интересная часть кукольного представления. Нетрудно представить, как все оживилось, когда в перепалке с находчивым острословом дедом Мелентьевым приняли участие Варламов и Дуров. Они забросали Петрушку каверзными вопросами, колючими упреками, забавными советами. Петрушка — Мелентьев не оставался в долгу и за словом в карман не лез.
Народ помирал со смеху, слушая как три замечательных балагура соревновались в острословии. К сожалению, Алексееву-Яковлеву было не до того, чтобы записать эту сцену. С трудом он протискался вперед — и, взяв Дурова под мышки, повел к театру.
А там уже назревал скандал. Однако выручило обаяние сразу двух замечательных комиков. Толстяк дядя Костя расположился в ложе и оттуда своим сочным густым басом стал задавать клоуну уморительные вопросы, на которые тот отвечал не менее уморительно. И зрители, недовольные задержкой представления, были щедро вознаграждены шутками, сыпавшимися как из рога изобилия.
Артистическая увлеченность — причина опоздания на выход в театре Малафеева. Но вот случай, когда Дуров задержал представление нарочно, с расчетом усилить эффект собственного появления. Сделал он это просто, соблюдая лишь свою формулу смешного: «несообразность — неожиданность — благополучный конец».
Петербург… Торжественный бенефис Анатолия Дурова. Цирк переполнен. Всем не терпится поскорее увидеть любимого клоуна. Давно пришло время начинать представление. Оркестр уже дважды сыграл бравурную увертюру. А бенефицианта все нет и нет…
В публике шепот:
— Дуров не приехал…
— Что-нибудь случилось…
— Вот так бенефис! Пожалуй, отменят…
— Да он всегда приезжает загодя…
Вдруг широко распахивается занавес и, очевидно, прямо с улицы на манеж въезжает извозчик, обыкновенный петербургский ванька. «Но-оо! Но-ооо!» — понукает он и стегает кнутом свою савраску.
В пролетке восседает бенефициант. Весело улыбается. Делает широкий приветственный жест. В ответ гром аплодисментов.
Извозчик останавливается. Седок выходит, расплачивается, сует на чай. Ванька невозмутимо, произносит свое обычное: «Покорно благодарю, барин!» и, подергав вожжами, уезжает с манежа.
Публика помирает от хохота, очень уж уморительна вся эта неожиданная, ни с чем не сообразная сцена.
Бенефис начался блистательно.
Анатолий Дуров был талантлив. Он — автор множества стихотворных реприз, своеобразных, писанных на стекле, картин. Дрессировщик животных и птиц. Превосходный акробат. Изобретатель клоунских трюков. И, это следует особо подчеркнуть, — острый, находчивый полемист.