Последним смеялся Салага, правда, смех был истерическим.
Он умаялся ходить на похороны друзей, которые сгорели буквально за полгода.
— С тех пор я только укрепился в мнении, что с бандитами, наркоторговцами и прочим отребьем надо бороться без всякой жалости и предварительных ласк. Увидел — выстрелил.
Сыч поднялся с плит и объявил:
— Итак, мой юный друг. Официально заявляю, что ты точно двинутый! За то время, пока я тебя слушал, я понял, что ты псих, садюга и нацист. Надо же, — покачал он головой, — а с виду такой приличный молодой человек…
Салага поник головой, но Сыч продолжил:
— Мне это нравится. — улыбнулся он, — Наконец-то в Команде будет кто-то еще более больной на голову, чем я.
…А спустя два дня, Сыч, прячущийся в тени здания, указал Салаге туда, где дорога не была освещена.
— Перейдем там.
Перешли. Сыч достал из рюкзака нож и пистолеты. Прицепил одну кобуру себе на пояс, другую отдал Салаге.
— Стрелял когда-нибудь из боевого?
— Нет. А что это? В темноте не видно…
— Макаров. Держи его покрепче, а то с непривычки будет дергаться сильно. Прицепил? Пошли!
К бистро подошли с тыла, после того, как Сыч долго изучал в тепловизор подходы к зданию.
— Никого. Пошли. Двое еще у входа тупят?
Салага осторожно выглянул:
— Нет, зашли.
— Супер. Погнали. Короче так: во-первых, доставай ствол, во-вторых, одевай маску, в-третьих, когда я уложу там всех мордами в пол, держи их в этом положении. Вообще, всё должно пройти без шума и пыли — я зайду, заберу кой-чего, и выйду. Конец фильма. Все понятно, вопросов нет? Тогда погнали.
Салага начал дрожать.
Они вытащили пистолеты: Салага — «макаров», а Сыч — «стечкин», и, вопреки прогнозам Салаги, спокойно зашли в бистро, а не ворвались в него, вышибая двери и разбивая стекла.
Внутри оказалось вполне себе чисто и уютно. Мягкие сидения, новые столы, стены, обшитые деревом, барная стойка и холодильники с пивом. За стойкой стояла микроволновка, и скучал одинокий узбек, делающий хот-дог. За одним из столов сидели пять человек бомжеватого вида. На столе у них стояли бутылки с дешевой водкой и пивом, а рядом — нехитрая закусь.
— Здравствуйте! — дружелюбно сказал Сыч всем присутствующим, показав пистолет, и поднеся к губам указательным палец. Затем, когда выпившую публику и узбека проняло, выразительно указал тем же пальцем на пол, и добавил негромко, — На пол. И ни звука.
Когда все улеглись и накрыли головы руками, Сыч кивнул Салаге, и сказал так, чтобы посетители его услышали:
— Дернется кто — стреляй.
Далее Сыч прошел через зал к неприметной двери с надписью «Служебное помещение», и исчез внутри. Примерно через 10 секунд оттуда послышались глухие удары и чей-то вскрик, затем все стихло. Еще 10 секунд — и Сыч снова появился в зале, но на этот раз с брызгами крови на правой руке и черной спортивной сумкой с надписью Puna.
— До свидания! — проходя мимо Салаги, Сыч хлопнул его по плечу, и они вместе, все также спокойно, покинули бистро.
— А теперь, Салага, беги! — и Сыч сорвался с места со скоростью хорошего рысака, даром, что тащил сумку.
Бежали дворами, в полной темноте, топоча, как дикие коники и постоянно спотыкаясь. У Салаги в голове вертелся припев из песни Midnight Run, и он счел это очень забавным. Наконец, где-то километр спустя, Сыч остановился и скомандовал перекур.
— Скоро уже будем на месте. Фу-ух. — стер он пот со лба, тяжело дыша, — Есть еще ягоды в ягодицах. Ты как?
— Нормально. Только мокрый весь.
— Со страху? — заржал Сыч.
— Да иди ты… — махнул на него рукой Салага.
— А я говорил, что ты во всем этом охренеешь… Пошли-ка сядем на лавку и посмотрим, что нам сегодня положили под ёлочку…
Усевшись в одном из дворов, Сыч открыл сумку и, запустив внутрь руки, принялся там шурудить, приговаривая то и дело:
— О-о… Надо же… А это что?…
— Что там? — спросил Салага.
— Ну, судя по ощущениям, там минимум один «тульский Токарев», рЭвольвер и какая-то херня, похожая на обрез. О! Точно! — Сыч выудил из сумки нечто, и впрямь похожее на винтовку, у которой отпилили приклад и часть ствола, от которого остался лишь небольшой огрызок «на пописать».
— Что это? Трехлинейка? — спросил Салага.
— А хрен его знает, я не разбираюсь. Эхо войны. Тут еще есть кое-что, но я с этим пойду прогуляюсь до ближайшего канализационного люка. Как раз тут журчит что-то рядышком. — Сыч вынул из сумки сверток, который, как показалось Салаге, был наполнен каким-то порошком.
— Что там?
— Гера.
— Гера?… — переспросил Салага.
— Героин. — крикнул отошедший метров на пять Сыч.
— Оу…
Вернулся он с пустыми руками и скомандовал:
— Так. Стволы в карманы, а сумку давай сюда. В помойку выкинем.
— Слушай, а что там произошло?… Ну, в бистро? — Салаге было интересно, и его не покидало чувство, будто он пропустил что-то важное.
— Там?… Там в каморке сидел какой-то зашуганный узбек. Я пару раз дал ему в грызло и забрал сумку. Собственно, всё.
— И всё?… Это и есть супергеройская спецоперация?…
— А ты думал, что там будут сидеть Магнето и Джокер, с которыми я буду биться насмерть, разнося город в щепки?
— Ну… Нет, но все-таки я представлял себе всё как-то по-другому.
— Меня от твоих комиксовых штампов уже тошнит. Мало того, что ты следуешь примеру этих придурков из СМИ и называешь нас супергероями, так ты еще и хочешь, чтобы мы поступали, как они? — притворно рассердился Сыч, — Мы же не совсем психи…
— Да брось. — улыбнулся Салага, — Если б ты не считал себя супергероем, то не сделал себе бронежилет со знаком Карателя. Слушай, кстати, о психах. Ты несколько раз упоминал про то, что у тебя какие-то там психологические травмы. О чем вообще шла речь?
— Нос не дорос такие вопросы задавать. — Сыч нахмурился, встал и направился к ближайшей мусорке, чтобы выкинуть туда сумку.
— Откровенность на откровенность. — догнал его Салага, — Я-то тебе всё рассказал. Когда мы знакомились с Анной и Дубровским, они тебя постоянно подкалывали про тюрьму… Это там случилось, да?
— Напомни, чтобы я подарил тебе на день рождения чувство такта. — Сыч бросил сумку в контейнер, и повернулся к Салаге, — Да, это произошло, когда я был в тюрьме. Поймали меня, значит, зэки, и сказали: либо мы тебя убьем, либо в жопу вы. бем.
Салага аж рот открыл:
— И что?
— Как что? Убили меня. — сказал Сыч, и, довольный произведенным эффектом, направился в сторону дома, оставив напарника переживать полученное потрясение.
— Тьфу на тебя! — крикнул Салага, когда до него наконец-то дошло, что он пал жертвой Сычовского остроумия.
Ответом ему был лишь довольный смех, раздающийся в темноте.
8
Найти уродов, виновных в смерти жены Дубровского оказалось проще простого. Они, собственно, и не прятались — были уверены в собственной неприкосновенности, так что для того, чтобы их взять не потребовалось ничего сверхъестественного: машина, адрес, и немного времени.
Действовали ночью.
Когда наружная слежка (в виде Жоры, убедительно изображавшего из себя дворового алкоголика) давала сигнал, жертву выманивали во двор, били по голове, одевали на нее мешок, запихивали в машину и везли в штаб. По пути Анька делала джигитам укол сильного снотворного, дабы жертвы не очухались раньше времени.
Все четверо повелись на один прием: Жора стучал по машине, звучала сигнализация. Из окна высовывался хозяин, спрашивавший на ломаном русском, чего Жоре от его машины надо, а после того, как Жора посылал его нахрен, разъярялся и выбегал во двор чинить расправу.
Когда в штабе (который был гаражом Дубровского, купленным у деда-параноика, ждавшего ядерного удара и выкопавшего целый подземный этаж) собрали всех виновных, на Дубровского было страшно смотреть. Он был бледен, зубы и кулаки сжаты, а сам дрожал от адреналина, как будто его било током.