Обвинитель. Однако там вам было не страшно?

Ева. Нет.

Обвинитель. Странно. Как это, в одной пустой палатке страшно, а в другой — не страшно?

Ева. Не знаю. Я и сама удивилась. Но это факт.

Адам (робко вмешиваясь). Да я ведь скоро вернулся. Примчался на всех парах!

Обвинитель. Как? Разве вы знали, что фройляйн Ева будет находиться в вашей палатке?

Адам (скромно, но гордо). Нет. Я всегда очень быстро езжу.

Ева (с еще большей гордостью). Он ездит быстрее всех! Гоняет как сумасшедший… Когда он приехал к нам в первый раз в Лангулу…

Судья. Давайте пока что останемся в Херингсдорфе.

Обвинитель. Так что же произошло, когда вы вернулись?

Адам. Я прямо обалдел…

Секретарь (ехидно). Обалдел!

Адам (поправляясь). Я так удивился, что она ни с того ни с сего перебралась ко мне. А была ведь такая недотрога.

Обвинитель. Что вы подразумеваете под «недотрогой»?

Адам (со смущенной улыбкой). Ну, что она ни с кем не хотела обниматься…

Ева (с запоздалым возмущением). Да мы тогда были всего лишь три дня знакомы…

Обвинитель (обращаясь к суду). Этот факт мне хотелось бы особо отметить! (Обращаясь к Адаму и Еве.) К моменту упомянутого события вы, стало быть, знали друг друга целых три дня?

Защитник. Иногда три дня кажутся целой вечностью!

Ева. Вот именно! Мне казалось, что мы с Ади знакомы по крайней мере уже неделю. (Убежденно.) Иначе, как бы мне страшно ни было, я все равно не перешла бы в его палатку!

Обвинитель. Прекрасно, фройляйн Мюллер. (Обращаясь к Адаму.) А вы, господин Шмитт, затем явно преодолели свое удивление.

Адам. Ясное дело.

Обвинитель. А что было потом?

Адам. Я прямо забалдел. (Поправляется, обращаясь к секретарю суда.) Я очень обрадовался.

Обвинитель. Какая идиллия!

Защитник. Господин судья, я прошу вас пресечь циничные реплики фрау обвинителя.

Судья. В констатации идиллии я не усматриваю никакого цинизма.

Обвинитель. Что же произошло дальше?

Адам и Ева переглядываются.

Защитник (поспешно). На этот вопрос вы можете и не отвечать. Вспомните, что говорил господин судья насчет интимной сферы.

Адам (после короткого раздумья, несколько стесняясь). А аппендицит относится к интимной сфере?

Члены суда в недоумении переглядываются.

Обвинитель. Все зависит от того, в какой степени…

Судья. В какой степени что?

Ева. Ну, потому что мы говорили о нем… О Гелином аппендиците… И вообще о жизни… О совпадениях…

Адам. И как все бывает… Так вдруг…

Ева (поначалу спокойно, затем излучая переполняющее ее счастье). Да, как, например, с нами было. Вот живешь, живешь и ничего друг о друге не знаешь… Потому что один живет в Берлине, а другой — в Лангуле… И вдруг они встречаются… В Херингсдорфе… Понимаете, ведь Ади действительно мог уехать в Бинц, а я — в Селлин. Так нет же! Он едет в Херингсдорф, и я еду в Херингсдорф! И там мы встречаемся! И именно мы с ним!

Члены суда слушают ее с большим вниманием, даже обвинитель не остается равнодушным к ее рассказу.

Адам (торжественно). Видно, это была судьба! (Ужасаясь.) Я не могу себе даже представить, что чуть было не уехал в Бинц. А Ева — в Селлин. Ведь тогда мы бы, наверное, никогда в жизни не встретились…

Защитник (с воодушевлением). Прошу занести высказывания моего подзащитного в протокол дословно!

Адам (все более смущаясь). Да ладно, не надо. А то, когда это написано на бумаге…

Ева. Но ведь так оно все и было! (Обращаясь к секретарю суда.) Может, вы все-таки запишете?

Секретарь. Уже записал. И про судьбу тоже!

Обвинитель. Так, значит, вы друг с другом действительно только разговаривали?

Адам. Да что вы!

Ева. Тут-то все и началось!

Защитник наклоняется к ним и что-то говорит. Члены суда выглядят смущенными.

Адам (поспешно). Она имеет в виду грозу.

Ева. Да, господин судья, и какая гроза! У многих даже смыло вещи и разорвало палатку. (Гордо.) Если бы не Ади, кое-кому пришлось бы худо. У одного ветеринара машина даже чуть не сползла под откос. Он не мог ее отогнать от обрыва, боялся в нее сесть, этот ветеринар. Зато Ади…

Адам. Оставь, Ева. Это сюда не относится.

Защитник. И тем не менее это положительно характеризует моего подзащитного. (Иронически.) Наконец-то фрау обвинитель получила разъяснение относительно того, как прошла та ночь. (Обращаясь к суду.) Прошу отметить, что молодые люди проявляли взаимное влечение с поистине детской чистотой и не думали — г-м — сближаться друг с другом в иных категориях. (Обращаясь к Адаму и Еве, высказывая предположение.) И точно так же вы провели весь оставшийся отпуск, не правда ли?

Адам и Ева (переглянувшись). Да, примерно так.

Обвинитель. Думали ли вы уже тогда о более тесных узах?

Ева. Мы даже помолвились с ним в последний вечер у костра. Только у нас не было колец. В Херингсдорфе они не продавались. А так… Так все было как положено!

Адам. А тут как раз одна парочка поссорилась. И мы поменяли свои две маленькие палатки на одну большую.

Защитник (повышая голос). В рамках семейно-прогностического мышления!

Обвинитель (обращаясь к Адаму и Еве). Задумывались ли вы во время отпуска и после него о других проблемах вашей будущей супружеской жизни?

Адам (неуверенно). Честно говоря, мы больше гуляли и плавали.

Защитник. Фрау обвинитель хотела бы знать, о чем вы друг с другом разговаривали. Когда гуляли или ходили купаться.

Ева. О чем угодно.

Обвинитель. Например?

Адам. Ну, например, о футболе. Я объяснил Еве основные правила.

Ева (с жаром). И о театре! Поскольку у меня есть абонемент, а у Адама — нет.

Защитник. Но вы ведь наверняка говорили и о будущем браке…

Ева. Ну конечно. (Торжественно.) Что мы всегда-всегда будем любить друг друга. До самой старости.

Адам. Даже когда нам будет по тридцать и больше. Даже когда у нас будет куча детей, а у меня, может, появится лысина. (Со скромной гордостью.) Я, видите ли, мастер играть головой. От этого может быть лысина.

Ева (с нежностью). Ничего, Ади. Лысина меня не пугает.

Они берутся за руки.

Обвинитель. Боюсь, что семейно-прогностическое мышление наших кандидатов на брак достигло лишь скромных высот.

Защитник (с жаром). Они могли кое-что и забыть с того времени.

Обвинитель. Кстати, насчет времени. Когда это, собственно говоря, все было? И вообще, сколько времени вы знакомы друг с другом?

Ева (убежденно). Уже целую вечность.

Адам. Три недели.

Защитник роняет карандаш, слышно, как он катится по полу в наступившей внезапно тишине. Судья выпрямляется, пристально смотрит на Адама и Еву и укоризненно качает головой. То же самое делают заседатели.

Обвинитель (поднимаясь с места, возмущенно-растерянно). Три недели! Целая вечность? Целая вечность в три недели?