— Хорошо, — отвечает им бедняк, — готов и я показать свое искусство. Попробую и я развязать свой язык. Я один. Вас — тысячи. В споре нашем на одной стороне буду я один, вы же все вместе будьте на другой стороне.

Согласились спесивые алдары и богачи. «Чего бояться нам такого никчемного горца», — думали они.

Встал тут со своего места бедняк, что носил войлочный пояс. И начал он говорить. Стал он спорить с алдарами и богачами. И так хороши говорил юноша из селения Хох, что все люди на равнине Большого Утеса притихли. Так притихли, что слышно было, как за семью хребтами на лугу куропатки своих цыплят сзывают, а под землей, в седьмом подземном царстве, муравьи меж собой беседу ведут. Притихли люди, боятся слово пропустить. Даже звери в лесу, даже рыбы в воде не шелохнутся: затаив дыхание, слушают, что говорит юноша из селения Хох.

А когда бедняк кончил слово, все, как один, сказали:

— Никто на свете не скажет красивее!

— В красноречии тоже победил нас этот бедняк, — нехотя признали спесивые алдары и хвастливые богачи.

Тогда привели к юноше трех братьев. И говорят ему братья:

— Нас три брата. Отец, умирая, оставил нам в наследство мешок золота, табун лошадей и булатный топор. Сколько мы ни старались поделить отцовское добро, никак не можем прийти к согласию. Подели отцовское наследство между нами, и мы век будем помнить о тебе.

Юноша из селения Хох подумал, подумал, а потом спросил старшего брата:

— Скажи мне, что дать среднему брату и что дать младшему брату?

Старший брат ответил ему:

— Мне дай мешок золота, среднему — табун коней, а младшему дай топор булатный.

Тогда юноша из селения Хох спросил среднего брата:

— Скажи мне, что дать старшему брату и что дать младшему брату?

Средний брат так ответил:

— Мне дай мешок золота, младшему — табун лошадей, а старшему — топор булатный.

Наконец, юноша из селения Хох спросил младшего брата:

— Скажи мне, младший брат, как разделить между вами то добро, что оставил в наследство отец ваш? Что дать тебе — младшему брату? Что дать старшему брату? Что дать среднему брату?

Младший брат на это ответил:

— Старшему брату отдай мешок золота, раз он хочет так. Среднему брату отдай табун коней, раз старший брат хочет так. А мне оставь булатный топор.

Когда младший брат кончил говорить, старший брат и средний брат обрадовались. Обрадовались и засмеялись. Засмеялись знатные алдары. Засмеялись богачи. А юноша из селения Хох говорит:

— Хорошо ты сказал, младший из братьев! Булатный топор — лучшая награда. На свете самое большое богатство — труд. И ты, трудясь, богатым станешь. А твои два брата и оглянуться не успеют, как не будет у них больше ни мешка золота, ни табуна коней.

— Нет на свете решения мудрее этого, — сказал народ.

И не успели еще слова молвить спесивые алдары, как раскрылось окно башни и оттуда послышался голос красавицы Рухсбон:

— О гость! Подойди ближе к башне.

А когда бедняк из селения Хох подошел ближе к башне Большого Утеса, опять послышался голос красавицы Рухсбон:

— Иди, гость наш, в гостевую комнату башни, — сказала она ласковым голосом, — отведай там моего чурека-соли. Дай отдых усталым ногам. Знаю я, издалека пришел ты в наше селение.

Юноша из селения Хох так и сделал. И тысячи людей, долго-долго ждавшие одного лишь взгляда красавицы башни, все знатные алдары, все именитые люди и бывалые воины поняли, что ждали они напрасно, что победил их во всем сын бедняка из селения Хох, тот юноша, который носит арчи. А когда поняли это, то разъехались по домам.

Красавица башни Большого Утеса и юноша из селения Хох устроили свадьбу, и все жители селения Большого Утеса на той свадьбе пили ронг и пили пиво за счастье бедной девушки и бедного юноши. С тех пор стали жить в башне Большого Утеса юноша и девушка, жить душа в душу.

Кто знает, сколько прожили они так, но красавица башни вдруг заболела. Так крепко заболела, что слегла в постель и ни рук, ни головы поднять не может. Очень горевал юноша: ходил он грустный, всегда с опущенной головой. Сна лишился бедный юноша. Очень боялся он, как бы не стряслась над ним беда, не ушла бы в Страну мертвых жена его. Как подумает он об этом, задрожит, подобно листу тополя.

Так шел день за днем. Так шла ночь за ночью. И наступила пора сенокоса. Все селение готовилось косить луга высоко в горах Донарса. А росла на лугах Донарса трава шелковая.

Вот пошел глашатай по улицам селения Большого Утеса возвестить о начале работы. Остановится глашатай на одном углу, ладони ко рту приложит и закричит во весь голос, громко-громко закричит, чтобы все слыхали: «О люди добрые, завтра утром, как только на небе покажется утренняя звезда Бонварнон, каждая семья должна выслать в Донарс одного косаря. Если в семье больше двух мужчин, то один из них остается дома, остальные же идут на покос. Все они отправятся в Донарс с Площади собраний. А кто не вышлет ни одного косаря, будет наказан — для общего пира зарежут его быка. Да не скажет никто, что не слышал моих слов!» Пойдет глашатай дальше, на другом углу остановится и опять прокричит те же слова.

Из трех сотен семей на Площадь собраний сошлись тысяча человек без одного — тысяча косарей без одного. Когда утренняя звезда Бонварнон показалась на небе, все косари вместе отправились в Донарс — на высокогорные луга — косить шелковую траву. Есть и пить каждый взял с собой столько, чтобы хватило на семь дней и семь ночей.

Не знает бедняк, как ему быть. Идти на покос — боязно, вдруг хуже станет больной жене и, вернувшись, одно горе застанет в доме. Не идти ему на покос — и того хуже: позор на голову падет да еще для общего пира зарежут его быка. Все думает об этом бедняк, ходит грустный и жене ничего не говорит.

Больная подняла на мужа глаза и так ему говорит:

— Я знаю, что все мужчины селения ушли в Донарс, чтобы косить сено. Кроме нас нет семьи, которая не послала бы хоть одного косаря. Не подобает тебе сидеть дома, когда другие косят сено. Не страшно то, что зарежут нашего быка, а то страшно, что жители селения будут говорить: «Юноша из селения Хох не мужчина больше, раз не пошел туда, куда все мужчины направились».

И еще сказала она своему мужу:

— А обо мне не думай. От смерти никому не уйти.

Ничего больше не сказал бедняк больной жене. Сунул в кожаный мешок круг ячменного чурека. Еще полсыра бросил он в мешок. Острую косу вскинул на правое плечо, бурдюк с брагой и кожаный мешок с сыром и чуреком — на левое и пошел на луга Донарса косить шелковую траву на душистое сено.

Сколько шел бедняк, кто знает. Но как только полная луна выглянула из-за Белых гор, добрался он до лугов Донарса. Смотрит — половина травы уже скошена, а усталые косари крепко спят, никто не услышал прихода юноши.

Поглядел юноша на спящих косарей. Потом он окинул взглядом бесконечные луга шелковой травы. И решил бедняк не будить никого. Снял он косу, отточил ее песчаником, без воды отточил. Потом выпил один глоток браги из бурдюка, съел полчурека и сыра кусок. Потом еще выпил браги из бурдюка — только два глотка выпил он. Потом вздохнул и набрал полную грудь горного воздуха. И начал косить.

Косит юноша. Без устали косит. Косит так, что коса его свистит. Будто не коса свистит, а фандыр играет в руках красавицы жены. Косит юноша, и бесконечные луга Донарса с каждым мигом все больше покрываются ровными рядами скошенной травы. Все чаще, все быстрее взлетает в воздух коса бедняка, и уже не свистит коса, а поет она, подрезая шелковую траву. Разошелся юноша, и еще быстрее пошла у него работа, так быстро, что уже и косы его не видать. Только видно, как бежит юноша по лугам, а за ним ряды скошенной травы ложатся так быстро, что и сосчитать их нельзя.

Прошла полная луна свой путь от Белых гор на востоке до Черных гор на западе. И опустилась она за черным лесом. Вскорости побледнела и звезда Бонварнон и растаяла в предутренней мгле. Потом солнце солнц — Золотое Солнце разлило золото по горным вершинам. И бедняк закончил косить. Все скосил он. Даже травинки одной не оставил на бескрайних лугах Донарса. Тогда юноша воткнул ручку косы в землю. Съел он вторую половинку чурека и остаток сыра. Потом выпил всю брагу из бурдюка и лег на скошенную траву, накрывшись черной буркой. А когда солнце солнц — Золотое Солнце осветило луг, один за другим стали просыпаться косари. Просыпаются косари, смотрят на скошенные луга и не верят своим глазам. «Не во сне ли это?» — думают они. Протирают глаза, опять смотрят и опять глазам своим не верят. «Не сон ли это? Или, может быть, злые духи гор помутили наш разум?» Потом увидели они косу, воткнутую в землю, а рядом с ней горца, спящего глубоким сном. Приподняли они край черной бурки и видят: под буркой спит бедняк из селения Хох. И сказали ему косари: