Услыхал это горец и обрадовался, обрадовался и говорит старику:

— Да продлит аллах твою жизнь навеки!

— Да продлит он и твою жизнь! — сказал старик. Потом сел на своего белого коня, ударил плетью осла и ослицу и по ущелью поехал в тот аул, где жили раньше священник и мулла. А бедняк с маленьким осленком и маленькой ослицей пошел в другую сторону — туда, где был его хадзар.

Идет бедняк по тропинке и от радости песни распевает, а маленький ослик и маленькая ослица бегут впереди, по камням копытами стучат и хвостами мух отгоняют.

Вдруг увидел горец: остановился маленький осленок на тропинке, вытянул уши и посмотрел на высокий перевал; потом остановилась маленькая ослица, тоже вытянула уши и тоже посмотрела на высокий перевал. Тут горец ударил их березовой хворостиной и опять погнал перед собою, а сам подумал: «Видно, маленький осел и маленькая ослица хотят посмотреть на отца и мать». Только подумал так, как вдруг опять остановились на тропинке маленький осел и маленькая ослица, остановились и назад повернулись. Еще грустнее прежнего посмотрели они на высокий перевал, длиннее прежнего вытянули уши. Да только не услыхать ослятам, как стучат копыта старого осла и старой ослицы, не видать им больше отца и матери. И чем дальше бежали они от высокого перевала, тем длиннее становились у них уши, а глаза все грустнее и грустнее. А когда пригнал горец ослят во двор своего хадзара, уши у них выросли большие, точно башни на утесе, и глаза их стали печальные, как осенняя ночь в горах.

Вот с тех пор у всех ослов и ослиц печальные глаза и длинные уши.

Тем временем старик-волшебник ехал на белом коне и плетью погонял осла и ослицу. А осел и ослица все бегут да бегут по горной тропинке, копытами о камни стучат, хвостами мух отгоняют и головы назад не поворачивают, как раньше, в лес не забегают и на дорогу не валятся, как больные. Видят они — близок уже их аул.

Кто знает, сколько ехал волшебник по тропинке, но вот показался, наконец, аул, где жили прежде священник и мулла. Остановил тогда старик своего белого коня, остановил он и осла с ослице?!. Потом ударил плетью осла и сказал:

— О бог богов! Преврати осла в то, чем был он раньше.

И осел вмиг превратился в муллу.

Вздохнул мулла глубоко и сказал старику:

— Да накажет тебя аллах за все страдания и обиды, которые я перенес за эти два года.

А старик ему говорит:

— Я превратил тебя в осла за то, что язык твой не знает правды, за то, что ты сам не работал, а заставлял других работать на себя. Пусть отныне, пока на земле растет трава, с гор течет вода и арба катится на равнине, горцы про тебя говорят: «Где пройдет мулла, там и мышка крошки не найдет».

Ничего не ответил старику мулла, опустил голову на грудь и печально пошел в свой аул.

А ослица, как услышала, что сказал волшебник, задрожала от страха, закричала на все ущелье, потом повернула к старику глаза и уши и ждет, что старик с ней будет делать.

Посмотрел старик-волшебник на ослицу и говорит:

— Погоди, хитрый священник, и тебе достанется от меня.

Тут волшебник ударил серебряной плетью ослицу и сказал:

— О бог богов! Преврати ослицу в то, чем она была раньше.

И ослица вмиг превратилась в священника.

Вздохнул священник глубоко, и от радости, что опять священником стал, он перекрестил себе лоб. Перекрестил лоб и говорит волшебнику:

— Пусть всевышний бог простит тебя за то, что ты заставил меня работать и день и ночь на бедного горца. А теперь я пойду к себе в аул и отдохну после двухлетнего труда.

— Послушай, что я тебе скажу, — говорит священнику волшебник. — Я превратил тебя в ослицу за то, что язык твой не знает правды. И что бы все видели отныне, кто ты такой, пусть одеждой тебе будет ряса, а голова твоя обрастет волосами. И пусть, когда увидят тебя горцы, они скажут: «Лучше поверить лисе в дремучем лесу, чем поверить священнику в рясе».

Только вымолвил это старый волшебник, как черкеска у священника превратилась в длиннополую рясу, волосы выросли у него до самых плеч, а на лице появилась седая борода.

Посмотрел священник на длиннополую рясу и опечалился, погладил седую бороду и опечалился еще больше, потрогал рукой длинные волосы и так опечалился, что опустил голову на грудь и медленно пошел по тропинке в аул.

Когда священник и мулла скрылись в своем ауле, старый волшебник — да будет счастлива его жизнь вовеки — ударил серебряной плетью коня. Вздрогнул белый конь и распустил могучие крылья. Поднялась в ущелье буря, задрожали высокие горы, аул задрожал, зашумел дремучий лес, и волшебник скрылся за облаками.

С тех пор и повелось — увидят горцы священника и говорят: «Лучше поверить лисе в дремучем лесу, чем поверить священнику в рясе», а как муллу увидят горцы, говорят: «Где пройдет мулла, там и мышка крошки не найдет».

ХАН И БЕДНЯК

Давным-давно жил да был богатый хан. И жил тот богатый хан на востоке.

А еще жил да был на свете бедняк. И жил тот, бедняк на западе.

У богатого хана был красивый замок, а у бедняка — старая сакля.

У богатого хана целый табун сытых лошадей. У бедняка же лишь одна кобыла, да и та худая.

Кони хана паслись на зеленых пастбищах по склонам восточных гор. А кобыла бедняка паслась на голых склонах западных гор.

Так и жили они: хан — в богатстве, а бедняк — в бедности.

Летели дни, и годы шли.

Однажды кобыла бедняка родила жеребенка. Обрадовался бедняк и подумал: «Теперь у меня будет две лошади. Буду я работать на двух лошадях и заживу, как хан».

А хан узнал, что кобыла бедняка родила жеребенка, и подумал: «Отнять надо у бедняка жеребенка. Если не отниму, подрастет жеребенок, бедняк будет работать на двух лошадях и разбогатеет, а как разбогатеет — перестанет платить мне дань».

Думал, думал хан, потом позвал своих стражников и сказал им:

— Идите и так скажите бедняку: «На восточных горах пасся ханский жеребец, а на западных паслась твоя кобыла. Заржал ханский жеребец, и оттого твоя кобыла родила жеребенка. Вот и прислал нас хан за своим жеребенком».

Собрались ханские стражники в путь-дорогу, сели на коней и поскакали к западным горам.

Много ли, мало ли ехали ханские стражники, наконец доехали они до западных гор. Соскочили ханские стражники с коней у сакли бедняка.

— Да будет счастливо утро твое] — сказали они бедняку.

— Да поможет вам аллах! — ответил им бедняк. Асам думает: «Дань я уже уплатил хану. Чего же они еще хотят?» Подумал так бедняк и спросил стражников:

— Что привело вас к моей старой сакле?

— Приехали мы за ханским жеребенком, — отвечали стражники.

— Нет у меня ханского жеребенка, — сказал бедняк. — Только один жеребенок у меня есть, и родила его моя кобыла.

— Не твой это жеребенок, а ханский, — говорят стражники бедняку. — Великий хан велел сказать тебе: «На восточных горах пасся ханский жеребец, а на западных горах паслась твоя кобыла. Заржал ханский жеребец, и оттого твоя кобыла родила жеребенка». Потому ты должен без спроса отдать жеребенка нашему хану.

— Лгун ваш хан! — сказал бедняк.

Так и не отдал он жеребенка, и ханские стражники ни с чем вернулись к хану на восток. Вернулись и говорят ему:

— Не отдает бедняк жеребенка, а говорит; «Лгун ваш хан».

Рассердился хан на своих стражников за то, что не взяли они у бедняка жеребенка, и плетью побил их. Еще больше захотелось ему отнять у бедняка жеребенка.

С того дня не спит хан, не ест, все думает, как бы отнять у бедняка его жеребенка.

Долго думал хан, потом позвал своего бегун-человека и говорит ему:

— Беги к бедняку, что живет на западной горе, и так скажи ему: «Хан будет сидеть в своем замке. Если бедняк выманит его из замка, то пусть жеребенок останется у него. И еще я дам ему коня с седлом и дочь свою выдам за него замуж. Если не сумеет выманить, то жеребенок будет мой, да и кобыла в придачу».