— То есть вы просто разъехались?

— Мы сложно разъехались. В тот визит Гери якобы случайно облила его вином и, пока он застирывался, порылась по рабочему портфелю. Чисто из чувства мелкого вредительства. Выбрала самые, по её мнению, интересные бумаги и утащила к себе, а потом сбежала под благовидным предлогом. Дома стали читать — а там хорошая такая нестыковка в расчётах с крупным клиентом, которого он обманул на круглую сумму. В общем-то, Франку даже особо угрожать не пришлось, сам предложил разъехаться на моих условиях, лишь бы наружу не пошло. Отделался он легко: я всего-то заставила продолжать давать денег на ребёнка и не трогать его и мою маму, к которой я съехала. Разводиться пока не разводились, потому что большая часть зарплаты у него неофициальная и алименты будут грошовые. Но он всё равно мне потом подлянку сделал: ни в одну клинику или больницу меня не берут выше младшей медсестры. На меня действие нашего договора-то не распространяется. Вот я на войну и уехала, чтобы денег заработать.

— Почему не хочешь опять пригрозить компроматом? — сощурившись, спросил Аспитис, и Анжела пожала плечами.

— Это будет не совсем честно. Использовать того клиента для своих нужд с моей стороны тоже нечестно, но я знаю, что рано или поздно Франк сорвётся — и я дам ход этой информации. Весело, наверное, будет.

Мессия не стал это комментировать: он уже понял, что Анжела закусила удила и без страха пойдёт до конца, когда это потребуется. Как и с Ёсихару. Эта девушка явно привыкла обходиться, подобно самому Аспитису, собственными силами. Ему было интересно ещё узнать про Гери, но Анжела опередила его своим вопросом:

— А ваша жена? Она приедет? Луиза, да?

— Луиза? — Аспитис ощутил, как губы его расползаются в неприятной усмешке. — Нет, не приедет.

— Вы тоже разошлись?

— Если бы. Она умерла, — Аспитис увидел, что Анжела вскинула руки к губам, кажется, искренне ему сопереживая. — Это было шестнадцать лет назад. Её убили.

— Вы… наверняка уже наказали… убийцу?

— Хотел, да приближённые не дали. Крайне популярная фигура в наших кругах, слишком много нашёл себе защитников, — он опять нехорошо улыбнулся, и хорони непонимающе моргнула.

— Как так? Разве у вас не абсолютная власть? И где он сейчас?

— Да вон лежит, — целой рукой Аспитис указал на соседнюю кровать, и Анжела окаменела. — Там сложно всё. Фактически убил-то он, а вот случайно или не случайно — мнения расходятся. Я остался в меньшинстве, и противостоять им без потерь не получилось. Всё моё окружение не желало Рэксу смерти — и, объединившись с его окружением, сумело его спасти. Шесть лет я пытался его достать, ну а потом как-то отболело. Устал я отгонять мухобойкой бронепоезд.

— Вы… до сих пор её любите? — тихо спросила Анжела, не отрывая глаз от его лица. Аспитис кашлянул.

— Как и твой муж, я заключил с Луизой фиктивный брак на политической основе, и по той же причине мы родили ребёнка. У нас была договорённость оставаться свободными друг от друга, только не выносить эту свободу на всеобщее обозрение. О любви договора не было. Я был к ней привязан, но Рэкса не простил не поэтому.

— Мне жаль вас… Кажется, вы только и делаете, что противостоите чему-то.

— С самого детства, — кивнул Аспитис, уязвлённый той жалостью. — А ты разве нет? Как вышло, что такая правильная и честная девушка имеет в лучших подругах… м-м-м… почти ночную бабочку?

Анжела ожидаемо вспыхнула, однако волю эмоциям давать не стала.

— И вовсе Гери не такая, — сухо отозвалась она. — Да, когда-то оказалась к этому близка, но вовремя одумалась и сейчас очень далека от этого, что бы там кому ни казалось. Просто с подросткового возраста она осталась без родителей, под опекунством дяди, которому вообще было плевать на неё, так что пользовалась своей красотой, чтобы без лишних усилий получать то, что хочет. А я ей позволяла, пока мне не надоело. Я тащила её за собой, надеялась, что однажды она одумается, а получилось, что это я поняла, что шею, кажется, натёрло. Гери и в институте на медсестру училась так-сяк, потому что ей туда не хотелось, но я сумела её убедить, что это лучше, чем модельное агентство и, в будущем, эскорт. Вплоть до диплома половину она сдавала благодаря мне, а половину — за красивые глаза и кое-какие услуги…

— А на диплом ты сказала «нет»? — усмехнулся Аспитис.

— Примерно. Наотрез отказалась помогать: во-первых, у меня банально времени не было, я тогда в больнице уже подрабатывала, а во-вторых, хватит. Боялась, что она сдастся и уйдёт, но Гери взялась за ум и сдала всё сама. Я думала, потому что жалко было трёх лет, а она сказала, ради меня, — Анжела тепло улыбнулась.

— Франка, надеюсь, не она тебе нашла?

Аспитис и сам не знал, зачем начал её подначивать. Улыбка с лица хорони пропала, как будто её и не было, и она решительно встала, оправляя юбку.

— Знаете, ничего удивительного, что вы именно это спрашиваете, — холодно сказала Анжела, пока Мессия размышлял, кто его тянул за язык. — Нормальный человек ни за что не пошёл бы управлять организацией только для того, чтобы продолжать эту разделяющую людей по дурацким принципам политику. Вам явно проще ненавидеть и всех воспринимать врагами, чем хотя бы на секунду допустить, что кто-то может быть правда хорошим. Может, вы и Рэксу не хотите помогать, потому что рассчитываете, что без этого он умрёт, а вы будете ни при чём?

Аспитис вскинул брови, но ничего говорить не стал. Анжела с каменно прямой спиной вышла из палаты, оставляя его наедине с тем самым Рэксом, которому он якобы желал смерти, и собственными далеко не светлыми мыслями.

Разговор получился болезненным — не только из-за того, как кончился, но и в общем, с начала и до конца. Аспитис не знал, что чувствовала Анжела, рассказывая про предавшего её мужа, но в нём самом воспоминания о Луизе, её неоднозначной смерти и рассуждения о любви отозвались будто ещё одной сломанной костью. То, что было с Рэксом, уже и правда отболело — один только барьер остался, не дающий поверить его защитникам по-настоящему, — Луиза же по-прежнему была занозой в сердце. Занозой чего-то несвершившегося, хорошего, возможного — если бы не его собственное отношение к миру и людям.

Рубикон был пройден, когда Бельфегору было шесть лет. Они с Луизой и её личным телохранителем Эдвардом отбыли как гражданские лица на поезде в На-Риву — а точнее, на Рифовое море, популярный курорт, — когда к Аспитису, пряча глаза, постучался Цезарь, добывший интересную видеозапись. В собственном доме Аспитиса Эдвард и Луиза развлекались на супружеском ложе — если, конечно, его вообще можно было так назвать, — и Цезарь в ответ на его безумный взгляд уточнил, что может предоставить подобное годичной и двухгодичной давности. Это был перебор. Аспитис сразу понял, и почему его жена отказывалась менять телохранителя, и почему именно с ним уехала отдыхать, открестившись от предлагаемого им сопровождения, — а главное, почему она, несмотря на все его старания, не замечает, что он стал разговаривать с ней не как с советником и «политическим партнёром». Он распорядился снять туристов с поезда и стал ждать Луизу в своём кабинете.

Тот разговор тоже вышел острым, как свежезаточенный нож, потому что Луиза не хотела понимать, что такого она совершила противозаконного и почему должна была сразу предупредить мужа о новом любовнике — раз уж он задержался больше чем на одну ночь. Тогда Аспитис впервые осознал, что жена боится его — боялась, что, узнав о любовнике-телохранителе, он немедленно разлучит их из банальных соображений безопасности или из-за несоответствия статусов. Он не был для Луизы человеком — но был опасным абсолютным монархом, с которым бесполезно разговаривать, а желаемое возможно получить лишь обманом.

Это было больно — Аспитис за эти годы, прошедшие со смерти Квазара, уже успел подзабыть, что такое душевная боль. Он решил признаться, что давно хочет перевести их с Луизой отношения в более романтическую плоскость, что, например, ему представляется вполне возможным, потому что Эдвард для неё всего лишь сексуальный партнёр, а не нечто большее, но натолкнулся лишь на презрительный смех.