Ещё здесь было намного жарче, чем в Канари, — Джей убеждался в этом каждый раз, как покидал машину ради короткого отдыха. Влажная тяжёлая духота наваливалась плотным одеялом, заставляя голову кружиться, а сердце работать чаще, — страшно было подумать, что творится здесь, не так уж далеко от экватора, когда солнце поднимается в зенит. Тем не менее непривычный климат ничуть не мешал любоваться яркими пейзажами, которые Дельфия с гордостью и настойчивостью демонстрировала невольным путешественникам чуть ли не за каждым поворотом.

Джей был буквально очарован. Давно привыкший к умеренности, сопровождавшей каждый город на Великой равнине, в центре которой располагался Канари, и некоторому аскетизму, присущему поселениям засушливого степного Севера, он не мог сейчас наглядеться: на разноцветные, буйные джунгли, подступающие к самой дороге, пестрящие огромных размеров цветами и всех оттенков радуги птицами, совершенно не обращающими внимания на редкие здесь, в дельфийской глуши, машины и вылезших поглазеть людей; на прозрачные, иногда сливающиеся с небом воды многочисленных мелких и не очень речушек, через которые даже вдали от деревень были перекинуты ошеломительной красоты мосты, — на берегах часто можно было увидеть стада местных парнокопытных с тяжёлыми витыми рогами длиной как будто с саму антилопу, им, кстати, тоже не было никакого дела до свидетелей их дикой жизни. И конечно, особого внимания заслуживали деревни и посёлки, затаившиеся среди нетронутых джунглей, — тоже яркие, притягивающие взгляд, увитые по крышам и перилам живыми лианами: один дом мог утопать в невесомом розовом цвете, другой казаться тихой речной заводью, третий, усыпанный жёлтыми пятиконечными цветами, представлялся воплощённым в жизнь детским рисунком на тему того, как выглядели бы небесные звёзды, если бы им вздумалось сойти со своего тёмного бархата, избрав в качестве нового дома один-единственный в цельном зелёном море. Теперь Джей понимал, почему среди дельфийцев было принято носить яркую одежду и увешиваться звонкими браслетами, серьгами и иными украшениями: просто невозможно было оставаться серьёзным и серым в этом кричащем на каждом шагу о жизни мирке. Даже странно, что Рафаэль здесь когда-то не прижился — Джей с трудом представлял себе, как может наскучить настолько разнообразное и прекрасное место.

По приближении к Аггоде хорон даже ощутил смутную благодарность к Дамеле: все эти петли среди красочных пейзажей, кажется, успокоили не только его, в принципе не умеющего злиться долго, но и Герберта с Диланом, которые всю дорогу восхищённо обсуждали окружающий их мир, беззлобно перебивая друг друга.

Но в гостинице Аггоды всё встало на свои места. Опять никто не предложил Джею помощь, когда он отправился бронировать им номер и обед, и, стоило ему вернуться, эрбис и сильвис вновь затеяли спор — на этот раз на совершенно глупую тему, касательно несчастного кубика, в процессе активного изучения красот Дельфии уроненного Диланом и незаметно перехваченного Гербертом. Теперь он дурачился, отказываясь отдавать игрушку обратно, и Джей, не желая участвовать в подобном детсадовстве, молча сунул Дамеле ключи от номера и пошёл договариваться насчёт обеда.

В номере они оказались спустя час — несмотря на то что гостиница по большей части предназначалась для приезжих, всё здесь было рассчитано на хиддров и пеланнов, в основном и заселяющих этот край. Каждая комната и, конечно, кровать оказались примерно в полтора раза больше обычного, не меньше поражали воображение и покрывающие кровати гигантские пледы, яркие и пёстрые до того, что рябило в глазах. Если бы в их компании не поселилась сейчас чёрная кошка, можно было бы спокойно заказывать двухместный номер — вдвоём на одной кровати они поместились бы без проблем. Но Джею пока претила мысль оставаться с Гербертом даже в одном помещении, и он был ему очень благодарен, когда эрбис изъявил желание в одиночестве прогуляться по окрестностям следующие полчаса. Джей заперся в своей комнате, тщетно настраиваясь на человеколюбие и снисходительность и одновременно прислушиваясь к разговору, начавшемуся за картонной стеной между Дамелой и Диланом в соседней части номера.

— Зачем ты себя так ведёшь? — без какого-либо укора спросила сильвисса. — Зачем поддаёшься? Ты же видишь, Герберт специально тебя злит. Наверняка это у него свой личный способ выводить людей из меланхолии. Почему бы не начать относиться к этому с юмором? Ему шестнадцать, а тебе двадцать девять, в конце-то концов.

— А ещё у меня, как ты выразилась, меланхолия, — огрызнулся Дилан. — Я Герберта не узнаю просто. При Стасе он был просто пай-мальчиком, а теперь, похоже, вознамерился мне его заменить. Наверное, чтобы не скучал по другу. Вот уж благодарю покорно, сэр!

— Не думаю, что всё обстоит именно так, — мягко возразила Дамела. — Он переживает за тебя. Как, кстати, и Джей. А ты зачем-то злишь их обоих.

— Я? Кажется, сегодня Джея вывела из себя ты. Не ожидал, что его можно довести до белого каления, тоже, кстати, был куда добрее полгода назад! Может, оставить Герберта тут пожить? Этак он всех нас перессорит!

— А ты не задумывался, что тебе стоит иногда осаждать его, раз уж юмора не хватает? Устроили перетягивание каната из-за кубика, ясли-группа номер шесть!

— Мне его Ове подарил, — холодно отозвался Дилан. — У Герберта даже к нему нашлись претензии, ты заметила? О мёртвых либо хорошо, либо ничего.

— Да, ничего, кроме правды, — вот окончание этой замечательной фразы! — Джей был почти уверен, что здесь Дамела закатила глаза. — Если человеку позволять, он и до Иеремии докопается. Убил бы Иону при первой встрече, не носило бы Зло так долго по земле! Святые ангелы, Дилан, почему я должна объяснять тебе очевидные вещи? Джей мучается, Герберт сходит с ума, а ты только молчишь и ухмыляешься.

— Я им в няньки не нанимался. И кстати, спасать меня тоже не просил. Как и тогда, в сеттевской лаборатории. Пусть уж несут ответственность за свои поступки, у Адамаса вон получилось, чем Джей-то хуже?

— Ты иногда говоришь совершенно ужасные вещи, — с явственным отвращением проговорила Дамела. — Спасибо, что только иногда. Я пойду поговорю с Джеем, пожалуйста, не уходи никуда. А лучше и вовсе ложись спать.

— Так точно, мой командир. Сердце няни не на месте, да?

Дамела не удостоила его ответом. Джей затаил дыхание, слушая её шаги: сначала из одного конца соседней комнаты в другой, потом, через лёгкий скрип двери, в коридор и, наконец, у самого его порога, тут же переросшие в осторожный стук в дверь.

— К тебе можно, Джей? — негромко спросила Дамела, и хорон с сарказмом отозвался:

— Дельфийский край, кажется, ещё более свободное место, чем наша великоравнинная родина, так что все могут тут делать что им заблагорассудится!

Дамела фыркнула и, отворив дверь, выполненную из неизвестной Джею породы сине-коричневого дерева, вошла. Закрыв её за собой, сильвисса оглядела невесомые плотно задвинутые небесного цвета шторы, увешанные бусинками по всей длине, Джея, в почти царственной позе возлежащего на громадной нерасстеленной кровати, и села у изголовья, вынуждая хорона перейти в полусидячее положение.

— Надеюсь, я тебя не разбудила? — озабоченно спросила она, вглядываясь в лицо Джея, на котором он старательно держал равнодушное выражение: подслушанный разговор опять разозлил его.

— Нет, что ты. Хочешь обсудить наш дальнейший маршрут или всё-таки заявить, что отныне у нас главная ты? Был бы в последнем случае премного благодарен!

— У тебя и самого неплохо получается, Джей, — улыбнулась Дамела. — Тебе просто нужно немного уверенности в себе. Герберт немедленно примет твою сторону: ему незачем задирать сильных.

— Ты не поняла, Дамела. Герберт задирает всех подряд, такой уж у него образ жизни. Без своих провокаций он просто скончается от скуки. Ради него переть против себя точно не стоит.

— Почему против себя? Тебе так хочется кому-то подчиняться? Было бы это так, разве ты стал бы укрывать тогда Стаса и Дилана?