— Вы приносите слишком много беспокойства, дерзкий англичанин.

   — Приносил в прошлом. Но какое беспокойство могу причинить я вам теперь? — Он ядовито улыбнулся французу.

   — Будьте осторожны, месье, — сказал де Бюсси, купаясь в своей власти. — Будучи официальным посланником при дворе низама от имени Английской компании, вы, может, считаете, что обладаете иммунитетом против ареста вопреки воле низама?

   — О, у меня нет никаких иллюзий относительно вас, сэр.

   — Я просто хотел прояснить ситуацию. Индостан — необычная страна, и здесь всегда существует возможность несчастного случая.

Хэйден сорвал с него маску вежливой снисходительности, спросив напрямик:

   — Вы признаетесь, что можете хладнокровно убить заложника?

   — Вы не поняли меня! Вы — наш гость. — Де Бюсси поднял пистолет, его губы раздвинула усмешка. — Нравится это вам или нет.

   — Я не соглашусь на освобождение под честное слово. Вы не получите никаких обещаний, и я буду продолжать дипломатическую деятельность.

Улыбка исчезла с лица француза.

   — Это звучит так, будто вы решились покинуть нас.

   — Можете принять это как пожелаете.

Де Бюсси повернулся к низаму.

   — Как вы решите, ваше высочество? Вы оставите его при себе или отпустите?

Музаффар Джанг отмахнулся полностью от этого вопроса.

   — Значит, так и будет. Поскольку вам не дано разрешение уехать, вы должны остаться — и наблюдать.

«Наблюдать за вашей победой, — думал он, вскипая холодной яростью. — Иисус всемилостивейший, подумать только, лишь вчера, двадцать четыре часа назад, всё было в моих руках!»

Теперь же они ехали на север, и Осман сидел рядом с ним на слоне, наслаждаясь дорожной трапезой своего собственного приготовления: немного фруктов, шарики варёного риса, сушёная баранина. Челюсти Османа медленно двигались в такт шагам слона, он откидывал голову, глотая с наслаждением. Очищенный молитвой, предавшись Аллаху и отдав Ему весь груз забот, он смог избежать мстительных разбирательств, которые последовали за убийством Назир Джанга.

Хэйден вспомнил первый день своего пленения. Смерть Назир Джанга была такой внезапной, что событие потрясло всю армию низамата, пронёсшись по ней подобно тайфуну. Каждый командир конницы встал перед трудным вопросом лояльности, и восторженный де Бюсси сразу предпринял меры, чтобы погасить возможные колебания, посоветовав ошеломлённому Музаффар Джангу провозгласить всеобщую амнистию специальным указом.

   — Чтобы продемонстрировать великодушие вашего высочества. И ваше могущество. Вы — низам. Вы владеете дворцами Аурангабада и богатствами Хайдарабада. Вы — господин Декана и владелец Талвар-и-Джанга, к чему вы всегда стремились и что обещал дать вам месье Дюплейкс.

Музаффар сидел, открыв рот. Потрясение от пережитого кошмара ещё не оставило его, и он не мог найти в себе силы для радости. Хэйден ощутил прилив вины, когда Музаффар неожиданно выронил Талвар с его бесценным бриллиантом, чтобы рассмотреть окровавленный тюрбан своего дяди. Даже сквозь туман мучений, всё ещё застилавший его глаза, он разглядел Глаз Змеи, снял его с тюрбана и крепко прижал к своему сердцу.

Глаз! Как мог Музаффар всё ещё не сомневаться в его силе? Хэйден задал этот вопрос Осману, уверенный, что каждому теперь очевидно бессилие рубина против ужасающего проклятия бриллианта.

Осман склонил голову.

   — Господин Музаффар Джанг, Князь Счастливого Перепутья, овладел желаемым. Он стал низамом. А поэтому, господин, как он может не верить в это?

Теперь, спустя три месяца, Хэйден вспоминал эти слова. Желания нынешнего низама исполнились во всех отношениях.

Он глядел на песчаные отроги Восточных Гат, медленно скользящих слева от них. Их прекрасные склоны были подернуты дымкой и настраивали его на размышления. Колонну царского авангарда возглавлял слон Музаффара; слон де Бюсси шёл на шаг или два позади него. Но между головными слонами и тем, на котором ехал теперь он, была ещё дюжина слонов. Два из них несли особенно опасных людей: Абдула Наби Хана и набоба Курнула — двух людей, которые более других обеспечивали низаматство Музаффар Джангу. Их безграничная жадность обнаружила себя особенно ярко в форте Луи, но лишь он один понимал значение этой жадности.

Восемнадцать сундуков драгоценностей и десять миллионов рупий было захвачено из запасов Асаф Джаха. После смерти Назир Джанга всё это было привезено в Пондичерри для дележа.

«Интересно, сколько из этого досталось Абдул Наби Хану за его предательство, — думал он ещё тогда. — Судя по его виду, недостаточно».

Когда Хэйден смотрел на этого патанца, он ощущал, как волосы на его коже встают дыбом. Прошлым вечером он разговаривал с этим человеком, слепленным из той же глины, что и Абдул Мадсжид. Дьявол толкнул его рассказать этому свирепому набобу о том, что новый господин обещал французам часть Курнула в дар, когда его поставят властителем Хайдарабада. Это было с его стороны грязным политиканством, отвратительным злобным обманом, желанием играть на подлых стремлениях самого гадкого человека.

Хэйден Флинт встряхнулся от своих мыслей, ощутив, что температура упала градусов на десять. В полях крестьяне начали толпами возвращаться в свои деревни. Поразительно было видеть их страх. Молнии представляли для них ужасающую тайну. Они не могли ничего знать об экспериментах мистера Стефана Грея и Джона Дезагульера в Оксфорде, раскрывших природу электричества. И разве достойный доктор Франклин не писал, что земля и грозовые тучи, катящиеся над нею, можно рассматривать как просто две половины лейденской банки и что явление молнии является лишь искрой, возникающей между этими двумя половинами? Для индусов молния была гневом чудовищного бога, поражающего огнём вершины их священных деревьев, поднимающего шерсть на спинах собак, заставляющего плакать младенцев и скисать драгоценное молоко. Она приводила их в благоговейный страх, заставляя молиться.

Призраки, рождающиеся в холмах, преследовали его вместе с первыми каплями дождя, порывом налетевшего на дорогу. Он закрыл глаза и увидел французские войска, сжигающие Лондон в сотую годовщину Великого Пожара. Огромное красное сияние освещало небо над собором Святого Павла, над восьмиугольником Гринвич-Хилла. Он видел Ост-Индский флот в Бау-Крик, захваченный французскими судами. И людей, охваченных ужасом, измождённых голодом, не знающих, что великий поворот истории уже начался необратимо где-то на другой стороне Земли. Как могли они знать, что с покатившейся головы вице-короля Моголов началась цепь событий, которая неизбежно приведёт к такой же судьбе короля Георга?

Он плотнее закутался в плащ. Осман суетился с багажом.

   — Выпьете, сэр?

   — Убери.

Мысли, бродившие в голове Хэйдена, неожиданно обрели реальность. С захватом Хайдарабада и с утверждением Музаффара в номинальной столице Аурангабаде будет положен конец конфликту англичан с французами в Индии. Британцы должны будут оставить Мадрас, а может, и Бомбей. Французы будут контролировать половину Индостана, а через несколько лет и весь Индостан. Приобщившись к его богатствам, Франция будет получать всё возрастающие доходы, которые сдвинут равновесие между двумя великими силами, что приведёт к новой войне.

«Но в этот раз, — думал он, — это будет война, в которой победит Франция. Селитра и тиковая древесина Индостана позволят Франции иметь корабли, обеспечивающие ей превосходство на море. Будут захвачены американские колонии, а со временем французы внедрятся в Англию, сделав её игрушкой короля Луи. И всё это — в результате убийства, совершенного на моих глазах».

А ныне?

Всё по-прежнему. Теперь Музаффар начал выступать таким же павлином, как и его предшественник — Назир Джанг. Он изменился с этого судьбоносного дня. Новый владелец Талвара должен был привести, армию в Пондичерри, чтобы принять поздравления французского Совета. Он вошёл в крепость, где был встречен самим Дюплейксом. Колокола звенели в церкви Сестёр Клуни и на большой церкви. Приём и банкет в губернаторском дворце были великолепными.