Весело, смешно, живо перебирается с кустика на кустик, с деревца на деревце синичья семейка в своем первом походе по летнему лесу. Но пройдет всего какая-нибудь неделя, и прежних неумелых птенцов уже не встретишь нигде. Хоть и отметишь, встретив теперь синичью семейку, у каждого птенца прежние желтые пятнышки в уголках рта, хоть и знаешь, что это все те же самые желторотики, но нет уже у них прежней неуверенности, появилась у них ловкость, осторожность. И меньше теперь синичьих призывов слышно вокруг. Повзрослели птенцы, подтянулись, а совсем скоро и не отличишь их с первого взгляда от родителей.

К концу августа — началу сентября завершится птичье лето, наступит осень для пернатых странников, появятся большие желтогрудые синички у вас под окном, возле кормушки, и забудутся тогда недавние летние встречи с нерасторопными, смешными птенцами, которых родители первый раз позвали в дорогу. А чудные это были встречи, чудные оттого, что много в них было доверия, много доброты. Радостно было любоваться доверчивыми птицами и приятно открывать для себя, что и этим летом появилось в лесу много новых веселых синичек.

Так уж получалось у меня часто, что именно в то время, когда мог подарить мне лес такие радостные встречи, не хватало у меня для этих встреч времени. Вечно какие-то неотложные дела удерживали меня дома, не отпускали в лес, да и лес-то был не очень близко. Так из года в год и пропускал я возможные встречи с синичками-птенцами, что отправились первый раз в настоящую путь-дорогу. Считал я, что пропустил такую встречу и в этом году, — в лес опять никак не удалось выбраться, а когда собрался, то думал, что опоздал.

Вышел я из электрички на знакомой остановке, отыскал знакомую дорожку и не спеша побрел в березовую рощу, где всегда жили большие синицы. Отыскал я и знакомые березы, где давно еще приметил дупла, но дупла, видимо, были уже пусты — синички, пожалуй, давно уже оставили их и разбрелись по лесу. Так и возвращался я домой ни с чем. Снова сел в электричку, доехал до своей остановки, вышел из вагона, и осталось мне пройти шумной улицей до дома всего каких-нибудь метров сто, как услышал вдруг хорошо знакомое синичье «тинь-тинь, сии-сии».

Послышалось? Обознался? А может, принял какой-то городской звук за птичьи голоса? Нет, вроде бы из кустов акации снова и еще более явственно донеслось: «тинь-тинь, сии-сии…» Синички! Честное слово, синички! Те самые, которых искал я сегодня за городом, в лесу, и не нашел. И вот они в городе, рядом с шумной улицей прыгают себе по кустам.

Стоял я около кустов будто завороженный и смотрел, смотрел, не отрываясь, как птенцы с желтыми уголками-пятнышками по краям клюва, птенцы-желторотики, один за другим, не совсем уверенно, покачиваясь на тонких ветвях, тянутся вслед за родителями.

«Тинь-тинь, сии-сии… тинь-тинь, сии-сии…» Один, другой, третий птенец повис на тополевой ветке, удержался, выровнялся и, чуть трепыхнув крылышками, перебрался на ветку повыше. А оттуда снова — «тинь-тинь, сии-сии» — подает голос то ли синичка-мать, то ли синичка-отец.

Откуда вы здесь, птички-невелички? Откуда прибыли, милые, добрые пернатые друзья леса и людей?.. А может быть, вы здесь и не из леса совсем, а вон из того соседнего двора, где стоят-высятся до окон шестого этажа могучие, ветвистые деревья-тополя? Может быть, там, в этом дворе, добрые люди всю зиму угощали вас около своих окон, да еще повесили где-нибудь в укромном месте домик-синичник, и теперь вы остались в этом дворе, радовали людей по весне своими песнями, а следом вывели и вырастили там же, возле людей, своих птенцов?

И пусть птенцы еще не совсем ловкие, пусть это еще не настоящие синички, но главное, синички есть, есть в городе, во дворе большого высокого дома, и теперь на ветвях могучего тополя, сбереженного людьми, будут встречать новую осень уже не одна, не две, а сразу много-много больших желтогрудых синичек.

ПОПОЛЗЕНЬ

Часто встречал я и в осеннем, и в летнем лесу эту занятную птичку с коротким хвостиком и длинным, острым клювом. Подолгу, будто маленький, любовался я, как ловкий поползень быстро спускается вниз головой по стволу дерева и как на ходу заглядывает в каждую трещинку коры.

Обычно встречал я поползня всегда неожиданно. Идешь тихо по лесу, услышишь голосок синички-гаички, увидишь на осенних ветвях эту ловкую, непоседливую птичку, засмотришься, как подвешивается гаичка к тонюсеньким веточкам-соломинкам, и тут заметишь вдруг в стороне и поползня, что на манер синичек обшаривает все укромные места, где могут затаиться на зиму разные насекомые и пауки.

Но ни разу ни в северных, ни в южных лесах не приходилось мне встречать поползней большой дружной стайкой. Так и считал я до вчерашнего дня, что птички эти чаще путешествуют в одиночку или прибиваются на худой случай к синичкам.

Вчера вечером отправился я в лес. С утра шел дождь, мелкий, моросящий, нудный и холодный октябрьский дождь, который обычно считают последним дождем перед первым снегом. После дождя лес притих, словно насторожился, не зная, что произойдет вечером: то ли прояснится небо и заявится, наконец, первый ночной морозец, то ли небо еще гуще затянется тучами и дождь будет идти дальше.

Вокруг лесной тропки, по которой я шел, стояли высокие, стройные сосны. Редкая сосновая хвоя не задерживала дождь, ветки сосен не опускались вниз под тяжестью дождевых капель, а по-прежнему, как в недавние ясные дни, высоко и весело поднимались вверх к вечернему небу. Здесь, среди этих сосен, было всегда светло и спокойно даже в самое глухое ненастье. И вот среди этих веселых деревьев, возле небольшой полянки, и заслышал я тихий шорох. Шорох повторился, и почти тут же заметил я птичку.

Птичка показалась мне очень знакомой. Я сразу разглядел и длинный острый клювик, и будто подкрашенные черной краской глаза. Конечно, это был поползень. Он ловко спускался вниз по стволу и из стороны в сторону поводил своим любопытным клювом.

Поползень был уже совсем внизу, у самой земли, как вдруг на этой же сосне, но чуть повыше увидел я и другую точно такую же птичку. А по соседнему дереву быстро-быстро поднимался вверх еще один поползень.

Я притаился и стал считать птиц: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Потом сбился, стал считать снова и снова сбился. Птичек было много. Казалось, они были повсюду и повсюду ловко и быстро обшаривали стволы деревьев.

Откуда взялась такая большая стайка? Почему рядом с поползнями нет их верных спутников — синичек? Я не успел найти ответа на эти вопросы. Одна из птичек, спустившись вниз по стволу, легко вспорхнула и тут же оказалась у меня на плече… Я не шевелился.

Поползень по-деловому осмотрел плечо моей куртки и быстро спустился вниз по рукаву. Но ничего интересного не было и здесь. Птичка повернула головку, выставила вперед клюв, будто соображая, где еще поискать корм, и, разом отцепившись от рукава, шмыгнула за мое плечо и оказалась у меня на спине. Потом так же ловко и быстро поползень осмотрел мою куртку со спины, снова оказался у меня на плече, а затем преспокойно перелетел-перепрыгнул на ствол дерева.

Я еще долго стоял на лесной тропке и смотрел на суетных в своей работе, небольших, веселых и очень доверчивых птичек. Потом поползни, обшарив все сосны, один за другим перелетели в соседний ельник и скрылись из виду.

Птички улетели, продолжили свою осеннюю дорогу. На следующий день я ждал их там же, в светлом сосновом лесу, ждал долго, но так и не дождался. Наверное, их осенняя дорога уже миновала наш лес.

СНЕГИРИ

Почему-то считал я раньше, что снегири живут только на севере, в северных таежных лесах. И когда встречал в начале зимы спокойных красногрудых птиц рядом с гроздьями рябины, то всегда говорил им: «Здравствуйте, дорогие гости. Вот вы и прилетели к нам. А там, у вас на севере, видно, уже вовсю гуляют метели…»

И в эту осень ждал я, когда около моего дома на рябине покажутся первые снегири, и готовился сказать им, как и раньше, те же самые слова.