Пингвина трясло от страха. Он невидящим взглядом уставился в центр спортзала, где начался первый бой полуфинала, и напряжённо размышлял, как быть. Когда кто-то тронул его сзади за плечо, он буквально подпрыгнул от неожиданности и не смог подавить испуганный вскрик.

Перед ним стоял хорошо одетый сутулый мужчина с пепельно-седыми волосами, глубоко запавшими черными глазами и высокими, резко очерченными скулами.

— Ты откуда его знаешь? — поинтересовался сутулый, небрежно кивая в сторону равнодушно следящего за происходящим на матах арестантом.

— Друг мой, — с трудом сглотнул взвинченный полицейский.

— Друг? — чёрные брови мужчины дрогнули. — И как зовут твоего друга?

— Как зовут? — окончательно растерялся Пингвин, чувствуя, как от страха тупеют мозги.

— Да, как его зовут? — терпеливо переспросил собеседник.

— Богдан Иванович, — отвлёк его какой-то парень, протягивая телефон, — Ваш брат звонит.

Собеседник отвернулся, и Пингвин почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Слышал он про одного Богдана, связанного с подпольными боями. Говорили, что тот Богдан стоял у самых истоков и сделал на боях своё состояние. К его мнению прислушиваются организаторы, он владеет букмекерской конторой и полудюжиной опытных бойцов, ездит на бронированном автомобиле, курит «Кохибу» и держит охрану из цыган, да и сам, говорят, является одним из цыганских баронов.

Надо было бежать! Надо было просто бросать своего арестанта и бежать к чёртовой бабушке сразу перед полуфиналом! Не зря жизненным кредо Пингвина всегда была умеренность — именно она позволяла ему не бедствовать и при этом неизменно оставаться не замеченным. А вот теперь он зарвался. И всё — из-за этого арестанта. Хотя кто же знал, что тот окажется так хорош?

Богдан Иванович, тем временем, сложил сотовый и повернулся к трясущемуся полицейскому.

— На чём мы остановились?.. Ах, да, на твоём друге. Так как, говоришь, зовут твоего друга?

— П-петя, — проблеял Пингвин, силясь понять, что от него надо могущественному Богдану Ивановичу.

— Петя? — нехорошо усмехнулся Богдан и вперился жёстким взглядом в полицейского. — А теперь слушай сюда, мент паршивый, — негромко продолжил он, и Пингвина прошиб ледяной пот — они всё про него уже знают! — Это — друг моей семьи. Очень хороший друг. Я, так и быть, прощу тебе то, что ты силой приволок его сюда, но только если ты немедленно исчезнешь, ясно тебе?

— Ясно, — отозвался Пингвин, уже пятясь к выходу. — Очень, очень хорошо ясно.

Богдан проводил пухлого полицейского взглядом и снова посмотрел на сидящего неподалёку черноволосого мужчину. Конечно же, он узнал его. Это тот самый таинственный незнакомец, который отменно порезал бандитов в Раменском. Буквально на днях он обещал Тагиру позаботиться об этом незнакомце и спрятать его, пока всё не утихнет, но его до Богдана так и не довезли. Расстроенная, растрёпанная племянница Гили со слезами на глазах рассказывала, как на них сначала напали бандиты, а потом полицейские. Незнакомца и след простыл — и вот на тебе, он находит его на боях без правил. И не просто находит его на боях — мужик сбивает противников, как умело запущенный шар кегли.

Богдан собирался немедленно позвонить Тагиру и сообщить, что обнаружил их общего приятеля.

Но, вспомнив о ставках, которые делали на этого бойца, передумал.

«Я обязательно заберу тебя, парень, и сообщу брату. Но сначала я посмотрю, каков ты в бою».

Выйдя к Шушморскому капищу, Илья без раздумий завёл оставленную Яном машину. Он не был уверен, что в состоянии сидеть за рулем, но точно знал, что ждать несколько часов, пока его не заберут, не сможет. Конквестор хотел только одного — побыстрее добраться до дома, упасть на кровать и заснуть, получив передышку от боли. И уже потом — в техцентр, за лекарством. А затем — обратно, в проход, к Трое. Хотя… Кто бы знал, как ему надоело нести на себе бремя ответственности за удержание расползающегося по швам хода истории! Почему это должен делать именно он? Вот не вернётся он к Трое — и всё тут! Пусть кто-нибудь другой идёт и притворяется Ахиллом! Пусть другой изо дня в день подставляется под мечи троянцев! Пусть делают что хотят, хоть сами строят коня и залезают внутрь! А с него — хватит!

До дома Илья добрался только ночью; действие лекарства к тому времени почти закончилось, появились предвестники боли. Лифт, как всегда, не работал, и он едва не закричал от досады. Подъем до квартиры занял, казалось, целую вечность — каждый лестничный пролет превращался в Эверест. Сил добраться до спальни не осталось — Илья рухнул на диван в зале и постарался забыться…

Когда он пришел в себя, боль затихла; снова появилась трезвость мышления и понимание того, что возвращаться в Трою всё-таки надо. А ещё надо стиснуть зубы и перебороть болезнь. И желательно всё-таки своими силами, без лекарств. По крайней мере, без тех специфических препаратов, которые готовит их техцентр.

Илья принял душ, включил на кухне чайник и устроился перед телевизором в зале. Тот бубнил новостями и надрывался рекламой; чайник на кухне шипел, закипая; гудели горячей водой оживленные муниципальными службами батареи. Тихо, мирно, привычно. Несмотря на беспричинную ярость, преследующую его последнее время, на этот раз посторонние звуки Илью не раздражали, а умиротворяли. Он дал им себя унести и погрузился в блаженное небытие…

Илью разбудила боль.

Наверное, Ян всё-таки прав — организм должен сам бороться с болезнью. Но на это нужно время. А сейчас времени нет — Троя ждёт.

Так рассуждал про себя Илья, оправдывая только что принятое им решение: как только чуть-чуть отступит боль, он поедет в техцентр за таблетками.

В «Сёстрах Хилтон» на следующее после разгрома утро появилась вся команда в полном составе. Мрачный и ещё более бледный, чем обычно, Хохлома сидел на высоком стуле в студии и принимал соболезнования, время от времени трогая повязку на голове и еле заметно морщась, когда кое-кто из «охранников» его галереи говорил что-нибудь особо глупое.

— Это хорошо, что они в тебя промахнулись, — ободряюще хлопнул его по плечу один. Как же его — Боря, Коля?..

— Они не промахнулись, — процедил Хохлома, задетый фамильярным жестом. — Они именно так и целились.

— А чего это они?..

— Чего это они чё — чего Хохлому не убили? По-твоему, лучше бы убили? — вскинулся стоявший позади Ломец. Он прибыл на место разгрома ещё прошлой ночью и с той поры студию не покидал и так и пылал благородной яростью.

— Да нет, я совсем не то хотел сказать, — парень немедленно стушевался и испуганно отступил. — Я просто имел ввиду… ну…

— Они специально только ранили, а не убили. Типа — припугнули, — удовлетворённый смятением парня, пояснил Ломец.

— Уроды, — резюмировали присутствующие.

Хохлома потянулся левой рукой к чёлке и резко отдернул руку, едва дотронувшись до бинта. И вздохнул. Как жаль, что даже в его культурном, утончённом бизнесе перераспределения произведений искусства нельзя обойтись без исполнителей, без всех этих примитивных, необразованных, но, тем не менее, так необходимых для грязной работы хамов.

— Они, типа, не поверили, что ты реально не знаешь, где груз, да? — выспрашивали собравшиеся. — И решили, что мы груз где-то втихую сложили, а их решили кинуть.

— Именно, — нехотя подтвердил Хохлома.

Присутствующие недовольно заворчали.

— И что, мы это просто так оставим? — наконец, спросил кто-то, выражая общее мнение.

Хохлома обвёл взглядом своих исполнителей и вздохнул: похоже, они загорелись жаждой мести. А тот факт, что мстить придется противнику куда сильнее их самих, по видимому, никому ещё не пришёл в голову.

— Разбираться с этим будем потом, — повернув голову к окну, тихо сказал Хохлома. — А пока нам нужно отыскать груз.

— Зачем это? Чтобы им отдать? После того, что они сделали?

— Не пойдёт! Сначала замочим, потом отыщем груз!