— Ничего себе! — покачал головой Илья. — А как они выглядели?

— Ну, если я сообщу, что наполовину конь, а наполовину человек — это будет полностью соответствовать истине, но ведь ни капли не поможет тебе представить реальную картину, правда? — усмехнулся Ян. Выглянул из-под щита и сообщил: — Обратно улетают. Пошли отсюда, скоро троянцы пойдут в атаку.

И впрямь, темная масса троянского войска медленно перемещалась от стен города к лагерю. Греки торопливо подтягивались к незаконченной насыпи и пытались создать подобие строя. К счастью, грядущая битва не имела к Илье никакого отношения — мирмидоны сегодня не сражаются за Агамемнона.

Агамемнон! Взбудораженный встречей с легендарными стимфалийскими птицами, Илья только сейчас вспомнил, что вообще-то шёл на выручку Брисейде.

— Ян, ты не знаешь, где сейчас Агамемнон?

— Зачем?

— Он Брисейду забрал.

— И ты идешь требовать ее обратно?

— Вроде того…

На секунду Ян нахмурился, а потом нехотя, с сомнением, но всё-таки кивнул:

— Ну, да, Ахилл не потерпел бы, что его собственность вот так запросто забрали. Сходи. Только не особо упирайся — он же все равно её тебе не отдаст.

— Я, вообще-то, хотел бы девчонку забрать, — Илья встретил хмурый взгляд Яна и добавил, словно оправдываясь: — Жалко её там оставлять.

— Советую тебе чаще вспоминать, что всё, что происходит вокруг, уже давно случилось, — жёстко сказал Ян. — Люди, которых ты видишь, умерли тысячи лет назад. Привязываться к ним не стоит. И рисковать из-за них — тоже.

Илья нехотя кивнул. Как бы ни жестоко звучали эти слова, как бы ни становилось не по себе от такой ледяной логики, Ян прав. Но то, что так хорошо понимал ум, не так хорошо принимало сердце.

До сей поры Илье ни разу не приходилось сталкиваться с подобной проблемой; он задерживался в проходах не дольше, чем на пару дней. Да и не так уж много у него пока их было — «своих» проходов. А те, что были, подчинялись единственной цели — найти пропавших. Сфокусированный только на ней, Илья не обращал внимания на встречавшихся ему в проходах людей и потому никогда не воспринимал их как «настоящих». Или просто ни разу об этом не задумывался. Но сейчас всё было по-другому. Люди, окружавшие его — и веселый рыжий Патрокл, и испуганная Брисейда, и хитрющий Одиссей, — все они никак не походили на умерших три тысячи лет назад. Здесь и сейчас они были живы, здесь и сейчас всё, что происходило с ними, было по-настоящему.

До шатра Агамемнона Илья так и не дошел — царь сам попался ему на пути. Смерил строптивого подданного ледяным взглядом, а потом, сделав над собой видимое усилие, процедил:

— Я твоих мирмидонов не вижу в строю.

— И не увидишь.

— Я приказываю тебе присоединиться к войску!

Вокруг собиралась толпа любопытных.

— А я тебе повторю, раз ты не понял меня с первого раза, — чеканя слова, ответил Илья. — Ты забрал у меня одну пленницу, и я перестал сражаться. С той поры ты не выиграл ни одной битвы. Я думал, ты усвоил урок. Но нет — ты забрал у меня и вторую пленницу… Готовься к поражению, Агамемнон, сын Атрея, — пафосно закончил он и медленно, с чувством собственного достоинства, направился к лагерю мирмидонов.

Вскоре его нагнал Ян. Он выглядел довольным, в уголках голубых глаз собрались лучики. Одобрительно похлопал по плечу:

— Хорошо сказал!

Илья не ответил. Сказал-то он, может, и хорошо, но снова ничего не сделал, Брисейда так и осталась в лагере Агамемнона.

Полковник Непыренко уже несколько лет назад мог бы спокойно подать в отставку. На накопленные за годы службы деньги он мог бы сменить двухкомнатную хрущевку в Москве на небольшую виллу на пляже в Коста-Рике, а расплывшуюся сварливую супругу — на молодую красавицу-жену. Он мог бы обзавестись солидным счетом в надежном банке и «Феррари» с откидным верхом, кушать на ужин лобстеров, пить элитное французское бордо и жить, ни в чем себе не отказывая, на банковские проценты. Но давно научившись лихо использовать рыночную экономику в своих интересах, то есть воровать, тратить вырученные деньги Сергей Михайлович просто-напросто боялся. Потому он оставался в хрущёвке, с надоевшей женой и на прежней должности и, имея доступ к складам оружия, продолжал своё дело. Потому что иначе просто не мог.

Полковник успешно продавал оружие так много лет лишь потому, что был предельно осторожен. Он никогда не торопился, предпочитая действовать медленно, но верно. Выбирал партии небольшие, непременно из-за Урала. Чем дальше путь, тем больше остановок по дороге, тем чаще он, отвечающий за транспортировку, мог менять конвой, тем больше накладных, тем длиннее и запутаннее бумажный след. И даже если армейская бюрократия и хватится пропажи, то через заботливо созданные им бумажные дебри она вряд ли продерётся — запутается и сдастся на третьей перекладной. Никогда не выходил на покупателя напрямую и всегда действовал только через многократно проверенных посредников. И никогда даже не помышлять расширить дело, потому что всегда помнил — постоянным игрокам в незаконной торговле оружием лучше не переходить дорогу. А игроки в этой сфере просто мега-серьёзные, не зря ведь торговля оружием — самый прибыльный из незаконных бизнесов в мире, доходнее даже, чем наркотики.

Правда, иногда бывало искушение нарушить собственные правила. Например, не так давно Сергей Михайлович получил очень неплохую партию из Сибири, но обычные его заказчики всё не торопились предлагать цену. И тут на полковника вышел какой-то молодой цыган, сообщивший, что узнал про него от своего родича, с которым Непыренко когда-то давно имел дело. Обычно Сергей Михайлович не работал с непроверенными людьми, и в иной ситуации он не стал бы парня даже слушать, но — время шло, оружие лежало на складе, и риск обнаружения товара возрастал с каждым днём. И Непыренко решил рискнуть.

Цыган же о полковнике услышал совершенно случайно, столкнувшись как-то с одним из своих дальних родственников, то ли четвероюродным братом, то ли троюродным дядькой — Гожо точно не знал, во второразрядном клубе на северной окраине города. Когда-то тот жил вместе с кланом Алмазовых, но затем барон его выгнал. За что — Лекс не знал. А пьяный родич, расчувствовавшись, когда Гожо заказал ему очередной стакан виски, начал изливать душу. Из его пьяной исповеди Лекс узнал, что отец выгнал того за разные незаконные махинации, которые родич проворачивал на стороне. Тогда же услышал про полковника Непыренко, у которого время от времени можно прикупить неплохую партию оружия. Услышал — и забыл… До тех пор, пока не встретился с Хохломой, которому как раз требовалось оружие.

Гожо не собирался идти по стопам старших братьев и присоединяться к семейному бизнесу, однако заниматься незаконной торговлей оружием в его намерения точно не входило. Но, похоже, так совпали звёзды — у Лекса вдруг появилась информация и о продавце, и о покупателе, и не воспользоваться ей казалось просто глупым.

Хотя Гожо и бросил художественную школу и принялся искать занятие, которое бы показалось достойным его отцу и всей общине, в душе он так и остался художником. Под настроение цыган делал наброски, нередко встречался с бывшими однокашниками, живо интересовался новинками в мире художественного искусства, время от времени ходил на выставки. Потому, когда однажды Гожо услышал от приятелей, что где-то на окраине Свиблово они случайно обнаружили ну очень необычную галерею под названием «Сёстры Хилтон», он не мог туда не заехать. Зашёл внутрь — и замер, пытаясь понять, что же напоминают ему развешенные по стенам картины. Сплошь чёрные холсты, яркие, броские краски, чёткие линии, а все сюжеты — исключительно на покерные темы. Что-то это ему напоминало…

А когда появился сам владелец галереи, цыган тихо ахнул про себя — Хохлому он узнал с первого взгляда, несмотря на разительные перемены в его внешности и то, что видел он Хохлому его всего пару раз, да и то давно.

Про Хохлому в художественном училище, куда поступил Гожо, ходили легенды. Талант, бунтарь, неформал, хулиган — такими эпитетами его награждали наставники. Он отказывался следовать классическим канонам и признавать авторитеты. Когда Гожо только начал учиться, Хохлома был как раз на грани отчисления — и на пике славы: одну из его «хулиганских» картин под названием «QQ» за какую-то совершенно немыслимую сумму приобрёл известный частный коллекционер. Хохлома бросил училище, и с той поры о нём ходили самые невероятные слухи: что он уехал заграницу и открыл там свою галерею, что он стал придворным художником короля Бахрейна, что он спился и теперь бомжует, что он заделался учителем рисования и преподаёт в средней школе, что его картины висят в какой-то солидной галерее…