— Оказывается, я задержался в отпуске! Нет, дайте мне поглядеть в глаза тому, кто осмелился урезать мне зарплату! Чуть что, и сразу козни строят?! Пускай этот умник едет в Пекин и все проверяет…
Потом послышался увещевающий голос Цао Сюэи:
— В чем дело, Хэй Цзы? Может, ты заболел? Кто сказал, что тебе урезают зарплату? — Секретарь прочистил горло. — Заходи, заходи. О лишних днях я уже с бухгалтерией договорился…
Это и есть любовь, женитьба? Я лежал под одеялом, ворочался, не в силах заснуть. Говорят, любовь — это самопожертвование. Но что я дал Ей? Ничего. Нет здесь любви. Одна физиология. И наша женитьба — это результат случайности, а не любви…
— Чжоу, эй, старина Чжоу! — вдруг позвал я громко. Мне необходимо было с кем-то поговорить.
Разбуженный Чжоу подскочил:
— Что? Что? В чем дело?
— Да так. Ничего особенного. — Я внезапно успокоился. — Спички есть?.. Покурить охота.
— Да спи ты! Спи! — недовольно ворча, он снова улегся. — Ты что, не знаешь, что я не курю? Откуда у меня спички?
Глава III
1
Я машинально подошел к стене и вгляделся в наклеенную на нее газету с фотографией: «Американские захватчики совершили массовое убийство во вьетнамском местечке Мэйлай». Фотография была маленькой и нечеткой. Можно было разглядеть только груду трупов.
Почему в наш новый дом попала именно эта газета, а в ней на самом видном месте — эта фотография? Я вдруг почувствовал отвращение. Но газету так и не сорвал.
А цветное одеяло! На нем вышиты два трактора, и каждый тащит за собою плуг. Очень впечатляет! Неужели мы под этим будем спать с Ней?
Оклеивать стены мне помогал Хэй Цзы. Он радостно притащил из конторы пачку газет, бросил их на пол и, закатывая рукава, сказал:
— Ну, дружище, учись! Никакой побелки! Оклеим газетами, и будет что надо. Ты слыхал, в Америке кто-то из газет даже дом построил!
Он работал, а я больше газеты читал. И вот на тебе — эта жуткая фотография.
Одеяло было подарком коллектива, который сплошь состоял из тех, кто исправлялся, перевоспитывался, сидел. Единственным исключением была та самая женщина-философ, жена Немого. Каждая семья сбросилась по два-три гривенника, а всего в нашей деревушке около ста домов. Всего — чуть больше двадцати юаней. Такая огромная и такая ничтожная сумма!
— Это я за одеялом ходила, — рассказывала тетушка Ма, которой пришлось прошагать за ним тридцать ли. — На другие цвета я и смотреть не стала! А уж это то, что надо, — ярко-ярко-красное, красота! Небось и самим нравится? На будущий год, глядишь, прибавление будет!
И теперь два трактора вспахивали нашу лежанку.
Это какой-то кошмарный сон!
Но пробуждение не наступало, и сон все не кончался.
Жизнь предлагает каждому из нас довольно узкую колею. Достаточно сделать первый шаг, и все остальные ты делаешь уже вынужденно. Выбор существует, только пока не сделал первый шаг. А потом становишься похож на марионетку и уже не думаешь, куда идти, — края колеи сами направляют тебя.
В тот день я пошел к Хэй Цзы. Только открыл дверь, как он закричал:
— Та-ак. Лифан говорит, вы с Хуан Сянцзю женитесь? Пара что надо, старые безобразники — и в молодожены!
— Не говори ерунды, — вступилась Лифан, — наш Чжан вовсе не старый, он мужчина в самом соку! — Она подмигнула мне из-за его спины.
Я спросил, разрешат ли нам пожениться.
— Все будет нормально! — Он похлопал себя по груди. — Я поговорю с Цао Сюэи. А если заартачится, я ему живо намекну, что он еще хлебнет лиха с этой бандой леваков В Пекине! Эти идиоты здесь даже не знают, что в столице всех освободили, даже ветеранов партии. — Он вдруг прикрыл рот рукой. — Черт побери! Я так торопился, что ничего ему не привез. Разве что котелки да пару бутылок…
— А жене коробку со сладостями?! — сказала Лифан.
— Точно! Так, Лифан, давай скорее нам бумагу — будем писать. Где эта чертова бумага, ведь я ее сам покупал на Сиданьском рынке?.. Так. А где ручка? Готов? Тогда пиши так: «Правый элемент Чжан Юнлинь и бывшая заключенная Хуан Сянцзю активизировались и организовали контрреволюционный блок…»
Мы дружно расхохотались.
Я никогда еще не писал таких ответственных заявлений и никак не мог настроиться на серьезную волну, мне тоже хотелось шутить. Потом взял себя в руки и задумался.
— Знаешь что, Хэй Цзы, — сказал я, — думаю, нужно сначала написать подходящую цитату.
— Пиши цитату! — Он хлопнул ладонью по столу. — Напиши, например: «Необходимо бороться с диктатурой капитализма». Эх, боюсь, перебаламутишь ты весь поселок. Начнут болтать: почему это ему разрешили жениться, разве он один полностью перевоспитался? Много вас здесь, любителей приключений на свою голову.
— Ладно, хватит. Лучше давай выберем подходящую цитату. И перестань мне голову морочить.
Я взял ручку и написал:
Высказывание Председателя Мао: «Мобилизовать все положительные факторы; сплотить всех, кого можно сплотить; по возможности превратить отрицательные факторы в положительные; служить великому делу построения социалистического общества».
Заявление
Мы, рабочий третьей бригады госхоза Чжан Юнлинь (пол мужской, тридцать девять лет, холост) и рабочая госхоза Хуан Сянцзю (пол женский, тридцать один год, разведена), просим разрешения на заключение брака. Стороны выразили обоюдное желание. После заключения брака мы будем продолжать свое перевоспитание, за нами будет осуществляться контроль. Под руководством партийной ячейки и благодаря воспитательной работе крестьян госхоза мы будем вносить свою лепту в строительство социалистического общества. Надеемся, что партийная организация бригады изучит и удовлетворит нашу просьбу!
С уважением
Чжан Юнлинь, Хуан Сянцзю.
Апрель, 1975 г.
— Ну! — Хэй Цзы поднял купленный на Сиданьском рынке блокнот, как будто хотел показать всем совершенный образец каллиграфии. — Просто нет слов! Цитату подобрал — не придерешься. Тебя, черт побери, можно уже делать секретарем парторганизации! Такое заявление эти дураки просто обязаны удовлетворить. Погоди, я пойду прямо к секретарю.
— А как насчет жилья? — Хэ Лифан остановила его. — Ведь это тоже надо с Цао Сюэи обговорить.
Хэй Цзы задумался.
— Насчет жилья… думаю, вам не придется мучить ни тетушку Ма, ни Чжоу Жуйчэна. Все будут довольны…
— Да ты, похоже, рассчитываешь, что они в отдельную квартиру переедут? — Хэ Лифан заливисто рассмеялась.
— Именно! Только так!.. Э! Да ведь с ним можно поговорить насчет двух комнат, где сейчас склад.
Когда он ушел, Хэ Лифан, раздвинув губы в улыбке, сказала:
— Послушай, дорогой Чжан. Ты знаешь, детей-то у нее скорее всего не будет. Ты уж ее не обижай.
— Откуда ты знаешь, что у нее не будет детей?
— Ах! Лучше спроси, чего я по женской части не знаю! — Она щелкнула у меня перед носом пальцами. — Ты, конечно, человек ученый, но в этом деле я разбираюсь получше твоего.
— Не будет детей, и ладно. Меня это как раз устраивает, — сказал я спокойно.
— Да? — Она с удивлением уставилась на меня.
Теперь, выражаясь словами Хэй Цзы, «все было обустроено».
Неожиданно у меня появился дом!
Да еще целых две комнаты — роскошь по сравнению с другими рабочими госхоза. Складское помещение было довольно ветхим, но какой-никакой, а дом. Я только не мог понять, как это Хэй Цзы удалось уговорить Цао Сюэи.
Хлопоты с переездом и суета кончились.
Я сижу в спальне на кане и курю. Она в соседней комнате прибирает оставшиеся тыквенные семечки и сахар, чем-то стучит и звенит. Звуки кажутся очень далекими. Как во сне. Женщина. Иногда кажется, что Она везде, во все проникла, присутствует в каждой мелочи, что все здесь, кроме этой мерзкой фотографии на стене, создано Ею. Она наладила свою жизнь, и жизнь эта видна во всем — в кане, в этом нашем одеяле, в деревянной книжной полке, в глянцевой белой бумаге за крючками вешалки, в бутылочке с кремом для лица и во всем, во всем остальном. Она оплела меня со всех сторон, окружила — и я не замечаю, как теряю себя. Меня уже не осталось, теперь и вместо меня — Она. Женщина вошла в мою жизнь, и моя жизнь словно перегнулась пополам и разломилась; прошлое потерялось, и я не знаю, как его найти.