− Вик-тор! Вик-тор! Блэйз! − скандировали курсанты.
Я радостно шагнул вперёд.
− Блэйз... − младший коммандер задумчиво посмотрел на меня. − Я понимаю, что главная заслуга в этой победе ваша, − благостный тон командира резко изменился, он сжал губы и произнёс: − Но такая победа ничего не стоит. Вы нарушили главный принцип в армии − субординацию. Если бы такое произошло во время боевых действий, вас следовало бы утилизировать. Вы обязаны выполнять приказы командира. Разве у вас была в тот момент полная уверенность в том, что это был отвлекающий манёвр Лис? Вряд ли. Можете ли вы утверждать, что знали всё о поле боя? Нет. А если у кадета Габира была какая-то информация от разведки или от вышестоящего командира? Вы в первый раз участвовали в этой игре и ещё совершенно ничего не знаете... Да будь Габир даже тысячу раз неправ, вы обязаны подчиняться приказам. − Новак ещё долго отчитывал меня, не стесняясь в выражениях. Каждое слово буквально посылало меня в нокаут. Совершенно не ожидая такого, я стоял, опустив голову. − За злостное нарушение воинской дисциплины − невыполнение приказа командира в бою − вы будете наказаны.
− У-у-у, − послышался недовольный ропот курсантов.
− Отставить! − рявкнул офицер. − Кадет Блэйз, отправляйтесь к мидкоммандеру Эклунду, он решит вашу судьбу.
− Есть, сэр, − растерянно ответил я и поплёлся в командный корпус.
− Ну что, допрыгался, щенок? − прошипел мне вслед Габир.
− Подвёл ты меня, курсант... − недовольно говорил Эклунд, расхаживая вокруг стола в кабинете. − Я надеялся через месяц-другой поставить тебя командиром Вепрей. А что мне с тобой теперь делать? Ты считаешь, что, уничтожив полтора десятка Крыс, имеешь право на всё?
− Никак нет, сэр!
− Или ты где-то в уставе вычитал: нарушайте, господа солдаты, приказы, и будет вам счастье? А если удачно нарушите, то вас наградят?
− Никак нет, сэр!
− По-хорошему, гнать тебя надо с базы обратно в Стратеры... Но я давненько не видел такой славной победы, такого блестящего плана. Если б в нашей армии все командиры были такими, как ты, то Альянс давно бы перестал быть великим. Даю последний шанс: посидишь пару недель на гауптвахте и хорошенько подумаешь.
− Есть, сэр! Спасибо. Я всё понимаю. Это для меня важный урок.
[1] Примерно три метра.
Глава 23
Это были лучшие месяцы моей жизни. Я очень сблизился с Одди, она была не просто другом − она стала для меня всем. Я словно дышал ею. Страсть поглотила меня с головой. Используя каждую возможность, мы убегали с базы на нашу любимую полянку, полностью отдаваясь чувствам, радуясь жизни, смеясь и обсуждая совместные планы на будущее. Впервые я понял, что такое счастье, что такое Любовь, ради которой человек готов совершать подвиги и чудеса.
Всепоглощающее чувство захватило меня. Вспоминая время, проведённое в коммуне Страдальцев, я всё чаще понимал, что хочу взять Одди в охапку и унести туда. Всегда быть вместе, воспитывать наших детей, чувствовать себя свободными − что может быть лучше? Но сможем ли мы так жить? Сможем ли отказаться от всего, чему нас учили Корпорация и родители? В этом я не был уверен.
Однажды я спросил у Одди:
− А ты можешь представить, что родители воспитывают своих детей сами? Всю жизнь...
− Как это? Зачем? − с недоумением сказала она и, помолчав, грустно добавила: − Из своих я видела только маму, да и то всего два раза.
Не сдержавшись, я раскрылся перед подругой и поведал о вынужденном пребывании в поселении Страдальцев. О духе свободы, который там царил. О том, что в коммуне существовали настоящие семьи, которые могли заводить детей и всегда находиться рядом с ними. Одди была поражена рассказом. Она нахмурилась и надолго замолчала.
− Если тебе не нравится эта тема, давай поговорим о чём-то другом. Или когда-нибудь потом... Если захочешь... Всё, что захочешь, − сказал я, целуя девушку. − Ведь ты самая замечательная. Такой, как ты, не встретишь нигде.
− Угу. Теперь не встретишь... − задумчиво произнесла Одди, и в её глазах появились слёзы.
− Что случилось, родная?
Одди уткнулась мне в плечо и зарыдала, вздрагивая всем телом.
− Я чем-то расстроил тебя? Или обидел?
− Ты ни при чём... − сквозь слёзы прошептала она. − Просто этот разговор заставил меня вспомнить одну давнюю историю.
− Расскажешь?
− Я всегда хотела забыть об этом и поэтому ни с кем...
− Расскажи. Мне можно. Легче будет.
− Хорошо, − Одди вытерла слезы и тяжело вздохнула. − Мне тогда было двенадцать, я как раз только перешла на среднюю ступень обучения в Школьном Доме Просвещённых...
− Ого, ты была Просвещённой? − с удивлением уставился я на подругу.
Она кивнула.
− Да... В тот день приехала мама и забрала меня с сестрой на прогулку...
− С сестрой? − снова удивился я.
− Ага. Сестра-близнец. Близнецам разрешается быть вместе. Её звали Сигбьёрг. Сигги... Сигги и Одди... − задумчиво произнесла девушка и опять вздохнула. − Она родилась на пятнадцать минут раньше, считала себя старшей и потому всегда старалась защищать меня. Мы были так похожи, что все воспринимали нас скорее как одного человека в двух экземплярах, чем как разных личностей. Наши отношения были настолько близкими, что мы даже создали собственный язык с непонятными для других словами и жестами. Я помню, какой трагедией был момент, когда меня положили в больницу, и нам пришлось ненадолго расстаться... Мы чувствовали себя чем-то неделимым. Даже считали, что можно распределить между собой навыки, что владеть ими достаточно только одной из нас. Создали для себя маленький мирок, из которого совершенно не хотелось выходить. Вне этого микромира я была очень закрытой. Даже нет, скорее диковатой и очень робкой. Для меня было большой проблемой с кем-то, кроме Сигги, поговорить, а уж тем более сблизиться. Я больше налегала на учёбу, а Сигги полностью брала на себя функции представителя нашей пары и отвечала за общение с внешним миром...
− Ты говоришь о ней в прошедшем времени. Что-то случилось, да?
− Угу, − всхлипнула Одди. − Мама тогда повезла нас погулять на берег фьорда, чтобы рассказать о себе и поближе узнать нас. С прошлой встречи, когда я впервые увидела маму, минуло много лет. Я тогда была совсем маленькой, и её образ стёрся из моей памяти... Мама была очень красивой. Она пришла за нами одетой в голубой балахон Просвещённого четвёртой ступени. Глядя на неё, я чётко представила, как мы с Сигги будем выглядеть, когда подрастём, настолько сильно мама походила на нас − те же волосы, те же глаза, тот же овал лица. Мы тогда много разговаривали и смеялись. Эмоции переполняли. Когда Сигги с мамой о чём-то оживлённо болтали, глядя на воды извилистого залива, я спряталась за каким-то каменным выступом. Ну, надо было мне... А потом... потом я услышала этот шум и выглянула из своего укрытия. Их было пятеро, здоровенных мужиков... Один повалил на землю Сигги, другие схватили маму, громко крича на диалекте Альянса.
− Диверсанты? В глубине земель Барстера?
− Нет. Как я потом узнала, это были беглецы с рудника. Ну, из тех пленных, которые работают на вредных производствах... Те, которые четверо... они разорвали на маме балахон и опрокинули её на землю. Трое удерживали её своими грязными лапами, а четвертый... у него было такое мерзкое, самодовольное лицо, и слюнявый рот... он её... а потом ещё один... они по очереди... ну, ты понимаешь. А пятый в это время... Сигги была совсем ребёнком! Я увидела её глаза, полные отчаяния. Наши взгляды встретились. Но даже в тот жуткий момент она помнила обо мне. Я была готова сорваться с места, чтобы кинуться на этих нелюдей, но тут она закричала: "Не смей! Даже не вздумай!", и я словно приросла к месту. Я поняла, что эти слова были адресованы мне, сестра запретила мне высовываться. Она прекрасно понимала, что я ничем не могла им помочь, просто стала бы третьей жертвой этих гадов... Они их с обрыва сбросили... Мне показалось, будто кто-то тупым лезвием отрезал от меня кусок плоти, часть моей души... − пытаясь сдерживать эмоции, Одди почти до крови искусала дрожащие губы. Её глаза снова стали влажными и покраснели. − А потом... потом я дала себе слово... я решила, что должна уметь защитить себя и тех, кто мне дорог. И вот теперь я Страж, будущий Корп...