– Где у вас больница?

– На том конце. Я могу проводить… – Рыжий застенчиво улыбнулся: – Ведь я бригадмилец, товарищ лейтенант.

Андрей знал, что в селах существуют добровольные бригады содействия милиции. Участники их называли себя бригадмильцами.

– Вот повезло – на коллегу наткнулся… Ну, веди и рассказывай.

Оказывается, бригадмильца – он был по специальности плотником – прислали починить дверь в магазине, сорванную грабителями с петель. Он работал и вдруг услышал тихий стон, доносившийся как будто из-под крылечка. Там была довольно глубокая яма, в которую продавец обычно складывал пустые бочки и ящики. В яме под ящиками рыжий плотник и обнаружил деда Вахтанга.

– Теперь дед пришел в себя и все одно повторяет: «Ничего не знаю».

– Как тебя звать? – спросил Андрей.

– Оник.

– Вот, Оник, – строго сказал Андрей, – я у тебя как у бригадмильца спрашиваю: кто-нибудь особенно взволновался, когда нашли сторожа?

Оник задумался.

– Особенно я взволновался, товарищ лейтенант, – простодушно признался он. – Как я услышал стон из ямы, так даже топор бросил…

Больница помещалась в новеньком, словно только что вымытом каменном двухэтажном домике. За оградой росли молодые деревца, дорожки были посыпаны желтым песком.

– Всего месяц назад открыли больницу, – сообщил Оник, – такие строгости развели… – У ограды он попрощался с Андреем. – Все равно меня туда не пустят…

Андрей шел с Караем по песчаной дорожке, когда его окликнули. Остренькая старушка в чистом белом халате насмешливо смотрела на него:

– С собакой в больницу? Очень разумно.

– Да я собаку привяжу.

– Нет уж! Животные на территорию не допускаются. Неужели товарищ милиционер никогда не бывал в больнице, порядков не знает?

Андрей безропотно вернулся к воротам и уложил Карая в тени ограды.

– Доктор, – начал он, вернувшись, – мне надо…

Старушка перебила его, брезгливо поджав губы:

– Наперед всего вам надо после собаки вымыть руки.

В умывальной комнате, выложенной по стенам белыми кафельными плитками, Андрей сказал, покрутив головой:

– Строгости у вас…

Вытирая руки мягким вафельным полотенцем, он попробовал было изложить свою просьбу, но старушка перебила его:

– Я знаю, что вам надо. Вы хотите повидать больного Мнацаканяна.

– Сторожа, – подтвердил Андрей, – деда Вахтанга.

– Он и есть Мнацаканян. Видеть его нельзя.

– То есть как это нельзя? – Андрей недоверчиво улыбнулся. – Это же нужно для розыска. Почему нельзя?

– По состоянию его здоровья.

Насладившись своей властью, старушка смилостивилась:

– Впрочем, можно будет доложить доктору.

– А вы кто? – удивился Андрей.

– Я здесь при другой должности, – весело сказала старушка. – Я уборщица.

Она легко поднялась по лестнице, но довольно долго не возвращалась. Наконец появилась совсем с другой стороны, подала Андрею белый халат. Конфузясь, Андрей завязал тесемки. По коридору, в котором пол был устлан коричневым линолеумом, а двери мерцали матовой белизной, он прошел в кабинет к доктору.

Доктор, молоденькая румяная девушка, улыбнулась, увидев, как неловко Андрей чувствует себя в больничном халате. Халат ему дали очень большой, и он боялся наступить на белоснежную полу тяжелым и пыльным солдатским сапогом.

– Вы, пожалуй, утомите мне больного, – озабоченно проговорила она. – Постарайтесь, чтобы ваша беседа была покороче. Вообще, я не разрешила бы вам беспокоить больного, но он сам сказал, что хочет с вами поговорить.

В палате, куда вошел Андрей, стояло несколько коек, но занятой оказалась только одна. Дед Вахтанг лежал у окна с туго перебинтованной головой. Возле него на белом табурете сидела Марьямик. Она тоже была в халате. Тяжелые черные волосы сплетались на затылке в клубок. Андрей обратил внимание, что глаза у нее молодые, ясные.

– Вы простите, пожалуйста… – Андрей смотрел туда, где из-под белых бинтов выступали полуприкрытые глаза и обросшие седой щетиной щеки деда Вахтанга. – Нехорошо беспокоить человека в таком состоянии. Но у меня выхода нет – надо узнать от вас какие-нибудь подробности насчет ограбления. Сможете ли вы дать ответ на несколько вопросов?

– Молодой, – хрипло сказал дед Вахтанг, – посмотри в окно. Что ты там видишь?

Андрей обернулся. Из окна был виден дальний берег реки и пещеры, выбитые в скалах.

– Вон в этой пещере, третьей справа, – по-прежнему хрипло говорил дед Вахтанг, – там я родился, прожил половину жизни. Теперь там никто не живет. Бывало, я смотрел из той пещеры на этот берег и думал: что здесь будет через сто лет? Эх, думал, мне до хорошего не дожить! Но дожил, дожил. Увидел дом, в котором живет Марьямик. И сам живу в хорошем доме. И лечат меня теперь в хорошей больнице… Так вот, молодой офицер, – торжественно сказал дед Вахтанг, – если человека переселили из пещеры в дом, он не будет пакостить в своем доме. Это я говорю тебе, потому что ты меня не знаешь и чтобы ты поверил в мою честность.

– Что вы, дедушка! – Андрей смутился и быстро-быстро заморгал глазами, стараясь не встретиться взглядом с Марьямик.

Та неподвижно и строго сидела на табурете.

– Теперь, офицер, спрашивай, что тебе нужно. И быстрее: я устал.

– Да вы просто расскажите, дедушка, как все это произошло. Может, вы что-нибудь слышали, кого-нибудь видели?

Сторож махнул своей высохшей рукой. Никого он не видел, ничего не слышал. Сидел на крылечке. Внезапно почувствовал удар. Больше ничего не помнит.

– Видно, хотели убить! – сердито сказал он. – Но нас, Мнацаканянов, с одного удара в гроб не укладывают!

– Сколько приблизительно было времени, когда вас ударили?

Дед Вахтанг задумался.

– Пожалуй, часа три ночи. Петухи еще не пели.

– Попробуйте припомнить, дедушка, не было ли света в каком-нибудь доме? Может, везде было темно – и вдруг среди ночи зажегся свет в каком-нибудь окошке?

– Нет, молодой, – с сожалением проговорил старик, – ничем не могу тебе помочь. Не было этого.

– Ладно, дедушка. – Андрей, по привычке, поднес руку к козырьку, чтоб попрощаться, но фуражки на нем не было, и он опустил руку. – Поправляйтесь скорее!