Спустя полчаса обработки записи, Василий Евграфович, насупившись, читал на своём приборе энцефалографическую программу. После получаса длительных и тихих дебатов между двумя врачами, я почувствовал дикое желание заснуть. Что и сделал, повалившись на ближайшей кушетке.

Разбор полётов

Утро ознаменовалось всеобщим оживлением. По всему корпусу бегали механики и матросы. Врачи лечкорпуса готовили медикаменты, ставили новые койки, проверяли приборы экспресс — диагностики. Старпом летал из одной палубы на другую. Каждые полчаса — час по общей линии связи передавался хор голосов с прибывающего корабля.

Капитан периодически переругивался с офицерским составом, пересчитывал оставшееся оборудование и людей, сверял местную погодную карту. Розы ветров оказались не идентичны: с севера шёл постепенно убывающий холодный ветер, однако с юго-востока тёплая волна даже не меняла своих природных очертаний.

Марина летала по кораблю, как заведённая юла. Её собратья по «Гефесту» передавали ей свои пламенные приветы и просили подождать их прибытия. Оказывается, она грозилась капитану забрать шлюпку и направиться в сторону платформы, но Антон Геннадиевич вовремя её урезонил.

После эксперимента меня оставили в лаборатории. Периодически меня, под присмотром старпома, отправляли в машинный отдел. Основное время я проводил в палате.

«…Помнишь, Марина говорила о других спящих, что с ними происходило спустя 3–4 года?…»

«…Не темни, Свирт. Ты хочешь мне намекнуть на какие-то обстоятельства или у тебя есть конкретная информация?…»

«…Я прошерстил медицинские каталоги за последние 10 лет. После начала эпохи Большой Волны сменилось шесть поколений, однако мало кто подробно изучал летаргические состояния спящих. Догадываешься, почему?…»

«…Случаем, не по той ли причине, что летаргия проявилась в первые два поколения Волны?…»

«…Именно, а точнее — в первые семь лет. В медицинские справочники заболевание вошло под наименованием «астеническая летаргия», ибо в большинстве случаев наблюдалось постепенное истощение нервной системы и ослабление иммунитета. В итоге, большинство пациентов умирало из — за инфекционных осложнений. В живых оставалось примерно процентов пятнадцать…»

«…А что происходило с выжившими?…»

«…Они частично теряли память, сохраняя при этом свою наружность. Но свыше шестидесяти процентов из них в итоге умирало за первые три года. Наши врачи сейчас бьются над подстёгиванием иммунной системы, ибо скоро мы сойдём на берег. Там сейчас несколько иной микробиологический состав…»

«…И чем мне это грозит?…»

«…Инфицированием холероподобным гриппом, к которому иммунитет сформирован больше десяти лет назад. Также рискуешь попасться под действие ослабленного энцефалопатического вируса, проявляющегося только в скоплении людей. Его первичные симптомы идентичны твоему текущему состоянию. Отсюда тревога врачей…»

«…Ну эта тревога, честно говоря, мне до лампочки. Как ещё изменилась микробиология планеты за последние 15 лет? И нет ли связи между летаргическими состояниями и развитием энцефалических вирусов?…»

«…Такая гипотеза высказывалась, но не проверялась. Риск усиления заболевания при использовании нейромедиаторов достаточно велик…»

«…Значит, меня ждут прививки?…»

«…К сожалению, не только они. Тебя ещё ждёт сеансы радиочастотной стимуляции щитовидной железы. И стимуляция гипофиза…»

«…А третье не болезненно?…»

«…А тут нет тебе третьего варианта — либо активация слабого тета-ритма и стимуляция мозжечка, либо смерть от постепенного истощения…»

«…Обрадовал. Это выводы врачей?…»

«…Это приглашение врачей. Они хотят запустить стимуляцию тета-ритма из твоей старой энцефалограммы. Плюс гормональная стимуляция. В лучшем случае, вырастешь сантиметров на 15 за три года. В худшем — быстро высохнешь…»

«…Обрадовал, шутник. Когда они хотят запустить процедуры?…»

«…С завтрашнего утра в течение семи дней. Затем мы разгрузимся на Восточно-Китайской равнине, и тебя проверят местные эскулапы…»

На второй линии уже во всю ругалась Марина:

«…Виктор, какого лешего, ты куда подевался? Старпом уже полчаса пытается тебя вызвонить и перевести на вахту! У тебя что, секретарь заглох?…»

«…Марин, меня вызывали уже? Странно, Свирт мне не говорил о входящих сообщениях…»

«…Вот уж дело до этого? Через полчаса заступаем на вахту и принимаем «Берёзовского» в чрезвычайном режиме!..»

«…Марина, да что случилось — то?…»

«…Со стороны Южно — Байкальской формации пошла большая волна. Корабль идёт вдоль межевого водоворота, чтобы успеть к нам за полтора часа. Если мы не снимемся часа через три, нас смоет не хуже, чем уральские леса!..»

Наперегонки с акулой

Беспокойно. Загудели корабли, заверещал морской сигнал тревоги — настоящий, из репродуктора. Средние палубы закрывались на герметичные заслонки, а нижние увеличивали осадку.

Подплывший «Берёзовский» по виду был слегка подбит и кренился налево. Однако платформа прочно стояла на воде и не подавала признаков слабости. Связь была восстановлена в полном объёме.

С корабля перегружали силовые элементы, лабораторные материалы, аппаратуру связи и провизию. Медицинскую команду «Гефеста» переправили к нам. Электронщики перешли на «Евклид» для усиления метеоконтроля. Механики остались на месте, подготавливая корабль к очередному «прыжку».

Общая связь шумела роем разбуженных пчёл. Команды без всякого зазрения совести передавались по ней. Общий шум подгоняли метеорологи, вещавшие на весь флот, как проповедники «конца света».

В пять вечера по часам флота корабли выстроились в походный порядок и взяли курс на Ханты-Мансийскую формацию. Метеослужбы проверяли движение волны позади кораблей каждые пятнадцать секунд, но только спустя четыре часа непрерывного взрывания волн позади себя флот смог перестроиться в Восточно-Сибирском бассейне.

Позади флота тёмно — синим заревом в полнеба проплывала Байкальская волна. Она закрывала собой тучи и съедала встречающиеся островки один за другим. Через полчаса она закрыла собой весь горизонт позади флота. Спустя два — исчезла большим тёмно-синим драконом-убийцей и властителем этого водного лабиринта…

Болото

Двенадцать часов дежурства — не шутки! От такого устал и бывалый старпом, у которого глаза не закрываются даже ночью. После выхода в Восточно-Сибирский бассейн прошла принудительная пересменка, ибо вахтенные и матросы просто падали с ног. Двое чуть за борт не свалились во время вахты! Но это были ещё цветочки.

Новую смену ждала другая напасть. Поскольку флот шёл по затопленной равнине, глубина водоёма была не больше сорока метров. В трюмы срочно пришлось нагнетать воздух. В силу этой глубины на равнине то там, то здесь появлялись маленькие цепочки островов, которые приходилось обходить по пути к Владивостоку.

Но основная пакость заключалась не в них! Повсюду, то слева, то по кильватеру приближались целые лесные массивы деревьев и лавины из идущих по течению камней, оставшихся от забытых городов…

В итоге, на шестом часу пути, как раз к обеду, «Потёмкин», «Август» и «Двадцать пятый» благополучно встали на мель. Причём так, что гремело секунд пятнадцать! «Потёмкин» и «Двадцать пятый» подняли трюмы, но «Августу» пришлось прыгать.

Весь флот разошёлся вокруг него метров на пятьсот. Сначала зашелестели гироскопы, разгоняясь до бешеных 120000 оборотов в минуту, затем резкий громоподобный хлопок их установки на ось. В ту же секунду корабль подал половинную тягу и тяжёлая чашеподобная громадина прыгнула вперёд метров на двадцать.

Корабль успокоился. На связи заверещали:

«…«Август», докладывайте! Каков статус двигателя? Есть ли пробоины?…»

«…Вот как бассейн тряхнуло! Небось волны до Владивостока добегут!..»

«…Да только этого не хватало! Там без нас цунами, как у себя дома наплывают!..»