По окончании ужина, государь пред тем, чтобы удалиться во внутренние покои, осматривал пажей, и сняв со стола вазы с остатками конфект и бисквитов, бросал таковые в дальний угол зала, видимо забавляясь как мальчики, толкая и обгоняя друг друга, старались набрать как можно больше лакомств».
Ну а это уже полный моветон, подумал Андрей. Как же – самодержец! Что хочу то и ворочу. Тьфу! В сердцах плюнул он, представив, как мальчишки-пажи дерутся из-за конфет и пирожных. Да уж, характер у императора был весьма разнообразен – и как только Кутасову на протяжении стольких лет удавалось с ним ладить?.. Стоп! – сказал он себе, – ведь разгадка лежит на поверхности. Когда 11-летнего турчонка подарили Павлу, последнему было всего 13 лет. Совсем еще мальчик. Они вместе играли, возможно, имели какие-то общие мальчишеские тайны. Конечно, при своем вспыльчивом темпераменте Павел всячески его угнетал – но ведь и по-своему любил, наверное. А детская дружба – самая крепкая. С течением времени товарищ по детским играм воспринимается практически как родственник. Иного объяснения я не нахожу. Ну а здесь у нас что? – спросил он себя, рассматривая следующий листок. Какие-то вопросы, ответы… Похоже, что-то масонское… А почему бы и нет? Известно, что в юности Павел находился под влиянием масонов и даже сам вступил в ложу. Что касается Кутасова – сие покрыто неизвестным мраком. Вполне возможно, что он тоже был членом ложи, ведь Павел фактически не мог без него обходиться.
Внезапно проснулся мобильник. Андрей вздрогнул, настолько он погрузился в свои размышления, оторвавшись от реальности. Звонила Агриппина. Голос был уставший – да и то, на дворе уже ночь.
– Андрюша, я сегодня переночую у себя – сил никаких, только что освободилась… – Небольшая пауза. – Ты не обидишься?
– Конечно, обижусь! Причем, смертельно. Агриппина, милая, я же не ребенок. Если устала – отдыхай. В таком состоянии нечего мотаться по дорогам.
– А ты скучать будешь? – вкрадчиво поинтересовалась она.
– Еще как буду! Но я буду представлять тебя рядом – и мне будет хорошо.
В ответ послышался ее смех.
– Ну что ж, в наше время виртуальная близость это уже неплохо… Кстати, что у тебя случилось?
– А почему ты считаешь, что у меня что-то случилось? – насторожился он.
– Я не думаю, я знаю. Чувствую, – пояснила она.
– Ах, да, я же забыл, что имею дело с простой ингерманландской ведьмой… – пошутил он. – Но самое интересное – действительно, случилось… – и он интригующе смолк.
– Андрюшенька, не томи… – протянула она после небольшой паузы. – Поведай хотя бы в двух словах. Я же заснуть не смогу! Ну, хотя бы намекни: хорошее или плохое?
– Скорее, хорошее… – задумчиво отозвался он. – Я, конечно, ощущаю себя бессовестным вором, однако, что есть то есть.
– И что же ты украл?
– Рукопись. В библиотеке. И принадлежит она… – он сделал эффектную паузу. – Графу Кутасову-старшему!!
– Не может быть! – выдохнула Агриппина.
– Представь себе! Ну, если уж быть честным, не рукопись, а несколько рукописных листков на французском языке.
– Но откуда ты знаешь, что это записи Кутасова? Они подписаны?
– Нет, не подписаны. Может, поэтому на них никто и не обратил внимания. А может, просто не находили, и они так и пролежали два века в толстенном томе, который я сегодня случайно взял посмотреть. Но записи принадлежат точно его перу, потому что там пересказывается всем известный старый анекдот, при участии графа Кутасоваи князя Суворова.
– Фантастика!.. А есть там что-нибудь интересное для нас?
– Пока не знаю. Прочитал про пребывание короля Станислава Понятовского в Гатчине, – кстати, Кутасов водил его в подземелья!
– Ха! А ты говоришь, ничего интересного!.. Еще как интересно…
– Хмм… А ведь верно… Еще про некоторые развлечения Павла, весьма сомнительные. Дальше, похоже, что-то про масонов, – я пока не углублялся…
– И ты вот так прямо с листа на старом французском и читаешь? – недоверчиво спросила она.
– Так прямо и читаю, – не без гордости сообщил он. Но тут же поправился. – Это меня бабушка натаскала, еще в школе.
– Да, она у тебя гигант! – с уважением произнесла Агриппина. – Я просто умираю от любопытства. Может, мне все же приехать?
– Не вздумай! Уж полночь близится. Куда ты поедешь? Я себе этого не прощу.
– Ладно, согласна, – она вздохнула. Помолчала немного. – Ты прав, мне бы сейчас только до постели добраться… Спокойной ночи, любимый!..
Звук её поцелуя пронесся в ночном пространстве несколько десятков километров и достиг его ушей, заставив дрогнуть сердце.
– Спокойной ночи… – прошептал он. Но она уже отключила мобильник.
Звонок Агриппины вывел его из равновесия. На цыпочках, стараясь не потревожить бабушку, он прошел на кухню, поставил чайник на газ и закурил, наблюдая, как синее пламя пляшет под металлическим днищем. Потом загасил сигарету и налил себе крепкого чая – сегодня он может позволить себе ночное бдение, ибо завтра – ура! И еще раз ура! – у него свободный день.
Вернувшись в свою комнату, Андрей снова углубился в записи Кутасова. Теперь перед ним были отрывки, вероятно, когда-то гораздо более длинного текста.
«однажды разговор о Египетских иероглифах подал кн. Трубецкому повод подстрекнуть мое любопытство. Давши мне обещание объяснить этот сильно занимавший меня предмет, он возбудил во мне желание поступить в орден.»
«С глубоким трепетом и волнением я готовился к ритуалу посвящения.
Меня (кандидата) поместили в особой комнате, довольно отдаленной от самой ложи, и я оставался там один. Потом меня привели в другую комнату, совершенно темную, и спросили, желаю ли я быть принятым. И я ответил утвердительно. Тогда у меня спросили мое имя и звание, и отобрали все металлические вещи, пряжки, пуговицы, кольца и даже деньги; потом обнажили мое правое колено, на левую обутую ногу надели туфлю, завязали платком глаза и предоставили несколько времени на размышления. Комната охранялась братьями.
Это был весьма волнующий момент. Я не могу сказать, сколько провел времени в размышлениях, но время тянулось очень медленно. Наконец мой провожатый постучал три раза в двери ложи, мастер тоже ответил тремя ударами молотка, и я услышал вопрос: кто там? Научаемый провожатым, я отвечал: “Человек, который желает иметь и просить участия в благах этой достопочтенной ложи, посвященной св. Иоанну, как это сделали до меня многие братья и товарищи”. Тут двери растворились и меня под руки три раза обвели вокруг какого-то места (потом я узнал, что это символический чертеж, начертанный на полу), а потом подняли шум, стуча в находящиеся на них атрибуты ордена.
Мастер спросил меня, имею ли я желание сделаться каменщиком, и после утвердительного ответа сказал: “Покажите ему свет”. У меня сняли с глаз платок, а братья в ту же минуту окружили меня с обнаженными мечами в руках и направили острия в грудь, что произвело на меня сильнейшее впечатление. Таинственность происходящего сильно подействовала на мое воображение. Горящие свечи в украшенных странными эмблемами подсвечниках, магические фигуры, начертанные мелом на полу, братья, облаченные в масонские одеяния, скелет в углу комнаты, напоминавший о бренности бытия, – всё это привело меня в состояние трепета и восторга.
Между тем меня подвели тремя обычными масонскими шагами к скамье, стоящей перед упомянутым чертежом. На скамье лежали линейка и циркуль, и один из братьев сказал так: “Вы вступаете теперь в почтенное общество, которое серьезнее и важнее, чем вы думаете. Оно не допускает ничего противного закону, религии и нравственности, оно не допускает также ничего противного обязанностям подданного. Достопочтенный великой мастер объяснит вам остальное”.
После этих слов я встал правым, обнаженным, коленом на скамью, и великий мастер спросил, обещаю ли я никому и никаким образом не выдавать масонской тайны, кроме брата в ложе и в присутствии великого мастера? – и когда я дал это обещание, он приставил к моей обнаженной левой груди острие циркуля, который он сам держал в левой руке. Я положил правую руку на евангелие, развернутое на чтении от св. Иоанна, и при этом произнес за мастером присягу хранить и не выдавать ни под каким видом “никакой из тайных мистерий свободного каменщичества”. Потом мне должно было смыть на полу чертеж, сделанный мелом, и затем меня увели, возвратили все взятые вещи, и я, вернувшись, сел справа от мастера. Мне вручили запон и список лож. Церемония была закончена. Братья поздравляли меня, новопринятого, и садились за стол, а потом начался масонский пир, опять сопровождаемый известными масонскими приемами. Теперь я считался “братом” и мог участвовать в “работе”.
Потом я много раз принимал участие в церемонии принятия кандидата и знаю, какие приготовления производятся при этом.
Брат, предлагающий нового члена, должен доставить ложе сведения о звании и качествах кандидата, братья рассуждают потом, может ли он быть принят, и в случае утвердительного решения принятие назначается на следующий вечер.
Братья пунктуально собираются в назначенный час.
Когда братья соберутся, мастер, два его ассистента, секретарь и хранитель сокровищ прежде всего надевают на шею голубые ленты треугольной формы: у мастера висит на ленте циркуль и линейка, ассистенты, старшие надзиратели носят один циркуль. На столе, за которым сидит мастер, ставятся свечи в виде треугольника, и в лучших ложах на подсвечниках бывают искусно вырезаны эмблематические фигуры. У каждого брата надет белый кожаный передник (запон). Место мастера за столом, на востоке, перед ним лежит открытая Библия, на ней положен циркуль, концы которого покрыты lignum vitae, или наугольником. Старший и младший надзиратели находятся напротив него, на западе и юге. На столе ставится также вино, пунш и проч., чтобы угощать братьев, которые занимают места по масонскому старшинству. Когда все братья сядут в таком порядке, мастер приступает к открытию ложи. Когда весь ритуал в виде строго определенных вопросов и ответов соблюден, мастер снимает шляпу и объявляет ложу открытой следующими словами: