“Эта ложа открытая во имя св. Иоанна, я запрещаю всякую брань, клятвы или шепот и все профанные разговоры, какого бы рода ни было, под не меньшим штрафом, чем какой положит большинство”.

Мастер ударяет три раза о стол деревянным молотком и надевает шляпу. Остальные братья остаются без шляп. Он спрашивает потом, готов ли к принятию джентльмен (“масон без маски” также дает кандидату название дворянина и замечает при этом: “Так называют кандидатов, хотя бы они были и самые подлые”), предложенный в прошлый раз, и, получив утвердительный ответ от брата, которому поручен кандидат, посылает надзирателей приготовить его.

Между тем, в ложе братья приводят всё в нужный вид: на полу ложи, в верхней части комнаты, рисуют мелом или углем символический чертеж, или употребляют для этого тесемку и маленькие гвозди “чтобы не пачкать пола”. Мастер стоит на востоке, на груди у него висит наугольник, Библия открыта на евангелии от Иоанна, и три горящие свечи ставятся в чертеже на полу в виде треугольника. Все приготовления подразумевают строгий порядок, и братья относятся к ним очень серьезно, потому что ритуал в символическом виде представляет основные постулаты масонских верований. И только когда все обычаи соблюдены, приводят кандидата с завязанными глазами, три раза обводят его вокруг чертежа и ставят его в нижней части рисунка, в то время как мастер находится в его верхней части…»

Далее, как показалось Андрею, несколько страниц было утрачено, а может, их и вовсе никогда не существовало. Но сейчас это не имело особого значения, и он продолжал жадно вчитываться в исписанные витиеватым почерком странички.

«Я искал пищи умственной, дух мой жаждал света; но эти мои стремления не нашли удовлетворения. Тем не менее мне тогда уже подали надежду, что, в случае верности ордену, я могу составить себе карьеру. Впрочем мое порывистое стремление к нравственному совершенствованию, к просвещению, мои неотступные и решительные расспросы, приводившие часто в замешательство вопрошаемых, наконец обратили на меня внимание начальства. Мне дано было слишком глубоко заглянуть в тайны ордена. Вопреки правилам, я посвящен был в высшия степени, минуя низшия; я был преисполнен светом масонства до пресыщения, до потери сознания, так что я до сих пор не знаю, на чем я остановился в каменщичестве; тем более что вскоре после меня намеренно держали в стороне и никогда не допускали к работам высших степеней, в чем, может быть, я и сам был виноват. Я открыто протестовал против слепого повиновения неизвестным начальникам и этим навлек на себя нерасположение знаменитейших членов ордена. Я находил непристойным вымогать деньги от вновь поступающих, но выжидал на то их собственного согласия. Так как я был оратором ложи Трех Знамен, и братья ея были моими единомышленниками, то и они меня поддерживали…»

Вот, значит, как, – искренне удивился Андрей, – оказывается, Иван Павлович довольно быстро разочаровался в масонстве. Впрочем, что же тут необычного? Сколько в наше время расплодилось всяких псевдоорденов, которые через всевозможные ритуалы дурят людям головы, чтобы потом выманить у них деньги! Увы, в этом лучшем из миров мало что меняется… Обладая острым и проницательным умом, Кутасов, несомненно, распознал не слишком благовидные цели своих начальников и, по всей видимости, отошел от масонства. Подобное произошло и с наследником Павлом, которого привел к масонам Панин.

Андрей перевернул листок. О, тут еще какая-то фраза…

«… врученная Императору Львовым, оказала великое влияние на многое, изменив дальнейший ход событий, и принесла впоследствии неисчислимые беды моему несчастному Государю…»

Он насторожился, почуяв крупную добычу. Предыдущий листок или листки, по-видимому, не сохранились. Фраза была продолжением какого-то предложения, о смысле которого можно было только догадываться. Он перечитывал таинственную фразу снова и снова. Что было вручено Императору? Какая-то вещь? Верительная грамота? Что могло вообще стать источником «неисчислимых бед»?!

Далее в тексте несколько предложений были тщательно зачеркнуты. Настолько тщательно, что Андрей, сколько ни силился, даже с помощью лупы не мог ничего разобрать. Зато потом следовало предложение, в котором явно намекалось на какое-то значительное событие.

«И деяние это породнило между собою “Палестину” и Мальтийский орден…»

Похоже, Кутасов имел в виду какое-то политическое событие, решил Андрей. Событие, связанное с Мальтийским орденом и, по-видимому, пребыванием в России Мальтийцев… Но если так, тогда причём здесь «Палестина», да к тому же еще и в кавычках?.. Конечно, по нынешним меркам, Палестина расположена не так уж и далеко от Мальты. Но – какое отношение это имеет к России?.. Он понял, что забуксовал и, решив оставить разгадку этих двух непонятных предложений «на потом», продолжил чтение.

На следующих страницах повествовалось о прибытии мальтийского посольства в Гатчину и Санкт-Петербург. Странное состояние все более овладевало Андреем по мере того, как он читал записи Кутасова. Внутри нарастало напряжение, которое требовало выхода, и вдруг, в одно мгновение в памяти его ярко высветилась картина недавнего сна, в котором он сам, вернее, граф Иван Павлович Кутасов, принимает участие в этих торжествах. Андрей откинулся на стуле и невидящим взглядом уставился в пространство – перед ним на компьютерном столике лежали пожелтевшие листки, исписанные рукой его далекого предка. Боже мой! – сказал он себе. Да ведь я это помню, я всё это видел собственными глазами!..  Перед его мысленным взором мелькали картины пышной и торжественной встречи мальтийского посольства… Он крепко зажмурился и потер ладонями лоб и затылок, словно пытаясь сбросить наваждение. Потом открыл глаза и прошептал: «Генетическая память… Это, без сомнения, генетическая память!» И дальше продолжал уже мысленно. Иван Павлович присутствовал на той церемонии, и теперь я, его прапра и так далее внук, вижу всё это его глазами и испытываю те же чувства, что испытывал он в тот момент. Странно это? Да. Необычно? Безусловно. Возможно? По всей вероятности – да. Хотя лично я никогда не подозревал у себя таковых способностей…

Сколько времени он просидел, замерев в одной позе, неизвестно. Наконец, у него свело левую ногу, он поднялся и, морщась от боли, захромал по комнате. Все! Сказал он себе. На сегодня достаточно. Если я хочу сохранить свою голову в относительно здравом состоянии – пора сделать перерыв. Про Посольство дочитаю завтра, тем более что там остался всего один листок. Чтобы успокоить взбудораженные нервы, он отправился на кухню, налил себе еще чуть теплого чая и достал баночку мёда – как известно, ночью мёд действует наподобие легкого снотворного.