– Да потому, что они всем этим тоже занимались! – усмехнулся Виктор. – Розенкрейцеры разделяют стремящихся к совершенствованию людей на две категории. У одних доминирует интеллект, и поэтому они стремятся к постижению духовных тайн из любопытства, считая своей целью знание ради знания. Их относят к оккультистам. Другие же ощущают внутреннюю тягу к божественному, не слишком заботясь о знании как таковом. Однако со временем они приходят к внутреннему просветлению, которое дает им знание намного большее, чем даже у первых. Их называют мистиками. И тех и других подстерегают на пути совершенствования различные опасности. Оккультисты, развив духовные способности, могут использовать их во вред другим людям, и зачастую становятся черными магами. Считается, что за это их ждет ужасное наказание в будущем. Мистик же может совершать ошибки в силу собственного невежества, но ошибки его не столь фатальны, так как он действует в поле любви и со временем сходящая на него благодать как бы наставляет его на путь истинный.

– Мда… – многозначительно протянул Андрей. – Сие есть весьма мудро и занимательно. Но в средние века, если мне не изменяет память, этих самых оккультистов было пруд пруди, да и сейчас сплошь и рядом черные маги, потомственные колдуны, шаманы и прочая. Кстати, Алистер Кроули случайно не из розенкрейцеров?

– Ну, Алистер Кроули это особая статья… Он считался выдающимся черным магом, мог овладевать волей людей, действовать в сновидениях. Его боялись, его почитали и ненавидели. Он состоял членом ложи Золотой Зари (это как раз розенкрейцеры), Братство Сатурна признавало его пророком, а кое-кто считал настоящим сатанистом. Кроули оказал огромное влияние на оккультистов прошлого века, был членом множества организаций магов. Розенкрейцерство тоже ведь неоднородно, существует много разнообразных течений, каждое из которых, разумеется, считает себя единственно верным. Но таков закон развития любой Идеи, какой бы правильной и возвышенной она ни была. Взять, к примеру, Христианство – сколько его ответвлений, ересей и направлений сегодня расплодилось по всему миру? А буддизм?..  Магометанство?..  Иудейство?..

– Трудно не согласиться…

– Да, я ещё хочу вернуться к их символике! Эмблема Западной Школы Мистерий считается одним из божественных символов, которые даруются человечеству в качестве ключа к познанию прошлой жизни человека и его развитию в будущем. Ее голубой фон символизирует Бога Отца, золотая звезда – Иисуса Христа, красные розы говорят об очищении природы желания на кресте материи, а белая роза подразумевает чистоту сердца и одновременно горло, которым очистившееся человечество провозгласит Созидающее Слово. Ещё там присутствует Белый крест – Золотой свадебный наряд – или эфирный проводник, который через множество жизней чистоты и служения созидает Дух. А Лампа мудрости и сердце обозначают два различных потока в эволюции человечества: оккультистов и мистиков. В конечном итоге ум и сердце должны соединиться, что приведет к появлению совершенного человека, – и тогда Задача эволюционного развития человечества будет исполнена.

Чем дольше Андрей слушал Виктора, тем более абсурдным и странным представлялось ему собственное участие во всех этих невероятных событиях. Хотя… если отбросить в сторону всю мистику… Но как ее отбросишь, если всё с нее и началось?..

– Ладно, хватит, хорош! – наконец прервал он не на шутку разошедшегося друга. – Я понял. Давай пока отодвинем в сторону всю чертовщину, дождемся, пока твоя нога подживет – и поищем вход в подземелье. Это, по крайней мере, реально.

– Реально, – серьезно подтвердил тот. И, подумав немного, прибавил. – Дня через три-четыре я буду как огурчик!

Андрей с сомнением посмотрел на него. Впрочем, на Викторе действительно все заживало как на собаке.

Оставив приятеля, уже больше не жаловавшегося на свою судьбу, коротать время в гордом одиночестве, Андрей вышел на улицу и всей грудью вдохнул чудесный осенний воздух. Но день выдался отнюдь не осенним – вовсю грело солнышко, плывшие по синему небу клочковатые белые облака тоже не предвещали дождя. Он посмотрел на часы – два пятнадцать – и бодро зашагал в сторону парка. Время еще есть, можно поработать над диссертацией. И тут внезапно оживился мобильник, исполняя токкату Баха, – Агриппина!

– Привет! – раздался в трубке ее бодренький голосок. – Есть что-нибудь новенькое?

– Не скажу. Вернее, скажу только при личной встрече.

– Ну, Андрюша, ну, пожалуйста… – принялась она канючить. – Я сегодня не смогу приехать.

– А если я, вечерком?

– Нет, я хочу побыть одна… – после небольшой паузы отозвалась девушка.

Это ее «я хочу побыть одна» неприятно корябнуло Андрея.

– Кажется, я тебе уже надоел…

– Не выдумывай! – возмутилась она. – Дело вовсе не в тебе.

– Неужели столько работы?

– Не-а…

– Тогда – что? – вопрос, против его воли, прозвучал излишне резко.

– Подумай… – И, не дождавшись от него ответа, продолжала: – Ну, какая неприятность приключается с женщиной раз в месяц?

– Ах, это… – с облегчением произнес он. – Но мы же можем просто полежать рядом…

– И как ты себе это представляешь? – скептически поинтересовалась она. – Лично я за себя не ручаюсь!

Он только рассмеялся в ответ, вообразив, что лежит в постели рядом с Агриппиной, обнимает ее, прижимается к ней и… ничего. Это же сущий мазохизм!

– То-то же! – сказала она, словно прочитав его мысли. Помолчала. Слышалось лишь ее дыхание. Потом спросила. – А чем ты сейчас занимаешься?

– Иду во дворец трудиться – время-то идет.

– Дело хорошее, – поддержала она его трудовой порыв. – Мысленно я с тобой. Ну, пока! Вечером созвонимся.

Она уже отключилась, но Андрей все еще продолжал держать трубку возле уха. Ее голос волновал и завораживал его, как зов сирены. Наконец он положил мобильник в карман и встряхнул головой, сбрасывая наваждение. Эта рыжеволосая, зеленоглазая чертовка просто зачаровала его! Впрочем, он об этом нисколько не жалел.

В трудах праведных время пролетело незаметно. Они выпили чай с Ольгой Олеговной, обсудили последние события в парке – персонал музея всё еще не мог прийти в себя после гибели иностранца, – нечасто в Гатчине случаются подобные происшествия. Потом Андрей вновь углубился в работу, благо, ему никто не мешал. Материал на будущую диссертацию, в сущности, был уже собран. Оставалось только его обработать, провести сравнительный анализ и сделать определенные выводы, желательно, не слишком тривиальные, но и не очень революционные, – ибо искусствоведческая среда чрезвычайно консервативна, и если ты всерьез хочешь защититься, то надо умудриться совместить несовместимое и таким образом упаковать свои размышлизмы, чтобы было не к чему придраться.

Отрешившись от всего, что мешало ему сосредоточиться на этой вполне земной деятельности, он с удовольствием делал выписки; слова, словно сами собой, складывались в предложения, предложения в абзацы, а абзацы – в страницы будущего текста. Сегодня ему на удивление легко удавалось сформулировать идеи, прежде витавшие в его голове «кометами беззаконными», не поддаваясь вербализации. Словно не он писал диссертацию, но она писалась сама собой, почти без его участия. И когда он, наконец, оторвался от компьютера и посмотрел в окно – почти стемнело. Опять двадцать пять! – подумал Андрей. В кабинете кроме него, разумеется, давно никого не было. Он с чувством, до хруста костей потянулся, расправил уставшую спину – однако, пора и честь знать! Записал готовый текст на флэшку, выключил свет и вышел из кабинета, заперев его на ключ.

Насвистывая, он шагал к выходу через анфиладу комнат. Вот и картинная галерея. Пейзажи, батальные сцены и портреты, портреты… Внезапно Андрей словно споткнулся обо что-то невидимое. Он посмотрел себе под ноги – ничего. Поднял глаза выше – прямо перед ним, занимая почти всю стену, красовался парадный портрет Павла I, мимо которого он проходил ежедневно, иногда по несколько раз, не обращая внимания. Но сейчас он уставился на портрет так, словно увидел его впервые. Электрическое освещение в галерее еще не погасили, и в этом неярком свете картина производила удивительно живое и сильное впечатление. Огромная фигура Императора была выполнена художником таким образом, что смотревшему на нее зрителю казалось, будто Император возвышается над ним наподобие величественного столпа, и голова его, увенчанная короной Российской Империи, упирается прямо в облака. Живописными средствами мастеру удалось создать впечатление неземного величия, присущего Самодержцу. Вот только лицо Павла подкачало – какого-то неживого, желтоватого оттенка и словно бы сплюснутое. Хотя впечатление это, возможно, относилось не к работе художника, а к дефекту самого полотна. Хранительница живописной коллекции как-то рассказывала Андрею, что во время войны скатанный в рулон портрет хранился в подвале и сильно пострадал от сырости, отчего лицо самодержца заметно деформировалось.

Симптоматично, что я споткнулся именно на этом месте, подумал Андрей, вглядываясь в портрет, на котором Павел I был изображен в одеянии гроссмейстера Мальтийского ордена, с атрибутами власти, присущими его высокому сану. На шее Императора – массивная золотая цепь, символизирующая власть гроссмейстера, на плечи накинут длинный багряный бархатный плащ с горностаевым подбоем, правой рукой он указывает на подушечку из красного бархата, на которой покоится кинжал Веры… Почему-то именно этот кинжал словно магнит притягивал к себе взгляд Андрея – старинный, с деревянной рукоятью, на которой что-то выгравировано. Внезапно у него в мозгу словно разорвался многоцветный фейерверк, и мысли Андрея завертелись, закрутились бешено, будто подхваченные огненным вихрем: образы, мысли, обрывки текстов, – всё одновременно вращалось в этой сумасшедшей пляске, – и вдруг в одно мгновение всё остановилось. И кусочки мозаики, до этого существовавшие сами по себе, непостижимым образом сложились в единую целостную картину, в которой нашлось свое место и графу Кутасову-старшему, и руническим письменам, и масонам с розенкрейцерами, и – даже кинжалу… Уж не его ли, согласно легенде, передали скандинавские колдуньи архитектору и масону Львову?.. Артефакт из артефактов – кинжал Одина!! А почему бы и нет? Спросил себя Андрей. Львов преподнес мистический предмет Императору, а тот, не надеясь на придворных, – об этом как раз упоминает Кутасов – в свою очередь, передал его на хранение мальтийским рыцарям, которых считал наиболее верными и преданными. Все сходится! Павел действительно приобретает в те годы невероятное могущество, богатство и власть. Но за магическим кинжалом, якобы некогда принадлежавшим самому богу Одину, идет настоящая охота – ведь он делает своего обладателя повелителем природных стихий и демонических сущностей, – нужно только соблюсти определенный ритуал…