(Комментарий Андрея: Вот это полезная в хозяйстве вещь, стоит выбрать жертву – соперника, завистника, ненавистника – он труп, без вариантов. Можно использовать при совершении суицида. Вполне может сохраняемо быть из поколения в поколение, даже в кладовку, наверное, поместится… хотя нет, про размеры не сказано.)

История (комментарий из википедии – свободной энциклопедии).

Изготовлено двумя гномами братьями Ивальди (в некоторых источниках упоминается гном Двалин), чтобы показать богам мастерство подземного народа. Обладало волшебным свойством поражать любую цель, пробивая самые толстые щиты и панцири и разбивая на куски самые закаленные мечи.

Локи, отправившийся к гномам за волосами для Сиф, получил от них для Одина это копьё, а для Фрейра – корабль Скидбладнир.

Копьё соотносится с руническим символом, Gar.

Драупнир – волшебное золотое кольцо Одина.

(Комментарий Андрея. Вот это вещь! Идеально для умножения золотого запаса – как семейного, так и корпоративного, вплоть до золотовалютных резервов государства. Лайт-вариант – неразменный рубль. Думаю, на должность хранителя кольца был бы наибольший конкурс.)

Комментарий из википедии.

Было подарено Одину гномами Сидр и и Броком. Согласно легендам, это кольцо каждый девятый день приносило своему владельцу ещё восемь точно таких же (видимо, имелось ввиду золотых, но не волшебных). Это кольцо – первое изделие, которое Сидр и выковал, чтобы выиграть спор с Локи.

Мьёллнир (древнескандинавское Mjolnir – «Крушитель»; правильное произношение – мьёльнир) – в германо-скандинавской мифологии молот Тора.

Лёгок, как перо, и после метания возвращается в руку метавшего.

(Комментарий Андрея. Помню-помню, учил к зачёту. Тоже неплохо иметь дома такую вещицу. Хотя аборигены Австралии бумеранг сами по себе придумали, про Тора ни сном ни духом вроде бы. Может, отдали им на хранение, а они авторские права и присвоили? Нет, вряд ли – далековато от страны викингов. И кары никакой с небес за плагиат.)

Извикипедии.

Только Тор и его сын Магии могли поднять Мьёллнир. Тор надевал специальные рукавицы, чтобы дотронуться до молота, и специальный пояс, удваивающий силу носящего. Удар Мьёллнира вызывал гром.

Он изготовлен гномами Броком и Сидр и при споре с Локи о мастерстве кузнецов. Молот был признан асами лучшим творением гномов, и Локи проиграл спор.

Одно время был похищен ётуном Тримом, но благодаря хитрости Локи и мудрости Хеймдалля Тор вернул свой молот обратно.

Нагльфар – корабль, сделанный из ногтей мертвецов; на нём в Рагнарёк выплывает из царства мёртвых Хель для битвы с асами.

(Комментарий Андрея. Ну, это я знал, запало в память тогда же, со спецкурса – корабль из ногтей мертвецов, впечатляет. Хранить неудобно, в отличие от следующего раритета судно в размерах не уменьшается – по крайней мере, ни слова на сей счёт.)

Кинжал Могучего – волшебное оружие Одина. Атрибут власти над мирами, залог могущества и бессмертия.

Изготовлен гномами Двалином и Синдри, подарившими это чудесное оружие Одину. Оставленный без присмотра, Кинжал Могучего был использован Локки для того, чтобы срезать ветку омелы, которой был умерщвлён Бальдр.

(Комментарий Андрея. С лёгкостью отсечёт у дерева Игдрассиль лишние ветви, если надо – перерубит корни, а ещё, наверное, им хорошо вырезать на спинках скамеек что-нибудь типа «Один + Фрея = Любовь», «Рагнарёк недалёк» или «ООО Нагльфар покупает ногти. В любом состоянии. Дорого».)

Скидбладнир – корабль, выкованный гномом Двалином, был самым большим кораблём в мире, но складывался так, что его можно было заткнуть за пояс, или положить за пазуху.

Википедия.

Скидбладнир (норв. Skiöblaönir) – в скандинавской (норвежской) мифологии корабль бога Фрейра. Скидбладнир построили гномы Брок и Синдри, сыновья Ивальди. Сначала корабль принадлежал богу Локи, но Локи отдал его Фрейру в возмещение за кражу золотых волос богини Сиф, жены Тора.

Скидбладнир мог вместить всё воинство Асгарда и плавал как по морю, так и по суше. Паруса его всегда наполнялись попутным ветром. Корабль был изготовлен из множества маленьких частей, и столь искусно, что его можно было сложить, как ткань, и засунуть в мешок.

Гьяллархорн – золотой рог Хеймдаля. Его звук возвестит о начале Рагнарёка

(Комментарий Андрея. Ежели хранитель этого чуда света, не представляя по малолетству или по глупости последствий, из озорства или по любви к музыке решит подудеть – волчара Фенрир мигом цепь порвёт, и – начнётся катавасия! Придётся тогда признать, Фридрих фон Берг – гений, учёный-провидец, как в воду глядел.)

Общее резюме Андрея.

Под атрибутами богов, согласно полученным сведениям, следует понимать указанные вещички. Неужели все они скрываемы людьми, отданы в Мидгард на сохранение по воле Одина? Или не все, а лишь некоторая часть их здесь, среди нас, а остальное – в Асгарде, или где там? Неужели прав фон Берг? Фридрих? Или он блефует? Проверял меня? Или просто изучал? Слова иногда несут совсем иное, нежели означают. А я, видимо, совсем с ума сошёл, если пишу об Одине как о реальном персонаже, а об Асгарде как о понятии географическом.

P.S.Схождение с ума происходит постепенно, но верно. Три первых шага – общение с призраком, четвёртый – получение послания с того света в виде зашифрованного текста, пятый – профессор Фридрих. По логике вещей, сегодня предстоит совершить шестой шаг с ума.

Андрей то и дело впадал из крайности в крайность. Потом решил, что размышлений без пользы должно быть минимум. Лучше вообще не быть. Решил выкинуть из памяти чёртова Фридриха и его маргинально-атипичные гипотезы.

Маргинально-атипичные гипотезы? По первым буквам – МАГ. Может, фон Берг – маг? Больно гладко всё складывается, и ко времени – и с Виктором «герр Фридрих», получается, знаком, Кутасовым интересуется, мне «упал на уши», а информации от него, как с козла молока. Одни «маги» – одни гипотезы в голове от немца, голову сломаешь, взвешивая их между извилин. – Думал Андрей рассеянно, пока бабушка не позвала пить кофе, а когда, наконец, из кухни раздался её звонкий утренний голос, звучный, как труба иерихонская, он поневоле прервал свои раздумья. Вошёл на кухню, улыбаясь, и Елизавета Петровна улыбалась ему свежо и открыто, так искренне, как улыбаются только родным людям. Они сидели друг напротив друга, пили кофе в одинаковом ритме – маленькими неспешными глотками, смакуя напиток, за необязательной болтовнёй прячась от нарочитой серьёзности нашего мира, оставляя «на потом» умственные терзания Андрея; ах если бы в любой момент времени жить легко, смакуя жизнь по глотку, как этот чёрный кофе, в который и сахар, и сливки каждый добавляет сам. По вкусу.

Агриппина наконец позвонила. Извинилась за вчерашнюю недоступность – в прямом и переносном – но её вины не было, освободилась за полночь, когда номер окончательно сверстали, звонить ночью не решилась – слишком поздно, люди спят, а утро вечера мудренее. Андрей, отбросив конспирацию «не телефонности», наплевав на происки телефонистов и сотовых операторов, поведал девушке решение «задачки о громовнике», не забыв и предысторию рассказать вкратце.

– Елизавета Петровна гений, – восхитилась Агриппина. – А я дальше спать пошла. Целую, Люблю. И тэ-дэ. И тэ-пэ.

– А вчера немцы в Гатчинский музей приезжали, – Андрей приготовился рассказывать про фон Берга, но Агриппина выразительно зевнула – там, в телефонном своём далеке – и Андрей отложил рассказ до лучших времён, дай бог, и рассказать он сможет побольше, после сегодняшнего обеда-то.

В рабочий кабинет Андрей вошёл без четырёх минут полдень. На улице занудно моросил дождик, провоцируя умиротворение и тихую леность. Андрей взялся листать записи, но его хватило ненадолго – голова вновь была «нерабочая», мысли вертелись вокруг предстоящей встречи, упорно не желая возвращаться к учёным занятиям. Наконец, Андрей не выдержал, вышел из кабинета и широким шагом направился к парадной лестнице – внизу, в холле сподручнее встречать профессора фон Берга – как тому сориентироваться, где ему искать Андрея, да и охранники не пустят его, сразу примутся звонить Борису Львовичу (Фридрих по-русски не бельмес, как понял Андрей), и это будет не лучший вариант встречи.

Проходя мимо того самого портрета, где Кутасов застыл в прямоугольном оконце рамы, вытянулся в полный рост – в мальтийском мундире, с широкой лентой через плечо, в белом парике, Андрей чувствовал, как ускоряется его пульс, и вот, стремительно отстукивая с левой стороны, бешено колотится о грудную клетку его сердце. К горлу подкатила тревога без причин, омут вселенской скорби разверзался в изножье.

Он ускорил шаг, быстро удаляясь от портрета – и ощутил, как нормализуется сердечный ритм, и тревожная нота не омрачит уже симфонического пространства внутри него. Он спустился в холл, и вовремя – Фридрих возник перед ним тотчас же, остановился, и, пожимая руку Андрея произнёс (почему-то по-английски):

– Привет. Я сильно опоздал. Но я пришёл вовремя. Смотря какую точку циферблата взять за начало координат.

Андрей ответил по-немецки:

– Добрый день, профессор. Всё нормально, вспомните Оккама и не преумножайте сущностей. У вас и без того есть, над чем поразмыслить. И помните – мне трёх лет не хватит, чтобы забыть немецкий язык, а вы за сутки забыли, что я им владею.

Андрей попросил охранника (дежурил, вероятно, новенький – лицо его было Андрею незнакомо) в случае появления Виктора Ниссена сообщить по телефону и назвал номер. Витя, впрочем, позвонил сам – он как раз проходил Адмиралтейские ворота, о чём и поведал жизнерадостно – «…в этот миг я застыл в створе ворот…» к моменту его появления в холле дворца, Андрей с Фридрихом были готовы самолично встретить его.