— Лей, лей, не жалей! — Кольча выскочил из-под нашего укрытия и пустился в пляс.

Я тоже присоединился к нему.

— Дождик, дождик, припусти!..

Густой пар повалил из лощины, обдав нас горячей, удушливой волной. Меня вмиг промочило до рубчика. Но дождь был теплый, почти горячий. Будто мы стояли в леспромхозовокой душевой, открыв кран на всю железку. Нам было приятно и радостно, что перестала тайга полыхать, что пожар через речку не перекинулся, и, если Ванюшка даже где-нибудь под выворотнем прячется, он теперь спасен. После душного жаркого дня, после дыма и смрада, после всей жути и страхов, этот проливной дождь освежил нас, влил нам новые силы.

Загремел гром. Так загрохотало, будто скалы обрушились и покатились вниз, сшибаясь и дробясь. Нас чуть не смыло с нашей крохотной каменной площадки потоками воды. Вот это льет, я понимаю!

Дождь веселый, шаловливый. Мечется вокруг нас, крутится, вертится. То в лицо плеснет с размаху, то норовит забежать сзади и дать подножку, ударить тугими струями под коленки.

А вот и солнце показалось. Все сразу брызнуло искрами, засверкало, заблестело. Тучи поплыли куда-то за речку, посчитав, что здесь уже дело сделано. Мы подождали еще немного, чтобы схлынула вода, и стали спускаться.

…Галка поджидала нас на берегу.

— Мы Ванюшку искали, — виновато зачастил Кольча. — Знала бы ты, что с нами было! Десять смертей на брата…

— Прям уж!

— Едва живыми выбрались. А вот как командор?..

— Он давно в избушке!

…Всю ночь просидел Ванюшка на кедре, а под соседним деревом ночевали Профессор и верзила Гурьян. С верхотуры командору хорошо была видна Кутима и «хижина Джека Лондона». Поволновался командор, когда мы с Коляном направились прямо в лапы этой подозрительной парочке!..

Профессор и Гурьян встали рано, позавтракали. Амбал, конечно, опять к своей канистре приложился. Покурили и молча пошли нам наперерез. Ванюшка, недолго думая, искромсал ножом на ленты свою парусиновую куртку, связал их между собой, и у него получилась прочная веревка. Правда, она оказалась коротковатой. Но Ванюшка и тут нашел выход из положения. Он привязал веревку не у основания сука, а подальше от ствола, где он потоньше. Когда стал спускаться, сук выгнулся дугой, сократив расстояние до земли. Метра три, говорит, все же пришлось пролететь. Но под кедрами всегда бывает толстая мягкая подстилка из опавшей хвои. Приземлился удачно.

Теперь ему надо было прежде всего предупредить нас об опасности, чтобы мы хотя бы насторожились, поглядывали по сторонам. Он схватил свое ружье и выстрелил вверх из обоих стволов раз за разом.

26

В окошко бьет заходящее солнце, и все теперь в «хижине Джека Лондона» выглядит радостнее, привлекательнее. Это обычное зимовье охотников: избушка просторная и для тепла низкая. Тут и живут, и зверей разделывают, снимая с них шкурки, тут заряжают патроны, ладят снасти для охоты и лова рыбы. Пол потемнел от жира и пятен крови, с зимы не выветрился устоявшийся запах сохших на распялках звериных шкур, вдоль стены у печки тянутся широкие нары, к окошку приткнулся стол из строганных топором жердочек, плотно подогнанных одна к другой, — длинный, как прилавок на базаре, трубу каменной печи заменяют два оцинкованных ведра, поставленные одно на другое. Мы расселись на лавках. Одна из них у нар стоит, две — у стола и возле печки. Первая радость, что все для нас обошлось благополучно, уже схлынула. Обсуждаем наше положение.

— Надеюсь, что ни у кого из нас больше не вызывает сомнения, что золото здесь есть? — важно начал Колокольчик, едва успев опростать миску борща.

— Есть квас, да не про нас! — усмехнулся Ванюшка.

Я понял слова командора как намек на возвращение домой. Это меня вполне устраивало. Зачем искать на свою спину приключений? По всему видать, что эти типы шутки шутить с нами не намерены, если они, не задумываясь, тайгу подожгли. Вон сколько зеленых кедров погубили, мерзавцы!.. А живности всякой сколько пострадало из-за них… Ужас! Мы тоже могли сгореть…

Кольча понял состояние командора. Да и я молчаливо поддерживал Ванюшку.

— Пасуете, да? По дому соскучились, да?..

— Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет! — как всегда со значением изрек Ванюшка. — Ты же сам говорил, что они теперь у нас под колпаком? Доложим милиции, она этих субчиков живо разыщет, и они укажут, где золото.

Я поспешил поддакнуть командору.

Кольча задохнулся от обиды и злости, у него даже слезы на глаза навернулись. Он тужился что-то сказать и не мог.

— Ничего себе заявочки! — наконец выдавил из себя с великой натугой. — «Милиции доложим»! А что мы от этого будем иметь, позвольте вас спросить?

— Благодарность от начальника милиции! — желчно вставила Галка.

— Командор, я максималист: все или ничего, вот мое кредо! воскликнул Колокольчик в благородном негодовании, но прозвучало это у него нисколько не напыщенно, потому что шло из глубины души.

Как обычно в таких случаях, Ванюшка выжидательно помалкивал, давая нам выговориться, но мы все понимали, что только от его решения будет зависеть теперь все.

Галка презрительно поглядела на меня, потом перевела взгляд на Ванюшку.

— Эх вы, рыцари! Мужчины!.. — Она зло фыркнула и еще раз повела взглядом от одного из нас к другому. — То, что Миша слаб в коленках, я давно знала. А вот от тебя я этого никак не ожидала, ко-ман-дор!..

Ванюшку взбесили ее слова, но у него хватило выдержки не взорваться. Он только привстал с лавки и скрипнул зубами от злости.

— А если с тобой что-нибудь случится, что твоей матери с отцом скажу? С кого в Басманке спросят?!

— С папы Карло! — Галка закусила губу и вылетела из переночуйки. — У меня своя голова на плечах! — послышалось из-за двери.

Ванюшка буркнул что-то себе под нос и полез на нары, давая понять, что разговор окончен. Кольча вышел вслед за Галкой. Я тоже полез на нары. Через несколько минут в окно донеслось:

— Если они откажутся, ты пойдешь со мной? — спросила Галка. — Не струсишь? Только честно, Кольча?

— Спрашиваешь! — обиженно фыркнул Кольча. — За кого ты меня принимаешь?

Парочка! Один другого стоит.

— Надо быть круглым идиотом, чтобы пасовать сейчас! — негодовала Галка.

Голоса их удалялись. Они спускались к речке. Кольча принялся что-то пылко доказывать Галке, но слов разобрать уже было невозможно. Да я и не очень старался прислушиваться: так намучился за день, что тотчас и заснул до самого утра, даже не натянув на себя одеяло.

Проснулся я поздно. Солнце было уже высоко. Утро выдалось тихое и радостное. Тайга, умытая вчерашним ливнем, нежилась под жарким солнцем. На все голоса птицы гомонили. На плесе у наших лодок их было столько, что казалось, и они тоже встали тут лагерем.

Я понял сразу: Галка, Ванюшка и Кольча уже на ногах. Каждый из них мирно занимался своим делом. Галка хлопотала у костра, завтрак готовила, командор шил из байкового одеялка себе куртку, Колокольчик чистил рыбу на пеньке. У ног его стояло ведерко, в котором плескались окунишки и хариусы. Кто-то встал на зорьке и успел уже поудить. Мне даже обидно сделалось: не могли разбудить!

Рыбы было много, я хотел сказать, что тут хватит не только на уху, но и на жареху еще останется, да промолчал, не стал соваться не в свое дело. Галка живо обрежет. Скажет: налови сперва, потом распоряжайся. С нее станется!

— В духе времени, Ванек! Сейчас самая мода куртки из одеял шить, тараторил Колокольчик. — Клетка шиковская, что еще надо? Я больше чем уверен, что «пыжон» дяди Ивана щеголяет в такой вот курточке…

— Да помолчи ты, ботало! — не выдержал, досадливо морщась, Ванюшка. Только тебя одного и слыхать.

Я понял, что конфликт сам собой, очевидно, разрешился, утром всегда вечерние страхи и сомнения отступают, и пошел умываться. Вспомнились слова Колокольчика, сказанные однажды в подобной затруднительной ситуации: «Время самый мощный и самый надежный холодильник: все страсти остудит».