Девушку привели в большой шалаш из веток - сделан он был неаккуратно, внутри пахло кислой травой, и Роза догадалась, что его использовали для хранения сена. Нодан бросил девушку на холодную землю, снял с нее обувь и связал ноги, бестактно поднимая ей юбки. А потом ушёл, оставив одну. Роза поежилась от холода. Весна лишь началась, земля была ледяной, а на ней было лишь выходное платье с короткими рукавами, бархатные туфельки теперь без дела валялись где-то у изголовья. Кроме того, ей так и не дали ни воды, ни еды, и девушка сильно хотела в туалет. Некоторое время она пыталась позвать хоть кого-то, но палка во рту не позволяла нормально говорить: она мычала, скулила, но потом сдалась.

Ночь была адской. Руки и ноги затекли, рот ныл, от жесткой палки ей растёрло губы. Роза справила малую нужду под себя и мысленно сотню раз прокляла своих похитителей. Под утро явилась незнакомая девушка с остриженными по плечи волосами, и, сурово посмотрев на пленницу, предложила воды и немного вареной кукурузы. Роза была так рада такой подачке, что благодарила индианку как спасительницу. Кроме того, незнакомка оставила в домике горшок и разожгла костер. Роза смогла, наконец, согреться. К несчастью, кроме ухода за пленницей, индианка не проявила никакой заботы или эмоций и вскоре ушла, не сказав ни слова. Она вновь связала Розе руки, но, к счастью, ужасный кляп остался валяться на земляном полу.

Когда вечером к Розе заглянул Нодан, девушку переполняло негодование. Она была уверена, что отец на подходе, и ей недолго осталось мучиться. Но, будучи пленницей, она не желала вызывать гнев похитителей. Она понимала, что если будет злить их своими словами, то либо будет казнена, как и обещал Нодан, либо продана в рабство, чего ей тоже очень не хотелось. Поэтому Роза решила молчать. Но и Нодан не проронил ни слова. Сев напротив нее, юноша раскурил трубку и стал смотреть на тлеющие угольки. Девушку это тревожило, кроме того, в глазах индейца блестели дьявольские огоньки, и поэтому, сжав губы, Роза стала про себя молиться, надеясь, что это убережет ее от беса.

— Твой отец – убийца, — наконец произнёс индеец на английском, и Роза поморщилась – у индейца был правильный выговор, аборигены легко и быстро обучались языкам.

— Его разум захвачен Малсумисой[5], и не будет ему покоя ни в этом мире ни в другом, — продолжал юноша.

Роза опустила глаза, стараясь не обращать на него внимания.

— Через пару недель соберется совет, и белая дочь Малсумисы будет осуждена, — сказал он после небольшой паузы.

— Отец приедет за мной, — тихо ответила девушка, скорее, чтобы взбодрить себя.

— Убийца никогда не найдет пеннакуков в Белых горах. Мы скрываемся тут с тех пор, как английские трусы лишили нас земель. Белые горы спрячут нас от чужих взоров, и ты никогда не вернешься домой.

— Отец найдет меня и убьёт вас всех! — с отчаяньем выкрикнула она.

Юноша выхватил топор из-за пояса и бросился к ней. Роза сжалась, ожидая расправы, но он просто сел рядом, и потряс томагавком у ее головы.

— Твой отец убил брата Нодана! Когда тебя казнят, Нодан снимет твой скальп и отправит Белому вождю в подарок, чтобы он помнил о своих преступлениях! — теперь он говорил на абенаки, и этот дикий язык в его устах слышался приговором.

Роза испуганно сжала губы, не желая вызывать еще большего гнева Нодана. Но этого и не требовалось. Юноша вернул кляп на место, с силой вдавил деревяшку ей в рот, а когда поднялся, несколько раз пнул Розу ногой. Было видно, что когда девушке вынесут приговор, он уже не будет сдерживаться и исполнит свою угрозу.

***

Когда Нодан покинул домик пленницы, рядом с ним появилась девушка с коротко стрижеными волосами. Она сердито посмотрела ему в глаза и чуть слышно шепнула:

— Не корми своего злого волка!

Нодан оттолкнул ее с дороги.

— А что чувствуешь ты, Вабана[6]? Я потерял брата, а ты мужа. Кто будет растить Хоке[7]?

— Хоке забрали духи, — ответила Вабана и направилась к реке.

Нодан проводил ее взглядом, чувствуя разочарование. Его гнев рассеялся и теперь он был наполнен печалью. Его племянник был болезненным мальчиком, и, похоже, отец забрал его душу с собой. Кита[8] – вождь племени скорее всего тяжело перенесет эту потерю. Осознав это, Нодан направился к самому большому вигваму в деревне. Строение было обито шкурами и корой, над домиком клубился густой дым. Значит, вождь был не один.

Нодан подошел к жилищу, раздвинул полотна входа и заглянул вовнутрь. Рядом с Китой сидела знахарка – старушка Мигуен[9]. Женщина была не так уж и стара, но все кликали ее бабушкой.

Кита кивнул юноше и позволил ему войти.

— Как поживает твоя пленница? — спросил Кита.

Нодан промолчал, он не хотел говорить об этом.

— У нас давно не было пленников, Нодан, и ты знаешь почему.

— Потому что Кита пытается дружить с йенги? — Нодан в сердцах дал вырваться своему гневу. — Что толку от твоей дружбы? Если вождь Берлина[10] передает нам соль и зерно, это не дает всем белым право покушаться на наши жизни! Ты забыл о том, что мы воины, отец, ты позволяешь чужакам воровать нашу землю и убивать наших мужчин!

— Земля не принадлежит тебе, она одолжена тобой у твоих детей, — сухо ответил Кита, пропустив мимо ушей обвинения юноши.

— Йенги не знают об этом, а твой сын был повешен за охоту на скотную дичь, — Нодан тяжело вздохнул, замечая, что его слова сильно ранили Киту.

Мигуен передала юноше трубку, и он сделал глубокий вдох, вдыхая приятный аромат трав и табака. Его сердце успокаивалось под воздействием дурмана, и он, наконец, смог посмотреть в глаза отцу.

— Скоро мы созовем племя и решим судьбу йенги, — произнёс Кита. — Наша деревня мала, мы охотники и земледельцы, у нас нет столба для казней, и мы не учим своих детей премудростям воины и пыток. Но твоя мать была микмаком, она посадила в твою душу семя жестокости.

— Нодан не жесток, Нодан ценит свое племя и жаждет защищать его. И моя мать, Ахасо[11], научила меня как это делать. Если потребуется, я буду пытать йенги…

Кита поднял руку, прерывая его.

— Племя тебя поддержит, и девушку придадут смерти после суда, но ты не будешь пытать белых. Это разозлит Глускапа[12] и лишит нас урожая.

— Глускап велел нам защищать свою семью, а моя мать рассказывала, как это делали абенаки до того, как от нас осталось лишь жалкое подобие сильного народа. Мы - волки, и мы будем…

— Пеннакуки больше не пытают пленников! — вновь прервал его отец, и Нодан понял, что возражать больше не имеет смысла.

Мигуен вновь протянула ему трубку, и Нодан благодарно кивнул, понимая, что так знахарка пытается заставить его молчать. Говорить ему больше и не хотелось, Кита в своих решениях казался ему слабым.

— Нодан хотел рассказать о Хоке, — вновь заговорил юноша, когда вернул трубку знахарке.

— Мигуен говорит, Хоке плох, — сказал вождь.

— Вабана отправила его к орлам, — опустив голову, ответил Нодан.

— Вот как, — спокойно произнёс вождь. Мигуен протянула мужчине трубку, и Кита схватился за нее, словно за спасительную соломинку. Он глубоко затянулся, в его взгляде появилась суровость и привычная всем жителям поселка мудрость.

— Отправляйся за Вабаной, — велел он строго. — Ее дух ослаблен, я не хочу потерять и дочь.

Нодан кивнул, быстро поднялся, но его остановил голос знахарки:

— Ты тороплив, и в тебе слишком много гнева. Гнев кормит твою злую половину, Нодан. Остановись, пока не поздно.

— Иногда тёмная сторона дает нам больше знаний, чем светлая, — огрызнулся он.

Мигуен нельзя было не послушать. Но разве могла знахарка понять его боль?

***

Индеец спустился к реке, разыскивая Вабану. Женщина в одиночестве сидела на берегу, наблюдая за мерным течением реки. Похоже, Кита зря беспокоился. И Нодану не хотелось сейчас говорить с невесткой. Вабана была хорошей женой его брату, но после смерти Маэру она остригла волосы, а значит, отказалась от своего родства. И, хотя Кита продолжал звать ее дочерью, Нодан больше не хотел звать ее сестрой.