Белые горы, горный перевал Пинкхэм, штат Нью-Гэмпшир,

Апрель 1848 года.

Роза пришла в себя под тёплой уютной шкурой, завёрнутая в мягкую кожаную ткань, рядом с пылающим костром. Наконец-то ей было тепло и уютно. И почти ничего не болело. Осторожно вытянув ноги, она приподнялась на локтях. Она лежала в небольшом вигваме, чуть больше пяти футов высотой и шести футов в диаметре. Две центральные палки поддерживали свод, а под дымовым окошком был разложен небольшой костерок, обложенный камнями. Рядом с костром дремала незнакомая девушка, молоденькая, с круглым лицом и большим острым носом. Услышав движение пленницы, индианка встрепенулась, покрепче взялась за ружьё и сердито свела брови.

— Сиди на постели и не двигайся! — голос индианки прозвучал испуганно, кажется, девушка очень боялась, что пленница сбежит во время её дежурства.

— Можно мне воды? — попросила Роза на абенаки, с трудом вспоминая слова, заученные в детстве.

Индианка задумчиво посмотрела на вход и покачала головой. Оставлять Розу без надзирателя она побоялась. Но, к счастью, вскоре пришла Вабана, принесла чашку горячего чая и кукурузных лепёшек.

— Кина, ты можешь идти, — велела Вабана и заняла её место. — А тебе, Кохаку, не советую двигаться, я хорошо стреляю, в отличие от Кины.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — сказала Роза.

Индианка с презрением вскинула подбородок.

— Вабана просто хочет, чтобы ты дожила до суда!

— И за что меня будут судить?

Вабана не ответила. Она могла бы назвать сотни причин, по которым белые люди в её глазах должны быть осуждены, но Роза не сделала ей ничего дурного. Пока не сделала. Вабана протянула девушке чарку с густым супом.

— Зачем? — с разочарованием произнесла Роза. — Меня всё равно убьют, не проще ли было дать мне умереть, чем кормить и следить за мной?

— Сначала мы будем судить тебя, — Вабана сердито свела брови, но, заметив разочарование на детском личике пленницы, почему-то смягчилась, — и мы не будем тебя убивать. Ты нам не враг, тот кто нарушил наш покой – это Рей Хамерман, и мы обменяем твою жизнь на его. Тебя же просто высекут или пустят через строй[1].

— Мужчина, который меня похитил, Нодан, сказал, что меня повесят, — шёпотом сказала Роза.

— Нодан переполнен гневом, Малсумиса говорит за него. После похорон Войбиго его гнев вернётся в землю. Тогда он сможет успокоиться и обдумать свои решения. Вождь не будет проводить суд, пока разум Нодана затуманен. И ты смелая, потому что не кричала и не плакала, как другие йенги, когда тебя похитили. Мы ценим смелость и не будем обращаться с тобой как с жабой.

Роза смущённо опустила взгляд. Она не кричала и не возмущалась, потому что была до безумия напугана, и потому, что ей заткнули рот кляпом.

— Значит, меня высекут и отправят домой? — в голосе девушки появилась надежда.

— Возможно, — уклончиво ответила Вабана.

Индианка понимала, что решать судьбу девушки будет Нодан, а тот слишком жесток и озлоблен, чтобы позволить белой уйти. Если бы Вабана была мужчиной, она бы забрала пленницу себе и сделала своей рабыней. Но так как она женщина, ей никто этого не позволит.

***

Церемония похорон вызвала уныние у маленького села. Смерть Маэру и Хоку потревожила размеренную жизнь племени. Пеннакуки давно не воевали и давно не теряли своих близких. Маэру был хорошим мужчиной, охотником и другом, поэтому многие пришли его проводить. Тело Маэру осталось в Рочестере, и Кита хоронил завёрнутую в бересту одежду сына. Рядом с могилой Маэру вырыли небольшую яму для ящика с телом Хоку. Нодан со дня возвращения из деревни Быстрого ветра не произнёс ни слова, а когда вечером все собрались у костра танцевать и петь прощальные песни, юноша взял бутыль огненной воды и спрятался в вигваме брата. Эту бутылку он приготовил как подарок для Арэнка на свадебной церемонии. Старый вождь любил дурную воду белых, и это задобрило бы его. Но свадьбы больше не будет. Арэнк приедет в Белые горы хоронить свою дочь, а не сватать.

Обстановка в доме брата почти не изменилась. Вабана не забрала вещи, переезжая в вигвам Киты. Даже люлька, любовно сколоченная Винэ лет двадцать назад осталась стоять рядом с входом. Нодан сел на постель брата и, откупорив бутылку, залпом осушил четверть. Когда-то в этом вигваме Маэру под одобрительные крики семьи передавал сына из рук в руки, и бледная, уставшая после родов Вабана умоляла быть аккуратней с красным вопящим сынишкой.

Кита был так счастлив первому внуку. Улыбался и смеялся. Нодан не видел, как он улыбался с тех пор как погибла его жена Ахасо. И наверно больше и не увидит…

Мысли о Вабане напомнили, что девушка уже четвёртый день без перерыва сторожит его пленницу. Белую девушку следовало бы вернуть в её старую хижину. «Время крови» прошло, и Вабану скорее всего захочет видеть Кита в кругу семьи.

Юноша допил бутылку, хотя жгучий напиток уже с трудом лез в него. Оставив дом брата, он направился в лес, где располагался небольшой вигвам, в котором держали пленницу. Из-за выпитого голова кружилась, а ноги казались деревянными, но тоску алкоголь смыть не смог.

Вабана не выразила удовольствия с его появлением, девушки замолчали, хотя до этого Нодан слышал, как они говорили что-то о плетении и вышивке. Невестка всё ещё была на него сердита, и когда юноша попросил оставить его с пленницей наедине, индианка молча вышла. Роза же натянула на себя шкуру и почти полностью спряталась, со страхом глядя на мужчину.

— Кохаку, о чём вы беседовали с Вабаной? — спросил он, чувствуя некую ревность, ведь сноха так легко нашла общий язык с чужеземкой.

— Она попросила меня помогать ей с работой, чтобы я не питалась зазря, — тихо ответила Роза на английском, понимать разговоры ей было проще, чем говорить самой.

— Хорошее решение, — одобрил Нодан. — Суд состоится лишь через пару недель. Сначала мы проведём церемонию похорон Войбиго, потом приедет Арэнк, возможно, он тоже захочет судить тебя.

Девушка не ответила, лишь кивнула. Обсуждать свой возможный приговор с Ноданом ей не хотелось. Юноша же расслабленно лёг около костра и стал подбрасывать выпавшие сучки и листья в огонь. Взгляд у него был такой же отстранённый, как и в первый раз, когда он остался с ней, а потом поколотил, поэтому Розе становилось всё страшнее. Она ещё сильнее укуталась в шкуру. Но Нодан не двигался, клевал носом и не обращал на пленницу внимания. Индеец был поглощён своим горем и девушку он просто не замечал.

Сейчас она впервые могла хорошо разглядеть его, но при свете огня индеец не стал менее пугающим. Его кожа была тёмной, лицо похоже на тяжёлый камень – неподвижное, угловатое. Все его черты казались острыми, словно лезвие ножа. И индеец был выше и крупнее любого мужчины, что она встречала в Рочестере. При этом Роза видела его рядом с другими охотниками – Нодан не был выдающимся. От него сильно пахло животным жиром и свежей кровью. Почему-то мысль о крови заставила девушку думать, что Нодан убивает людей в городе. От этого ей стало дурно.

Почти час они просидели так, костёр стал потухать, и Роза, осмелев, попросила подбросить ещё дров. Нодан, словно проснувшись, удивлено на неё взглянул, а потом вышел из вигвама и вернулся с большой охапкой веток. Сложив их рядом с её постелью, он лёг на прежнее место.

— Подкидывай сколько нужно, только не сожги нас, — английский в его устах звучал странно, непривычно спокойно.

Роза положила несколько веточек в затухающий огонёк, и пламя тут же проснулось.

— А вам не холодно? — разговоров вести ей не хотелось, но вбитая матушкой вежливость не позволила промолчать.

— Не знаю.

Голос у него был мрачный, и Роза испугалась, что разбудила спящее в индейце чудовище. Она бы предпочла, чтобы её сторожила Вабана или Кина. Рядом с Ноданом ей было до отвращения неуютно.

— Нодан потерял брата и невесту, — сразу продолжил он. — Это причинило боль. Ахасо всегда говорила, что боль не может убить воина, и меня злит, что Кита не позволил Нодану сражаться и умереть. Теперь Маэру постепенно исчезает, так же как и исчезают воспоминания о нём.