— Вы чего, мужики, — слабо попробовал возразить Быков.

— Так спокойнее будет, — объяснил Джамал. — Чтобы ночью плохие мысли в голову не приходили.

Дверь закрылась, и Быков остался один. Он неподвижно лежал на охапке соломы, вслушиваясь в звуки на дворе. Потом вытащил из кармана шпильку, которую подобрал с пола, изобразив падение. Наручник раскрылся через полминуты — квалификацию Быков не утратил. После этого он снова замкнул наручник на запястье, а шпильку спрягал в узкую щель между стеной и полом.

* * *

Утром за ним пришли снова Мурат и Джамал. Быкова расковали, и после завтрака, состоявшего из той же фасоли и бурды, похожей на чай, повели по дорожке куда-то вверх по склону. Через плечо Мурата висел обрез двустволки, но Быков не собирался бежать. Он шел, приволакивая ногу, ссутулившись, всем своим видом показывая полную покорность судьбе.

Подъем был недолог. Перевалив через гряду, они оказались в небольшой долине. С трех сторон ее тесно обступали крутые склоны гор, с четвертой был отвесный обрыв, под которым где-то далеко шумела река. Возле одного из склонов стояла кошара. Сорок или пятьдесят овец паслись на траве под присмотром пастуха, сидевшего на пригорке и поднявшегося навстречу.

— Новый работник пришел? — оскалился он, приподняв такой же ружейный обрез, как и у Мурата. — Хорошо. Иди туда, — он показал рукой на кошару. — Чистить надо, Петька покажет. Будешь хорошо работать — водки дадим. Любишь водку?

Они довольно заржали. Быков пробормотал что-то в ответ и зашагал к кошаре.

— Эй, обожди, — окликнул Мурат. Послушай сначала. Если убежать хочешь — сразу забудь. Отсюда только в могилу убежать можно. Петька тоже хотел убежать, теперь не хочет — умный стал. Он расскажет. Я на тебя даже пулю тратить не стану. Так убью. Иди, ладно.

Быков пошел, слыша, как за спиной гортанно переговариваются его тюремщики. В кошаре было душно и смрадно. Какое-то существо с ворчанием возилось в углу. Существо подошло поближе, и Быков увидел, что это человек. Серые, свалявшиеся космы свисали на его лицо, покрытое слоем грязи. Ему можно было дать и пятьдесят лет, и шестьдесят, и много больше. По всей видимости, это и был Петька.

— Пожрать есть чего? — спросил Петька вместо приветствия.

Быков отрицательно мотнул головой.

— Новенький?

— Да, — сказал Быков. — Ты кто?

— Никто. Бери лопату, греби дерьмо.

— Ты как сюда попал?

Не отвечая, Петька повернулся и пошел в угол кошары.

— Меньше будешь болтать, дольше жить будешь. — крикнул он оттуда спустя минуту и захихикал.

Они работали весь день, не обменявшись больше ни словом. Поесть им дали только вечером, когда под бдительным присмотром пастуха — нет, не пастуха, а надсмотрщика — они загнали овец в кошару и наполнили огромные колоды во дворе водой из родника. Быков ожидал, что его опять поведут в сарай, но ошибся. На ночь его оставили тут, приковав вместе с Петькой тем же манером к толстому столбу, врытому посреди хилой пристройки к кошаре. Эта пристройка служила ночлегом для рабов.

— Спокойной ночи, — издевательски пожелал Мурат.

— Только пусть ему тут бабы не снятся, а то он всех овец перепортит, — захохотал пастух-надсмотрщик.

Гогоча, они пошли прочь.

Быков улегся на подстилку, укрывшись какой-то вонючей попоной. С другой стороны столба, гремя цепью, устраивался на ночлег Петька.

— Ты давно здесь? — спросил Быков.

— Давно, — односложно ответил тот.

— И что? Так к живешь?

Петька издал звук, похожий на смешок.

— А как по-другому?

— Что это за места? Где мы находимся?

— Кавказ, — сказал Петька. — Откуда я знаю! Меня самого сюда привезли в отключке. Спасибо, что опохмелиться дали.

Он зевнул. Разговор его утомлял.

— Ладно, кончай, спать охота.

— Как же тебя сюда заманили? — не отставал Быков.

— Никто не заманивал. Дурак был, — равнодушно отвечал Петька, — за деньгой поехал.

— Ну?

— Что «ну»! Привезли сюда, паспорт отобрали… И все. А чтобы не выступал, таких пендюль подкинули… Неделю по земле ползал и кровью харкал. Теперь умный стал.

— А если бежать?

— Бежи, — согласился Петька. — Один такой побежал. Там на лужке его и закопали. А еще один — вроде тебя — спрашивал много. Интересовался. Увезли его, Вовкой звали. Молодой, горячий…

— Так ты что, тут до смерти собираешься сидеть?

— А что? Пожрать дают, а по воскресеньям и выпить. Водки ихней — чачи. Бывало и хуже.

— Этот… Володька, ты говоришь, куда его увезли?

— Кто их знает! Там за горой у них еще одна кошара есть — может, туда. А может, продали кому.

— Как продали?

— Да так. Кому работник нужен, тому и продали. Тут свои порядки. А может, и убили… Ладно, спать давай!

Новый рабочий день начался задолго до того, как солнце выползло из-за горного склона. Мурат и надсмотрщик — его звали Имран — принесли котелок все той же вареной фасоли и расковали их. Потом Мурат ушел, а Имран расположился на своем пригорке, мурлыча под нос что-то тягучее и заунывное. Как-то раз Быков попытался ненароком приблизиться к пригорку, но шагов за пятьдесят был остановлен щелканьем взводимых курков.

— Я в ногу стреляю — ноги не будет, — лениво сказал Имран, поводя обрезом. — Здесь не ходи, там ходи.

Примерно в полдень объявился Мурат.

— Эй, Константин, — крикнул он, — пойдем, к тебе гости приехали.

— Если пожрать чего дадут, ты принеси, — торопливо наказал Петька.

Он смотрел на Быкова с завистью.

Конвоировали Быкова оба — Мурат и Имран.

— Не боитесь, что сбежит? — кивнул Быков в сторону кошары, где продолжал неспешно возиться Петька.

Они засмеялись.

— Я тебе говорил: здесь бежать некуда, — сказал Мурат. — Петька знает, он не побежит. Мы тебя на цепочку сажаем для твоей же пользы, чтобы ты себе хуже не сделал.

— А его? — спросил Быков.

— Чтобы тебе не скучно было, — ухмыльнулся Имран. — Видишь, кунак, как о тебе заботимся.

— Вижу, — сказал Быков.

Ворота двора были широко распахнуты. Перед домом стояли три легковые машины. Одну из них — голубую, с таджикским номером — Быков узнал: это была машина Гульбахор. Старик — хозяин дома — спустился с крыльца, сопровождаемый двумя из гостей, которые Быкову тоже были знакомы. Широколицый со своим телохранителем приветливо помахали Быкову.

— Я как чувствовал, что мы обязательно встретимся, — признался широколицый.

— Чем обязан? — мрачно спросил Быков. Он не вполне понимал, чего следует ожидать от этой встречи.

— Ты не знаешь? — удивился тот. — А бумаги?

— Какие бумаги? — машинально проговорил Быков.

Этой фразы он не должен был произносить. Жирно лоснящееся лицо исказилось в злобной гримасе, голова Быкова дернулась от удара, во рту стало солоно. Из-за спины широколицего шагнул Рахим и резко взмахнул рукой. Быков задохнулся, согнувшись пополам, свалился наземь и скорчился, пытаясь незаметными блоками ослабить удары ног, посыпавшиеся на него со всех сторон.

— Прекратите! Прекратите! — раздался женский крик.

Удары стихли. Быков осторожно открыл лицо. На крыльце дома стояла Гульбахор.

— Немножко поучили, — недоуменно сказал широколицый. — Только на пользу, что такого! Глупостей много говорит.

Гульбахор спустилась во двор и подошла к Быкову, сидевшему на земле. В лице ее не было сочувствия, она смотрела на него словно на неодушевленный предмет.

— Где ты спрятал документы? — надменно спросила она. — Я не нашла их там, куда положила.

— Да в машине они, — ответил Быков, утирая с подбородка кровь. — Если положила, значит, там и лежат. Куда им деться.

Гульбахор повернулась к широколицему.

— Пусть он поедет и найдет.

Тот в свою очередь посмотрел на старика.

— Если ты позволишь, уважаемый?

Старик кивнул, подозвал к себе Мурата и Джамала, произнес несколько коротких гортанных фраз.

— Желание моих друзей для меня закон, — сказал он. — Мурат и Джамал вам помогут. За ним нужно хорошо смотреть. Я чувствую, это очень неразумный человек. Вы поедете сейчас. Сегодня вечером большую машину нужно отправлять обратно. Уважаемый Джума и Роберт давно ее ждут.