У Лыжа забилось сердце. Разве у Бэя уж так устали ноги, что он рвется да гибель? Старик перевел ответ Бэя мужчинам. Те радостно загалдели. Толпа сразу раздвинулась, а мужчины с копьями стали, пятиться назад. Братья остались в середине образовавшегося круга.

— Бежим скорей, Бэй! — взмолился Льок.

— Голова грудного ребенка — ответил радостным топотом Бэй, — разве ты не понимаешь, что они хотят нас испытать? Если мы побежим, то с нами будет то же, что с беглецом, погибшим от наших охотников. Если останемся на месте, то будем жить в их стойбище. Только остерегайся кого-нибудь из них ранить!

Мужчины, отойдя на некоторое расстояние, молча двинулись вперед и вдруг с дружным криком устремились на братьев. Льок сделал инстинктивное движение бежать, но Бэй с силой сжал его руку. Копья охотников прикоснулись к их телу, а одно из них, которое держал безусый парень, чуть не вонзилось в живот Льоку. Тот, защищаясь, с силой ударил своим мечом по древку, и конец копья упал на снег. С возгласом детского удивления поднял парень отрубленный конец копья. Мужчины загалдели, глядя на ровный срез.

— Это ты ловко, — шепнул Бэй, — это очень хорошо!

Парень что-то кричал, показывая ребром ладони, как отрезал меч Льока конец его копья. Один из охотников протянул руку за мечом.

— Не отдавай! — закричал Бэй. — Сделай знак, что не отдашь!

Льок вспомнил жест скандинава, когда-то угрожавшего этим мечом старухам. В отчаянии он потряс мечом, а заодно так неистово заорал, что протянувший руку воин невольно отступил. Тогда охотник, отбросив далеко копье и уже безоружный, протянул руку к мечу.

— Отдай, отдай теперь! — крикнул Бэй брату.

Льок послушно отдал меч. Все мужчины с жадностью принялись его осматривать, стуча ногтями по металлу, пробуя его зубами и любуясь красивой отделкой. В особенности горячился один уже немолодой охотник. После долгого любования мечом он выскочил из толпы, нырнул в свой шалаш и вскоре прибежал назад, таща за руку какую-то маленькую фигурку. Окружающие с хохотом расступились, а охотник с силой толкнул фигуру к Льоку. Тот, не ожидая толчка, свалился, а на него упала миловидная молодая девушка. Сам же старик с мечом в руках убежал обратно.

— Ну, видишь, — улыбаясь, сказал Бэй. — Вместо меча получил жену! Значит мы остаемся жить у них.

Братьев повели в одни из шалашей, который был выше и шире, чем у них на родине. Вскоре женщины принесли свежее, чуть обваренное глухариное мясо.

— Вот видишь, — задумчиво сказал Бэй, — у них жизнь другая, чем у нас. Разве мы, кроме как весной и осенью, едим свежее мясо птиц?

За едой старик спросил братьев, хотят ли они жить на стойбище пришельцами, или же предпочитают сделаться их сородичами. Братья не знали, что сказать. Конечно лучше было породниться, но они не знали, какой ценой можно достигнуть родства. Решили все же породниться, это было надежнее.

Наступил вечер. Люди с хохотом бегали вокруг стойбища. Они собирали хворост, ломали еловые ветки и относили куда-то в сторону от стойбища. Вскоре на снегу выросла куча хвороста, а но бокам ее — две кучи хвойных веток.

— Похоже на то, что костры будут, — с недоумением сказал Бэй, следя за приготовлениями.

Появились две женщины, одетые в старые худые одежды с такими широкими вырезами у шеи, что одной рукой им приходилось придерживать платье. Другая их рука лежала на животе. Обе они стонали, кричали и охали.

— Зарежь меня, если я что-нибудь понимаю! — заявил удивленный Лыж.

Обе женщины со стонами легли на кучи ветвей, все сородичи уселись кругом.

Несколько женщин повели Льока и Бэя в лес. Там они знаками стали показывать, чтобы братья разделись.

— Что у них, головы младенцев что ли? — изумился Лыж. — Чтобы я на холоду остался голым? Разве…

Но закончить ему не пришлось: женщины повалили его на снег, и через минуту он оказался раздетым. Бэй, видя какой оборот принимает дело, поспешно разделся сам. Тогда одна женщина поползла к кострам на четвереньках, показывая братьям, что они должны делать то же самое.

— Делай, как они показывают. Значит так нужно, — сказал Бэй и последовал за ней. Льок со вздохом подчинился приказу старшего брата. Вскоре братья очутились перед ярко пылавшими кострами возле двух лежащих на хвое женщин. Старик стал кричать на языке братьев, что им надо подползти к изголовью женщин, распахнуть прорез у шеи и головой вперед пролезть у них под одеждой.

Под громкий хохот всего стойбища, исчезали братья в одежде мнимых рожениц. Через несколько мгновений Льок и Бэй вынырнули наружу. От толпы отделились женщины и, опрокинув братьев на разостланные оленьи шкуры, закутали их и спеленали ремнями.

— Вот мы и новорожденные ребята, — сказал Бэй. — Теперь, поди, будут нас материнским молокам кормить.

Громадных «младенцев» с хохотом понесли на стойбище. Каждому из братьев пришлось покормиться молоком.

Потом толпа ушла, оставив Льока и Бэя спеленутыми на попечение их «матерей».

— Неужели нам долго еще придется быть младенцами? — испуганно спросил спеленутый Льок, чуть приподнимая голову.

— Если меня долго будут питать одним молоком, то я умру! — с недовольством пробурчал Бэй.

К счастью для братьев, «младенчество» продолжалось только несколько дней. Затем старик объявил, что, когда они научатся их языку, мужчины посвятят их в охотники.

Жить братьям пришлось в шалаше старика, подарившего Льоку за диковинный меч свою дочь.

XIII. Корень новой культуры

Началась для братьев новая жизнь. Старик Кру, тот самый, с. которым они встретились в лесу, как единственный, знающий их язык, взялся приучить пришельцев к текущей работе. Он стал водить их по охотничьим тропинкам, объясняя, где (водится зверь и как ставить капканы. Через несколько дней «приемыши» поняли, какое огромное значение имели эти капканы в жизни стойбища. Благодаря капканам племя стало вести оседлый образ жизни; ведь для того, чтобы их ставить, нужно было хорошо изучить, в каких местах и какие водятся звери. Благодаря оседлому быту, мужчины стали жить в шалашах вместе со своими женами и детыми. На смену временному групповому браку, какой существовал в покинутом братьями стойбище, пришла семья.

Устройство капканов было очень просто. Тяжелая деревянная плаха просверливалась, и в отверстие вставлялся тоже деревянный рычаг. Рядом выдалбливалась ложбина для другого подвижного рычага, прикреплявшегося к первому сильно скрученной веревкой из оленьих жил. Когда капкан настораживался на зверя, то подвижной рычаг отгибали в сторону от неподвижного, а чтобы он снова не захлопнулся, между ними вставляли палку. При толчке, произведенном зверем, палка выскакивала, а сильно перекрученная веревка тотчас же свертывалась в узлы, прижимая подвижной рычаг к неподвижному (рис. 25).

Таким капканом с прямыми рычагами (рис. 26) нельзя было убить волка, поэтому капканы на волков и рысей отличались от первых, кроме своей величины, еще и тем, что их рычаги были не прямые, а петлеобразные; они защемляли зверя в крепкие тиски (рис. 27).

Чтобы зверь все же не протащил свое туловище через петлю, толстая плаха делалась полукруглой, выдалбливалась посредине и вкалывалась в землю лишь концами (рис. 28). Внезапно защемленный зверь делал отчаянный скачок, один из концов плахи выскакивал из земли, и пойманный вместе с плахой валился на спину. Ноги зверя теряли опору. Ему оставалось лишь биться, перекатываясь на спине из стороны в сторону, и медленно издыхать от голода, пока не появлялись промышленники.