— Вот так, Лысяра! — назидательно заявил Есаул, обращаясь к трупу. — Не был бы ты жадным — не помер бы сегодня. Тебе уже сегодня пощада была один раз от Серого. Он мужик добрый, великодушный, хоть и сволочь. А мы — проще.
И, рывком выдернув из пробитого черепа сюрикен, подал Механику.
— Оботри, Мех. Хорошая штука, пригодится, может. Пошли не спеша, приглядываясь, прислушиваясь и даже принюхиваясь на всякий случай, и очень скоро вышли к тому же пригорку, на другой стороне которого у горящего костра оставались только Костя, Ежик и Люська.
У КОСТРА
— По-моему, что-то в лесу трещит! — насторожилась Люська.
— Кабан небось ходит. Гера сказал, что их тут до хрена. Но тут затрещало очень явственно. Таким, как Есаул, ходить бесшумно трудновато. Они с Механиком еще не видели палатки, только чуяли дым от костра и слышали отдельные слова разговоров.
— Ну ты слон! — сердито прошипел Механик.
— Чего прятаться-то? Сидят люди, кашу варят… Подойдем, поздороваемся.
Гера свой, представит…
Есаул остался в кустах, а Механик потихоньку, перебегая от дерева к дереву, стал подниматься на пригорок, но на одной из перебежек его одолел кашель.
Костя забеспокоился.
— На призрака не похоже. Надо пойти шугануть… Взяв на изготовку оба автомата и держа их на весу за пистолетные рукоятки, Костя стал подниматься на пригорок.
Механик тем временем, справившись с кашлем, напряженно ждал, пока парень с автоматом подойдет ближе. Если б его сразу и тихо уделать, да еще получить при этом пару автоматов, с теми, что у костра, можно проще разговаривать, даже если там не одна баба, а еще три-четыре мужика.
— Э, козлы! — немного подбадривая себя, гаркнул Костя. — Хрена ли прячетесь? Выходи с поднятыми руками!
И сделал еще несколько шагов вперед, оказавшись в трех шагах от дерева, за которым прятался Механик. Механик мог бы легко застрелить его из своего двуствольного револьвера. Но грохоту от этой было бы на весь лес. Если те, кто ушел с Герой, близко, могут подбежать гораздо быстрее, чем неуклюжий Есаул со своей одышкой. Сюрикен бросать рискованно, даже если сразу попадешь, клиент может вскрикнуть. Нет, надо работать тише.
— Эй, бомжа поганая! — рявкнул Костя. — Вылезай, я тебя вижу!
Он успел услышать только легкий шорох за спиной, но обернуться не сумел.
Небольшая, навеки пропахшая соляром и смазкой рука с силой зажала ему рот, рванула голову назад, а отточенное, как бритва, ножевое лезвие полоснуло по горлу…
А в это время Ежик решил нарубить лапник и направился в ельник.
«Интересно, почему у первого пацана сразу два ствола было? — прикинул Механик. — Вроде бы, раз такая напряженка по жизни, надо бы каждому со своей волыной гулять. А этот, второй, пустой в лес побежал… Стало быть ему мощнее топора ничего не доверяют. Либо потому, что он совсем разгильдяй, либо потому, что он тут на положении арестанта. Интересное кино…»
Но тут Люська не выдержала и позвала в голос:
— Костя-а! Ты где-е?! Мне тут одной страшно-о!
И тут Механик понял, что остерегаться нечего, и, сунув в рот два пальца, дважды громко, по-разбойничьи свистнул. Такого свиста эти места, возможно, не слышали со времен Федьки Бузуна.
Люська этого свиста, как ни странно, не испугалась. Потому что подумала, что это Костя свистит в ответ на ее крик. И Ежик в ельнике как рубил ветки, так и продолжал рубить. Не его ж зовут, а мордоворота этого…
Даже топот Есаула, который побежал к Механику «на подмогу», Люську не насторожил, подумав, что тот, кого она позвала, к ней и бежит.
А вот когда из леса вдруг появились две черные тени — солнце, еще стоявшее над лесом в западной части горизонта, светило Люське в глаза, — она даже онемела от ужаса. Нервы и без того издерганные, не выдержали, и она хлопнулась в обморок…
— Ни фига себе! — удивленно пробормотал Есаул.
— Сомлела со страху. Ждала того, а вышли мы.
— На тебя посмотришь — вообще концы отдашь хмыкнул Механик, подходя к упавшей.
— Надо ее водой холодной спрыснуть… — Есаул взял одну из кружек, подошел к краю разлива и заметил, что листья уже не мотаются по воде туда-сюда, а плывут целыми флотилиями — на запад, в направлении «Черного полигона». — Слышь, Мех, — доложил Есаул, — а вода-то пошла!
— Ну и что, — сказал Механик, брызгая на Люську водой с пальцев. — Небось перемычку промыло…
— Ни хрена-а! — поднял вверх палец Есаул. — Если б перемычку прорвало, она бы отсюда уходить стала, а она — сюда течет, на запад.
— Да? — Механик посмотрел на воду. — Точно! Значит, теперь нам и через полигон не пройти. Знаю, в чем дело. Вода через ложбинку пошла!
ЗА ЛОЖБИНКОЙ
— Вот она, ложбинка, — сказал Гера, раздвигая кусты. — Похоже, успели. Еще почти сухая.
Гера первый сбежал с травянистого склона на дно этой самой ложбинки, напоминавшей небольшой, заросший травой и редкими кустиками овражек. Когда Никита, а следом за ним и Светка побежали за Герой через ложбинку, под бахилами заметно чавкало: вода уже просочилась сквозь почву. Поднявшись наверх, глянули на подступившее к ложбинке озеро. На темной воде, усыпанной желтыми листьями, играли предзакатные блики, и на первый взгляд вода казалась такой спокойной и неподвижной. Но на самом деле вода неуклонно наступала, и до ее вторжения в ложбинку оставались буквально минуты.
— Ну вот, — торжественно объявил Гера, — глядите, как реки рождаются…
Жур-жур-жур! — в ложбинку прорвалась первая струйка воды и заструилась вниз, к западной части болота. Затем еще один ручеек, клокоча и пузырясь, полился через траву где-то в середине ложбинки. Потом сразу три струйки хлынули, затем еще пять или десять, и, наконец, вся масса воды, скопившаяся в озере, покатила по лощине, унося с собой сухие листья, болотную ряску, тину, коряги, целые кустики.
Несколько секунд — и лощина стала настоящей рекой.
— Теперь если назад, то только на плоту, — заметил Гера. — Больно быстро вода поднялась, намного раньше чем прикидывали.
— Неважно, — сказала Светка. — Теперь уже наплевать. Вода выход нашла, найдем и мы. Вперед, господин Сусанин!
Когда отошли от новообразовавшейся реки уже на приличное расстояние, такое, что шум ее уже почти перестал слышаться, впереди что-то вновь зажурчало.
— Это еще что? — забеспокоилась Светка. — Еще ложбинка?
— Нет, — отозвался Гера» прислушавшись, — это ручеек. С того самого бугра течет, между прочим. Вообще-то он совсем маленький, но вытекает в ту самую ложбинку. Если журчит — значит, хорошо.
— Почему?
— Потому, что если б не журчал, то это значило бы, что вода в лощине поднялась и его подперла. Он бы остановился и начал разливаться, а это нам ни к чему.
К ручью вышли через пару минут. На дне небольшой извилистой канавки бежала струйка прозрачной воды. Но солнце стояло уже совсем низко, и длинные тени от деревьев почти совсем скрывали ручей от глаз.
— Темновато стало, — заметила Светка и достала фонарик. Ей захотелось посмотреть, нет ли чего на дне ручейка. Как бы невзначай, будто пробуя фонарь, она посветила. Но, увы, ничего не увидела — песочек да камушки. А совать руки в песок побоялась — помнила про полрентгена в час. То, что золото и прочее Федькино наследство может оказаться радиоактивным, ее не волновало. Она ведь его не себе домой собиралась тащить, а иранцу продавать…
— Вон там, — сказал Гера, указывая рукой влево и наискосок, — брошенный хутор. Я вас на хуторе оставлю, а сам туда схожу. Потом проведу как по маслу.
До хутора добрались без приключений.
Изба с полуразобранной крышей и заколоченными окнами вросла в землю, иструхлявела и покосилась, крылечко сгнило и развалилось. От прочих построек остались либо бугры, заросшие бурьяном и крапивой, либо бесформенные кучи гнилых и обгорелых бревен. То ли это еще большевики, когда Трофима раскулачивали, ликвидировали, то ли фрицы, когда начинали свою неудачную танковую атаку.