— Наши! Наши! Красные пришли! Освободители! И дедок, ухватив корявой ладонью болтавшуюся под распахнутой на груди «песчанкой» Серого звездочку с серпом и молотом — амулет, еще с Кандагара, — поцеловал ее так, как другие старички целуют крестики и образки Божьей Матери…

— Батя, — несколько обалдев, спросил Серый, — ты кто? Но старик ничего вразумительного произнести не мог и только целовал звезду, шмыгая носом, и по морщинистым щекам катились слезы.

— Цепляйся, батя, за шею! Уходить отсюда надо, а то утонем!

Дедок сообразительно ухватился за крепкую шею Серого, и тот, пригнувшись, понес его к лестнице. Протиснувшись через дверь, очутились в штабе. Дед жадно дышал, глотая свежий воздух. Его била дрожь.

— Бать, ты кто, а? За что тебя так?

— Ермолаев я, сынок, Василий Михайлович Ермолаев…

ДОШЛИ ДО ТОЧКИ…

С мыска, заросшего молодым лесом, поначалу шли на север, а потом стали сворачивать к востоку. Пока шли по относительно возвышенному месту, последствия катастрофы у тарзанки как-то не замечались. Но вот когда оказались в том месте, куда еще два часа назад могли бы прийти, если б штык лопаты не ушел так легко в почву, — подивились.

— Батюшки! — охнула Люська. — Наводнение целое! Почти вся площадь болота ушла под воду. Лишь кое-где над поверхностью высовывались ощипанные верхушки березок и осин.

— Весной, когда половодье, — заметил Гера, — и то меньше заливало, кажется… Боюсь, что и до лагеря дойдет. Вообще-то мы уже в полукилометре от той точки, которую вы Света, мне указали. Гера вытащил карту.

— Вот ваша точечка. Почти точно пятьсот метров по прямой.

— А это что за черная черта? — поинтересовалась Светка, обнаружив по карте, что район, где когда-то располагался хутор Федора и Трофима, обведен ломаной линией черным карандашом.

— Это «Черный полигон», — усмехнулся Гера. — Могу догадаться, что вам именно туда и надо.

— В общих чертах — угадали. А почему он «Черный»?

— Нечистая сила водится… — сказал серьезно Гера. — Возможно! Но пока мы еще не пришли в вашу точку и вы мне не указали конкретное место, где будем искать клад, комментировать не буду.

— Ладно, — кивнула Светка. — Дойдем до точки — скажу.

Действительно, дорожка оказалась вполне спокойная и прямая. Прошли через пригорок, заросший сосновым лесом, сначала поднявшись по пологому склону, а потом спустившись вниз. И впереди снова оказалось разлившееся болото.

— Вот и все, — сказал Гера. — Дошли до точки.

— Кстати, почему он все-таки «Черный»? Насчет нечистой силы я уже слышала.

— Вы еще не сказали, какое место собираетесь изучать. Давайте сперва обустроимся, покушаем, а потом потолкуем.

— А если я вам сейчас укажу по вашей карте, куда нам надо идти, вы объясните, почему полигон «Черный»?

— Да. Только для этого нам придется пройти на двести метров вперед.

— Хорошо. Ребята пусть ставят лагерь, а мы сходим и посмотрим, что там за нечистики обитают…

Костя с видимым удовольствием приступил к командованию, а Светка с Герой пошли по склону.

— Ну вот… — помотав головой, произнес Гера. — Видите эту березку? Почти у самой воды оказалась… Сразу за ней начинается «Черный полигон».

— Странно, — удивилась Светка, — разницы вроде никакой нет. Там деревья и тут деревья, и трава одинаковая…

— Знаете, что это такое? — Гера достал из-под куртки приборчик размером с сотовый телефон.

— Там что, радиация? — с заметным страхом в голосе спросила Светка, сразу углядевшая в приборчике нечто знакомое.

— Угадали, к сожалению, — сказал Гера. — Вот здесь, где мы стоим, — нормальные фоновые значения для нашей области — 16 микрорентген в час. Не боитесь дойти до березы?

— Вообще-то боюсь…

— Это не так страшно, как кажется. Зато убедитесь. Дошли до березы, поглядывая на прибор. Стрелка медленно начала перемещаться по шкале справа налево, но, когда оказались рядом с деревом, резко скакнула влево и уперлась в ограничитель. Гера переключил прибор на другую шкалу. Стрелка снова поползла вправо, но остановилась где-то в районе 20.

— Эта шкала меряет в миллирентгенах, уровень радиации больше чем в десять раз, — пояснил Гера.

— Давайте отойдем, — пробормотала Светка.

Гера усмехнулся, и они вернулись на исходные позиции.

— И отчего это так? — явно волнуясь, пробормотала Светка.

— Скорее всего «чернобыльское пятно», — ответил Ге-ра. — Какое-то небольшое облачко осело на эту часть леса. Весной один из моих парней, по кличке Лысый, который был в Припяти как ликвидатор, работал тут на своей точке.

А он, который в Чернобыле хорошую дозу хватанул, с тех пор не расстается с таким же вот приборчиком. Ну и после первого же выхода заявил, что работать здесь не будет. Поскольку он в нашем «колхозе» кое-каким авторитетом пользуется, я сказал, что, кроме меня самого, в этот район никто ходить не будет.

— А вы сами-то не боитесь?

— Ну, во-первых, я тут тоже недолго торчу, а во-вторых уровень не такой уж высокий. Есть, правда, одно местечко, где уровень почти полрентгена в час, но я туда только один раз сунулся и больше ни ногой.

Вот оно, — Гера вновь достал карту. — Вот наша точка, как раз на черной линии. Вот здесь перешеек как бы раздваивается. Если пойдем налево, через лес, — выйдем на мысок, туда, где эта перемычка образовалась. Если пойдем на запад, то метров через двести выйдем на край болота, которое было ниже речки, которую мы нечаянно перекрыли. Его не затопило, оно так болотом и осталось, даже, наверно, немного подсохло за полтора часа. Ну а если пойдем на «Черный полигон», то вот он тут. Здесь хутор был. Дальше на запад — болото, севернее — поляна, за ней опять болото, а дальше на восток — этакий бугор в форме языка.

Тоже своего рода перемычка. С запада к нему одно болото примыкает, а с востока — другое. Вот на этом бугре-языке полрентгена в час и считает.

— Понятно… — сказала Светка. — Очень жаль, но это как раз то самое место, которое мне нужно…

— Стало быть, я вас очень порадовал, — заметил Гера. — А теперь, если можно, еще добавлю.

— Валяйте, — махнула рукой Булочка, — одно к одному…

— Вот тут, — Гера указал на замысловатые извивы горизонталей, обозначавших высоту рельефа над уровнем моря, — небольшое понижение, ложбинка такая, метров двадцать шириной. По ней весной, когда снег тает, вода из восточной части болота переливается в западную. Я высоту перемычки не мерил, но думаю, она малость повыше, чем эта самая ложбинка. Если за пару часов нашу перемычку не промоет или вода через нее не начнет переливаться, то озеро попрет тут, через ложбинку.

— И сколько это будет продолжаться? — настороженно поглядев на Геру, спросила Светка.

— Не знаю, — произнес тот, — может быть, всегда.

— Как это «всегда»? — оторопела Булочка.

— А вот так! — сердито ответил Гера. — Про закон сообщающихся сосудов слышали? Обе челюсти нашей «клешни», озера-болота — это сообщающиеся сосуды.

Уровень в обеих частях одинаковый. Если перемычка хоть на десяток сантиметров выше, чем эта ложбинка, то вода потечет по ложбинке, и речка будет там, а не у тарзанки. По крайней мере, до весны, потому что весной перемычку у тарзанки, может быть, промоет.

Света задумалась. Она посмотрела на воду, которая незаметно подползла к корням той самой березки, за которой начинался «Черный полигон».

— Еще сантиметров на двадцать поднялась, — прикинул Гера. — Быстрее, чем я думал. Ложбинку при таких темпах может и через полтора часа затопить.

— Сколько до нее идти?

— Минут двадцать, максимум — полчаса.

— А оттуда до бугра?

— Еще полчаса. Хотите рискнуть?

— Хочу, — сказала Светка.

Тем временем Ежик и Никита уже успели разжечь костер, и теперь над ним кипятилось два ведра с ключевой водой.

В общем, все эти относительно мирные хлопоты как-то снизили нервное напряжение, накопившееся после всех страшных событий, произошедших в течение дня.