— Скажите, вы думали, когда шли сюда, что можете не вернуться? Только по-честному?

— Ну, Фарид мне сказал, что вы не простая женщина… — произнес Никита. — Но он убедил, что другого шанса у меня нет. Разве только уехать в какой-нибудь другой город, выбросить паспорт и жить как бомж.

— Он вас не обманул. Хрестный, если вам объясняли, что это за фигура, никого не прощает. Даже если б узнал, что вы не виноваты в смерти Сергея Корнеева. Вы взяли те бумаги, за которыми он охотился. Вы много знаете о кладе Бузуна, а он о нем мечтает. Да и коллеги Люсиного возлюбленного — друзья Юрика, постараются вас в гроб загнать. Так что насчет последнего шанса — все верно. И в принципе ваш друг Газпром, подсказав вам обратиться ко мне, практически отплатил вам за то, что вы спасли его в Чечне. Вы со мной согласны?

— Надеюсь, что смогу согласиться, если вы меня не уничтожите через пять минут… — произнес Никита. — Дневник и карта теперь у вас, я вам не нужен. Так что теперь все зависит только от вашего милосердия. Это я понимаю. Но деваться мне некуда — как решите, так и будет.

— Верно, как я решу, так и будет. И я очень хочу, чтоб мое решение мне не повредило. Вы меня понимаете?

— Наверно, понимаю… — глухо сказал Никита.

— По-моему, не совсем. Мне кажется, что вы думаете: вот сидит алчная, злая и хитрая баба, которая получила все, что хотела, и теперь может спокойно отделаться от меня, потому что больше с меня взять нечего. Верно?

— Не совсем так, — произнес Никита, хотя на самом деле Света довольно четко изложила его точку зрения. — Я не считаю вас злой и алчной, и не хитрой, а умной. Хотя по правде сказать, трудно различаю, где кончается ум и начинается хитрость. Особенно у женщин. Просто вы играете по правилам этого мира. И если играть по ним до конца, то я вам — обуза. И даже опасная обуза, потому что меня ищут. Пожарные, правда, пока нет, но милиция — наверняка. И Хрестный ищет, раз вы уже две его банды перехватили… А потом, через неделю, если я не вернусь домой, меня еще и родители искать будут, хотя, наверно, это для вас опасности не представит. Но все это создает вам сложности. И по логике вещей — опять же, если четко по правилам — нас с Люськой надо убрать, а машину — разобрать продать, утопить, где поглубже… Я не говорю, будто уверен, что вы так обязательно поступите, но могут быть обстоятельства, которые вас заставят так поступить…

— Вы надеетесь только на мое милосердие? — Света внимательно поглядела на Никиту.

— И еще на то, что не будет тех обстоятельств, которые вас вынудят от меня отделаться.

— Никита, а сколько вам лет? — спросила Света, подперев ладошкой щеку.

— Двадцать три.

— Я думала, старше. Когда мне двадцать три было, я еще дура дурой была…

Неужели вы так спокойно про все это рассуждаете? Убрать, убить, уничтожить…

Это после Чечни, да?

— Наверно.

— А ты сам в Чечне много убил? — Света решила перейти на «ты».

— Там не как на охоте, особо не посчитаешь, — вяло ответил Никита.

— Ты холостой?

— Да.

— А девушка есть?

— Какая разница? — проворчал Никита. — Нету, в общем-то.

— Прав отчасти. Вообще-то, если по-человечески, то я тебя уже жалею.

Потому что ты вляпался во все это дерьмо из-за чистого невезения. Не из-за денег, не от жадности, не от дури и даже не по пьянке. Просто так все повернулось. Но мне — тут, если по-честному, ты прав — при тебе живом будет беспокойнее, это точно. С другой стороны, если подумать, как я могу тебя в живых оставить, то получается чуть-чуть лучше, чем убить. Смешно сказала, правда?

— Да нет, не очень.

— Верно. Но давай посмотрим, как говорится, непредвзято. К маме с папой я тебя отпустить не могу — тут объяснять не надо. Ты, еще когда сюда пришел, сам об этом знал. Сам ведь сказал, что уезжал на неделю. Ну, могу я тебе дать возможность позвонить, сказать, что, мол, еще на пару недель задержусь. А дальше? Вопрос!

— У меня ведь еще работа есть, — вздохнул Никита. — Грузчиком на фирме.

Там я отпуск на неделю брал.

— Вовремя вспомнил! Еще проблемка… Дальше — твой университет. Бросил, выходит? Не жалко?

— Как сказать… — замялся Никита. — У меня ведь была надежда на эту курсовую. Мне обещали, что, может, в статью ее удастся переделать и в журнале напечатать… А теперь-то все, накрылось медным тазом. Конечно, жалко бросать.

— Да и вообще, наверно, Москву жалко, да? Все-таки такой город. У вас квартира-то ничего?

— Две комнаты…

— Приватизированная?

— Государственная. Не стали связываться…

— Ясно. Машины нет, конечно?

— Естественно.

— А водить, однако, умеешь?

— Умею. Только прав у меня нет.

— В общем, надо мне сказать тебе прямо: если хочешь оставаться живым, то тебе придется умереть.

— Ты хочешь сказать… — от волнения Никита тоже перешел на «ты».

— Да. Все, кончился Никита. Бандиты убили, попал под поезд, в речке утонул… Будешь жить, но числиться покойником. Иного выхода не вижу. Иначе придется тебя по-настоящему убивать…

Никита вспомнил свое вчерашнее посещение морга на Коммунарской и отчетливо представил отца и мать, рассматривающих чье-то мертвое тело. Бр-р!

— Ладно, — сказала Света, увидев, что в дверь кабинета заглядывает Дмитрий Петрович и постукивает пальцем по своим наручным часам.

— Дмитрий Петрович, проводите нашего гостя в его апартаменты, — распорядилась хозяйка. — И обед ему обеспечьте, пожалуйста. Ну что ж, до вечера, молодой человек!

— Сюда, пожалуйста! — вежливо пригласил Дмитрий Петрович, неназойливо повернув Никиту в нужном направлении. Они вошли в здание хлебозавода через какую-то малоприметную дверцу с надписью «Служебный вход», прошли по узкому и короткому коридорчику, освещенному тусклой лампочкой, до пересечения с более длинным коридором. Запах в коридоре несколько отличался от общехлебозаводского, и Никита понял, что большой коридор ведет в заводскую столовую, точнее, в ее кухню. А прямо напротив выхода из короткого коридорчика располагалась следующая дверь с надписью «Туалет». Как ни странно, зам. по режиму открыл именно ее и впустил туда Никиту, хотя тот ни о каких естественных надобностях не заявлял.

Туалет был небольшой, одноместный — умывальник рядом с дверью и унитаз за перегородкой. В дальней от входной двери стенке имелась дверца поменьше, и на ней была привинчена табличка «Шкаф уборщицы». Когда зам. по режиму открыл дверцу, то за ней действительно обнаружился шкаф, где внизу стояли ведра с тряпками, банки с хлоркой и содой, справа висел синий халат, а слева стояли веник и швабра.

Однако после того, как зам. по режиму произвел какие-то манипуляции — Никита сообразил, что он какие-то стопоры убирал, — Дмитрий Петрович легким движением руки откатил коробку шкафа вместе с полками и всем содержимым вбок, будто дверь вагонного купе. Открылся проем, в котором обнаружилась прочная стальная дверь, оклеенная дерматином с каким-то мягким, не то утепляющим, не то звукопоглощающим материалом. За этой дверью оказалась лестница. По этой лестнице спустились в неосвещенный коридорчик.

С каждой стороны коридора было по две двери, отделанных фанеровкой под красное дерево. Зам. по режиму открыл дверь и впустил Никиту в небольшую комнату, обставленную и спланированную как стандартный одноместный номер российской гостиницы: у входа, справа, ванная с туалетом, слева — стенной шкаф, а в самой комнате — кровать с тумбочкой и ночником, два кресла, столик с графином и стаканами, тумба с телевизором и радиоточка на стене. Даже телефон имелся.

— Здесь у нас для почетных гостей… — произнес Дмитрий Петрович мрачновато, и Никита как-то сразу догадался, что есть тут еще и помещения для не почетных, где сервис явно похуже.

Единственным необычным элементом оборудования был маленький шкафчик, вделанный в стену над столом.

— Это — кухонный лифт, — пояснил зам. по режиму. — Вот книжечка, меню.

Разносолов у нас нет, но подзаправиться есть чем. Сегодня выходной, народу мало, поэтому только комплексный обед. А вообще можно выбирать. Пометите карандашиком, чего надо, положите на полочку, закроете шкафчик и нажмете вот эту кнопочку. Минут через пять загудит, зажжется лампочка. Открываете дверцу, забираете блюда, кушаете. Потом посуду ставите на полочки, меню тоже кладете, закрываете дверцу — и снова на кнопочку. Ужин в семь вечера. Сначала меню приедет, тем же порядком выберете и так далее. Завтрак в семь утра, но если проспите, можно до десяти заказывать. Обед — в 14.00 можно и попозже заказать, до 16. Телевизор принимает OPT, PTP на пару с областным ТВ, НТВ и ТВ-6, если есть настроение, можно после двух ночи подключить кабель — «только для взрослых». Позвоните по телефону — включим. Кстати, насчет телефона. Он соединен только с дежурным, который этот объект контролирует. Ему никак представляться не надо. Даже больше того — нельзя. Звонить только в случае, если плохо себя чувствовать будете — грипп, понос, инфаркт и так далее. Ну, еще при пожаре и других стихийных бедствиях. По поводу неисправностей, засоров — тоже. Отдыхайте, осваивайтесь…