Изменить стиль страницы

К несчастью, Фавье был хорошим мечтателем, но плохим сердцеведом. Домбровский сухо сказал:

— Решение состоялось, не стоит больше возвращаться к этому.

— Чепуха, победителей не судят, — загорячился Фавье. — Вы слыхали, что требует народ? Нас поддержат…

— Против кого?.. Против Коммуны поддержат? Воевать с Комитетом? Так мы далеко зайдем.

— Будет уничтожена дивизия версальцев — вот что главное.

— Будет уничтожена дисциплина. Я солдат, Фавье, и не умею не выполнять приказа.

— Но это же преступление — никак не использовать такой возможности!

Домбровский усмехнулся:

— Ну, кое-как мы ее используем.

Последние слова он произнес среди разом наступившей тишины. Обстрел прекратился. Они подождали еще несколько минут, напряженно прислушиваясь. Сзади удивленно переговаривались адъютанты. Домбровский снова зажег спичку и взглянул на часы. Фавье с недоумением смотрел на его склоненное внимательное лицо и хитрую сеть морщинок у глаз.

Спичка погасла, и кто-то впереди спросил:

— Гражданин Домбровский?

Фавье узнал по голосу капитана Монтерэ, знаменитого командира участка ворот Майо.

Домбровский перегнулся через седло, пожал ему руку.

— Начинай, гражданин Монтерэ, — сказал он вполголоса. — В твоем распоряжении двадцать четыре часа. Завтра я тебе пришлю капитана Потапенко с людьми. Помни: все зависит от твоей осторожности.

— Я надеюсь, что мне можно не прекращать огонь? — спросил Монтерэ.

— Ни одного выстрела. Усиль наблюдение. Пусть они думают, что мы ушли отсюда.

Монтерэ проворчал что-то насчет версальских каналий, получивших возможность отдохнуть, и исчез так же бесшумно, как и появился.

Сжалившись над изнемогающим от любопытства Фавье, Домбровский рассказал ему о заготовленном на всякий случай сюрпризе. Участок ворот Майо в результате сосредоточенного обстрела версальских батарей представлял собой одно из самых слабых мест по фронту. Разрушенные бастионы оползали в ров. Все прикрытия и тоннель были разворочены снарядами. Из-за непрерывного огня коммунары не имели возможности восстановить ни одной амбразуры. Убедить Вессэ, а через него Версаль, перенести наступление на этот участок можно было, не возбуждая никаких подозрений.

Пока Фавье в штабе занимался подготовкой плана операций, Домбровский заехал к Монтера и договорился с ним о том, как использовать суточную передышку. Вечером, перед посещением КОС, он послал в помощь Монтера саперов. За ночь они должны были хоть как-то восстановить укрепления.

Жизнь научила Домбровского рассчитывать не только на успех, но и на неудачу. Чем реже он ошибался в своих расчетах, тем упорней заставлял себя быть готовым к любым неожиданностям. И на сей раз он предусмотрел случай провала его плана в КОС.

Фавье смеялся, припав к шее коня:

— Отныне вы сделали из них дураков, достойных их подлости. Тьер доволен сейчас больше, чем мы, хотя мы довольны сейчас тем, что он доволен больше, чем он… — Окончательно запутавшись, Фавье махнул рукой. — И все же вы совершаете ошибку, — вдруг сказал он с грустью, очень серьезно.

Вессэ явился в замок Ла-Мюэт задолго до назначенного часа. Домбровского еще не было. В пустой приемной у дверей кабинета, развалясь в кресле, дремал ординарец. Его рыжая кудлатая голова неудержимыми толчками склонялась к груди. Когда подбородок касался жестяной пуговицы мундира, ординарец испуганно вздрагивал, осматривался, и вскоре все начиналось сначала. Вессэ присел рядом на плюшевый диванчик и закурил. Он чувствовал себя отвратительно: ломило в висках, во рту был кислый металлический привкус. Последние сутки он беспробудно пил, чтобы как-то укоротить томительное ожидание сегодняшней встречи.

Ему чертовски не везло: теперь, когда у него появились деньги — задаток в пять тысяч франков, — не было возможности потратить их с подобающим шиком… Коммуна прикрыла все кабаки и рестораны.

Пришлось довольствоваться одним из тех грязных притонов, где он пять лет тому назад начинал свою карьеру. Величественно похлопывая по плечу старых друзей, Вессэ успокаивал их: «Все наладится, мальчики. И скоро…» Суровый порядок, наведенный Коммуной в городе, загнал в щели апашей, воров, скупщиков краденого. Коммуна оказалась гораздо страшнее полиции — привычного хозяина, с которым в конце концов можно было столковаться.

Сегодня утром, постепенно приходя в себя, Вессэ вспомнил, что несколько раз видел перед собой встревоженные лица своих агентов. В гудящей голове мелькали обрывки фраз о странном ночном оживлении у ворот Майо. «Стучат лопатами», — явственно вспомнил он чей-то горячий шепот на ухо.

Желая рассеять свои опасения, Вессэ растолкал ординарца и принялся его расспрашивать. Парень, зевая и потягиваясь, охотно подтвердил, что действительно версальцы почему-то совершенно прекратили обстрел ворот Майо. На все остальные вопросы он отвечал уклончиво, а потом и вовсе замолчал. Надеясь развязать ему язык, Вессэ стал сам рассказывать всякие версальские сплетни. Приоткрыв пухлые губы, с простодушным и глуповатым видом парень вначале доверчиво слушал его.

После описания одной из ночных оргий, во время которой, по словам Вессэ, генерал Галифэ поднял с постели нескольких чиновников, напоил их до бесчувствия, дал им ружья и погнал в нижнем белье брать приступом Версальский дворец, перепугав до смерти охрану, последовал рассказ о том, как на днях Тьер отправился на прогулку, упал с лошади и сломал себе ногу.

— Вот беда, — огорченно пробормотал парень.

Вессэ рыскнул глазами — в зале никого не было.

— Что-о? — переспросил он, все еще не веря своим ушам.

Парень с наслаждением зевнул и сказал, ухмыляясь:

— Я говорю, жалко, что Тьер не сломал себе шею.

Неожиданно взгляд его стал внимательным, ощупывающим. Вессэ инстинктивно отодвинулся, скривился в быстрой улыбке, но сонная дымка уже снова затянула равнодушием лицо парня, не оставляя на нем ничего, кроме откровенного желания отвязаться от назойливого собеседника. Стиснув зубы, Вессэ тихонько выругался и отошел в другой конец зала. Бесполезно пытаться заинтересовать чем-нибудь этого увальня. Такая же тупая скотина, как и все коммунары. С ними никогда не знаешь, как вести себя. Он сунул руку в карман, успокоенно нащупал рукоять ножа. Попадись ему этот молодец в другом месте, он бы заставил его заговорить.

Настроение Макса Вессэ окончательно испортилось. Кусая губы, он ходил из угла в угол, то и дело щелкая крышкой золотых часов. Почему нет Домбровского? Домбровский должен ожидать этой встречи так же нетерпеливо, как и он, Вессэ. До назначенного срока оставалось несколько минут. Что это, показная точность или… Не может быть, — Домбровский достаточно хитер, чтобы провести этих простаков из Коммуны. Но что же мог означать стук лопат вчера ночью у ворот Майо?

Ординарец вдруг встрепенулся, прислушался, потом вскочил, отодвинул кресло, оправил мундир и застыл у дверей с безразлично-скучающим видом. Его действия озадачили было Вессэ, но в это время в приемную быстро вошел Домбровский в сопровождении двух офицеров. Они направились в кабинет, и Вессэ уверенно последовал за ними, не ожидая приглашения.

Домбровский на ходу отстегнул саблю, швырнул ее на кушетку, снял кепи и, поглаживая руками волосы, прошел к письменному столу. Молча, не садясь, он подписал несколько бумаг, поданных ему из папки одним офицером. При чтении последней бумаги он задержался. Речь шла об объявлении благодарности батальону Монтерэ за успешное восстановление укреплений в районе ворот Майо.

— Это поэма, а не приказ, гражданин Фавье, — недовольно сказал Домбровский, зачеркивая какую-то фразу.

Фавье уныло проследил за кончиком карандаша в руке генерала.

— И почему здесь нет твоей фамилии? — продолжал Домбровский.

Фавье оживился.

— Ну, тогда придется записать благодарность и господину Тьеру и… — Он на лету поймал предостерегающий взгляд Домбровского, брошенный в сторону Вессэ, и сразу понял, кто этот странный посетитель. Талантливый актер, Фавье не выдал себя ни единым жестом и спокойно закончил фразу: — …и господу богу. — Только лукавые морщинки собрались у него на переносице да пальцы его начали долго возиться с тесемками папки, завязывая особенно сложный бантик. Всем своим видом Фавье испрашивал разрешения остаться. Действительно, комическое положение Вессэ обещало сделать предстоящую сцену настолько интересной, что совестно было лишать Фавье этого удовольствия. Кроме того, присутствие свидетеля избавило бы Домбровского от возможных сплетен. Но странно, стоило ему об этом подумать, как самолюбие его ощетинилось.