…Антонов смотрел, как Мацай опустился перед алым стягом на колено, поцеловал полотнище. «Что же он за человек? — думал о нем Глеб. — Если может подличать, обличье менять, значит, за душой у него пустота, нет ничего святого. Ишь, как рисуется, показывая волнение».

Их поздравляли. Говорили напутственные слова командир полка, отец одного из солдат, ветеран труда, который приехал из города мастеров Златоуста…

Выступал секретарь райкома партии, когда на плац вылетела черная «Волга» и, скрипнув тормозами, остановилась у трибуны. Из нее выскочил молодой человек в штатском, подбежал к секретарю райкома и что-то прошептал на ухо. Полк затих в тревожном ожидании.

— Товарищи! — прогремел в динамиках голос партийного руководителя района. — Случилась беда. Сели и обвалы обрушились на ряд наших горных селений. Бедствуют люди. Я должен срочно уехать. Возможно, понадобится и ваша помощь, товарищи!

Секретарь райкома спешно уселся в машину. Только сизый дымок, пыхнувший из выхлопной трубы, еще некоторое время стлался по плацу вслед «Волге» легким шлейфом. Люди заволновались, тихий ропот пронесся по полковому строю. К микрофону подошел подполковник Спиваков.

— Внимание! Командирам подразделений развести личный состав… Быть в готовности… Майору Доридзе организовать отправку увольняемых в запас на поезд. Все.

Подполковник быстро сбежал по лесенке с трибуны и направился к штабу. За ним заспешили его заместители.

— Товарищ подполковник, — подбежал к Спивакову сержант Мусатов. — Разрешите обратиться?!

— Слушаю…

— Мы решили, товарищ подполковник… Обстановка сложная. Молодежь еще, как говорится, не обстреляна, дороги в горах — эх, да что говорить! Мало ли что… Как мы можем уехать?! Разрешите нам остаться, товарищ подполковник? — сбивчиво выпалил Мусатов.

— Но приказ о вашем увольнении уже подписан, предписания вам розданы, — засомневался Спиваков.

— Разве нельзя остаться после приказа?

— Вы все так решили? — спросил командир полка убывающих из полка солдат, которые подошли вслед за Мусатовым. В выжидательной позе остались стоять на месте лишь Мацай и еще двое.

— Так точно, товарищ подполковник! — хором ответили солдаты.

— А те, что позади вас топчутся? Не хотят, что ли?..

По тому, как повернули головы в его сторону солдаты, Мацай понял, что речь зашла о нем и о тех, кого он успел удержать, как он выразился, от патриотического порыва.

— Мы, как все, товарищ подполковник! — поспешил ответить Мацай. Незаметно сплюнув с досады, он вразвалочку направился к группе увольняемых.

— Ну что, комиссар, как поступим? — спросил Спиваков своего заместителя по политчасти майора Куцевалова.

— Думаю, есть резон уважить просьбу. Молодцы они, так поступают настоящие люди!

— Спасибо вам, товарищи! Спасибо! — крепко обнял Спиваков сержанта Мусатова. Потом он и другие офицеры поочередно пожали руки каждому солдату. — Начальник штаба, издать приказ, всех поставить на довольствие…

Вскоре колонна бронетранспортеров и грузовиков потянулась в горы. Выхлопные трубы выплевывали в черное от нависших туч небо коричневый дым, громадные задние колеса струями выбрасывали вверх гравий. Управляли машинами на коварной дороге опытные водители. Рядом с ними в напряженном ожидании своей очереди застыли молодые солдаты. Так и сидели в кабинах парами: Мусатов — Боков, Ольхин — Небейколода, Турчин — Магомедов, Коновал — Ртищев, Мацай — Антонов… За баранкой ЗИЛа, который чуть не занесло на узком повороте в пропасть, был рядовой Ртищев. Почему Коновал ему передал управление на сложном участке, он так толком и не объяснил. Ефрейтор оправдывался перед командирами: мол, надо же приучать молодых к трудностям, не все же время им нянькой быть. Когда груженый грузовик всем миром оттащили от опасной черты, облегченно вздохнули.

— Рекомендую свои эксперименты оставить для другого раза, действовать точно по приказу! — строго предупредил подполковник Спиваков и снова скомандовал:

— По маши-инам!

ОБЪЯСНЕНИЕ ПОЗИЦИЙ

А в Москве мерно кружил первый снежок, устилая пушистым хлопком крыши домов и автомобилей, припаркованных к тротуарам. На проезжей части улиц он тут же таял, превращаясь в жижу. К концу дня люди валили валом, торопясь по своим квартирам. Они ныряли под землю, в метро; один за другим от центра во все концы столицы их уносили голубые поезда.

Работник одного из политуправлений кандидат психологических наук полковник Игнат Иванович Ильин с модным кейсом в руке переминался с ноги на ногу у входа на станцию «Арбатская». По тому, как он вглядывался в проходящий мимо него людской поток, бросал нетерпеливые взгляды на электронные часы, мигающие зеленым неоном, можно было судить, что он поджидает кого-то. «Не иначе, свидание тут назначил, — думала о моложавом полковнике контролерша за стеклянной перегородкой у пропускных автоматов, которые напоминали щелкающих зубами голодных зверей в зоопарке, заглатывающих вместо лакомств пятикопеечную медь. — Небось женатый… А симпатичный… Ну и что, полковники разве не люди?..»

Ильин заметил, что за ним боковым зрением наблюдает полная блондинка в железнодорожном берете, и, смущаясь, отошел от нее подальше, к телефонным будкам. «Пусть не волнуется, — подумал в свою очередь он, — а то решит еще, что я выжидаю удобный момент, чтобы проскочить безбилетником, затесавшись в толпе пассажиров». Оттого, что такая абсурдная мысль может вообще у кого-то возникнуть, ему стало жарко, и он поднял ко лбу свободную руку, смахивая с него тыльной стороной ладони выступившие бисеринки. Этот его жест по-своему рассудил высокий, русоволосый молодой человек в дубленке и без шапки, появившийся под сводами здания метро.

— Я здесь, Игнат Иванович! — радостно крикнул он и помахал полковнику.

— Наконец-то, — облегченно вздохнул Ильин и пошел ему навстречу. — Здравствуйте, Ефим Альбертович, здравствуйте!

Они пристроились у большого овального окна, сверкающего цветным мозаичным стеклом. Ильин достал из «дипломата» объемную папку.

— Прочел я рукопись, как просили, — протянул он ее молодому человеку. — И отзыв написал, там он, внутри…

— Премного благодарен! Может быть, пройдем в Дом литераторов, обсудим? Тут рядом, на Воровского.

— Не могу, Ефим Альбертович, и так задержался. Завтра улетаю в командировку…

— Ну хотя бы в двух словах скажите свое мнение. Отзыв — одно, в нем мысли, так сказать, ученого. А читательские чувства — их же не вложишь в две странички машинописного текста, сами понимаете.

Ильин пожал плечами. Ему явно не хотелось высказываться. Чувствовал, что разговор тогда затянется, и он снова озабоченно глянул на часы. Однако собеседник проявлял настойчивость, и полковник сдался, сказал в надежде быстрее завершить встречу общие слова:

— На мой взгляд, повесть написана неплохо, хлестко. Видишь образы, характеры… Но судить о литературных ее достоинствах — не в моей компетенции.

— Значит, можно печатать? — поставил вопрос ребром литератор.

— Думаю, в таком виде ее публиковать нельзя! — с присущей ему прямотой сказал Ильин и, увидев замешательство на лице молодого человека, добавил: — Простите, но кривить душой не умею. Как специалист, изучающий психологические проблемы в воинских коллективах, считаю вашу повесть вредной для восприятия молодым читателем. — Спохватившись, смущенно закончил, тыча пальцем в папку: — Я там все обосновал. Так что извините, до свидания.

— Но постойте! Это же не разговор!

— Тороплюсь я, Ефим Альбертович…

— Где вы живете?

— На «Щелковской».

— Отсюда прямая ветка. Мне как раз в ту сторону. Я вас провожу.

Предъявляя «единый» толстухе на контроле, полковник с победным видом посмотрел ей в глаза. Та расценила этот взгляд чисто по-женски и расплылась в улыбке:

— Я-то решила, что вы дамочку поджидаете! Эх, не годятся молодые полковники нынче в ухажеры. Все дела, дела, — тряхнула задорно она кудряшками, кокетливо строя глазки.