— Да, такая личность, которая готова была бы жертвенно послужить народу и Отечеству, что-то не обнаруживается. Остается, наверное, уповать все-таки на то, чтобы цивилизационная ветвь России как можно дольше оставалась независимой от Запада и его глобализационных процессов.

— Возможность внешней независимости России — это вопрос к специалистам. Может быть, и есть какой-то оптимальный в этом отношении вариант. Но, полагаю, что в принципе процесс необратим.

Да и суть дела, в общем-то, не в этом. Путь независимости у России совсем иной. И совсем иные имеет она для этого средства. Свои уникальные средства. И они настолько могущественны, что, будучи даже вовлеченной в глобализационное пространство, Россия могла бы все равно оставаться независимой. Это средство — обращение к Православию, восстановление в общественном сознании основ его духовности, а не какой-то общечеловеческой, под которой каждый разумеет, что хочет.

Вот если бы мы смогли восстановить нашу веру, нравственность, духовную жизнь православную, то смогли бы сохранить свою самостоятельность, независимость. Если и не полностью, то, по крайней мере, в очень большой степени. Но только при этом условии.

— А в том случае, если бы мы все-таки смогли отсечься от глобализационных процессов, но духовную жизнь не обрели, то самостоятельность свою все равно потеряли бы?

— Без сомнения. Как это и случилось в последнее царствование и при советском режиме. Основа независимости России — не экономическая, не военная, не политическая или еще какая-то. Она — духовная, то есть Православная. Все прочие основы могут иметь силу только при условии опоры на христианские духовные ценности.

— Ну что ж, мы все-таки имеем пусть одну, зато реальную возможность остановиться на краю глобалистической бездны и потихоньку отойти от нее.

— Да, возможность такая есть. Но воспользуемся ли мы ею?

— То есть за век коммунистического богоборчества мы настолько забыли об Истине, о том, в чем, вернее, в Ком наша сила, что вспомнить об этом в масштабе народа — уже просто не можем? Хотя бы теоретически?

— Теоретически — да. Теоретически многое возможно. Святыми теоретически могут стать все. Но практически, увы, — редкие. Надеяться на теоретические возможности возрождения России — значит, мечтать.

— Ну почему же мечтать? Вспомним могущественную империю, в которой было двенадцать апостолов. Двенадцать — на всю территорию, вполне сопоставимую с Российской империей. И языческие беснования этого гигантского пространства, пожалуй, даже превосходили современный уровень глобалистических радений. Не только Римскую империю — весь мир просветили эти двенадцать человек. А у нас все-таки есть целая Церковь Русская Православная.

— Нет, это совершенно разные, не сопоставимые ситуации. Есть такое понятие — in statu nascendi — в состоянии зарождения. В этом состоянии — заключена огромная мощь. Когда росток идет из семечка, он пробивает асфальт. Но когда он пробился, затоптать его не составляет никакого труда.

Нельзя сравнивать эпоху возникновения христианства, когда были преизобильные дары Святого Духа, и нашу эпоху, когда трудно найти человека не то, чтобы достигшего бесстрастия, но хотя бы хорошо понимающего духовную жизнь и соответственно живущего. Где же вы видели хотя бы одного, подобного апостолам?

— Но есть другое. За десять лет в России восстановлено более 500 монастырей. Вспомним: к концу коммунистического порабощения их оставалось всего 18. Восстановлены тысячи храмов. Заново, почти с нуля воссоздана православная система образования. За 10 лет! В какой период христианской истории происходило столь интенсивное строительство церковной жизни? Даже во времена преподобного Сергия и его учеников было создано только 70 обителей, и совсем не в столь короткое время.

— А знаете, почему "не в столь короткое"? Потому что монастырь тогда создавался вокруг человека, который искал совершенной духовной жизни. Он удалялся от мира в уединенные, глухие места не для строительства обители, а для обретения Бога, ибо в мирских заботах, суете и страстях трудно Его почувствовать. И проходили годы, прежде чем он достигал вхождения в то Царство Божие, которое внутри нас находится. Пройдя этот путь Богопознания, познав на личном опыте, что Бог каждому ищущему и трудящемуся открывает в сердце то, что, как написано: "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2;9), он становился истинным учителем духовной жизни. К таким-то мало-помалу приходили и другие ищущие совершенной жизни. Так возникала обитель, которая становилась действительным светом для окружающего мира. Преподобный Сергий и его ученики, основатели монастырей — лучшая иллюстрация этого золотого правила монастырского устроения.

А теперь? Открывается монастырь, практически, по одному принципу: "здесь раньше он был, даже и стены немного сохранились". Возглавлять их назначается молодежь, наиболее активная в практическом отношении, поскольку основная задача — восстановление материальное. Поэтому собираются там не вокруг духоносного старца (где их сейчас найдете, да еще в таком количестве?), а внутри стен. А поскольку восстанавливается множество монастырских стен, то и принимают в них почти любого — со многими вытекающими отсюда последствиями. Но разве можнопо количеству монастырей, храмов и даже количеству верующих судить об уровне духовной жизни Церкви?! Если с этим критерием подойдем к оценке духовности, то католическая церковь окажется во много раз духовней всех православных церквей вместе взятых. Это только в советский период успехи оценивались по количеству, а о качестве, о действительных результатах скромно умалчивали. Поэтому сомневаюсь, что у нас сейчас 500 монастырей. Их — совсем немного.

— Но прорабы и каменщики глобализации не ждут ведь, когда у нас появятся великие подвижники. Следовательно, нужно делать, что можем. К тому же места, где были монастыри — святые, ангелы-хранители не оставляют их, они помогают восстанавливаться.

— Во-первых, хотя и не обязательно, чтобы появились "великие", но чтобы подвижники — безусловно, ибо в этом существо монашества. Если о спасении каждый христианин должен заботиться, то монашество — это стремление к духовному совершенству. А его достижение невозможно без подвига. Возлагать же надежду на святые места и ангелов — это, по меньшей мере, наивно, а по существу — глубоко ошибочно. К сожалению, языческая идея побеждает у нас христианскую, и святую жизнь мы "благополучно" подменяем святыми местами. Сам Бог не может спасти нас без нас, а тем более места никому не помогут, если не будет правильной духовной жизни. Поэтому объединяться вокруг стен, мечтая, что стены помогут — это… Sapienti sat (понимающему достаточно).

Есть и другая сторона проблемы. Где духовники этих монастырей? Ведь если нет духовного наставника — нет монастыря. Хотелось бы знать, где эти 500 духовников? Можно их увидеть?

— В лавре, думаю, можно. Здесь, по крайней мере, есть.

— И, кстати сказать, все старцы остаются в лавре. Ни один не направлен во вновь созданные монастыри. Направляется в них, в том числе и в… женские, исключительно молодежь, а не духовники. Правда, интересно?

Вы говорили и о вновь созданных храмах, о новых духовных школах. Все это лишь средства в христианстве.

— А какова цель? В чем она?

— А цель в исправлении человека, в том, чтобы из нечестного, лукавого, злого, обманщика, вора и т. д. сделать способного любить другого человека. Вот — главнейшая задача христианства. Но посмотрите, чего ищет верующий народ? — Чудес, прозорливости, явлений, исцелений, т. е. того, что ищут и язычники. Мало тех, кто хочет узнать, как спастись, т. е. как избавиться от зависти, неприязни, лицемерия и т. д. Внутренний мир души, заповеди Евангелия мало кого интересуют. Это — показатель нашей духовности, а не количество монастырей, храмов.