Вырядившийся в синий шелковый камзол и парик Майкл - пьяный и веселый, несмотря на удушающую жару самозабвенно танцевал самбу среди мулаток в сатиновых огромных кринолинах. Процессия под звуки оркестров, непрерывно танцуя, двигалась по всем улицам города, наполняя его каким-то особым заразительным и искрометным весельем, и среди этого сверкающего и гремящего круговорота без устали выламывался в сложных фигурах языческого танца и он - примерный семьянин, владелец крупной корпорации, отнюдь не молодой гринго.

Майкл кружился и кружился вокруг одной пышной мулатки, словно мальчик оседлавший лошадку карусели, то и дело прикладываясь к предлагаемой приятелями бутылке кашасы, и в определенный момент сверкающие огни вокруг слились в единое огненное кольцо, и он сам не понял, как отключился прямо посреди карнавала.

Очухался наш герой только утром, когда припекло солнце. Лицо под съехавшим на нос париком покрылось потом, шея затекла, да и остальные части тела свело от неудобной позы.

Оказалось, он валяется на песке пляжа, а его голова покоится на мощной голой ноге черной "Марии Антуанетты". Та спала, громко храпя и пуская губами пьяные пузыри. Приятели в непристойно расхристанных костюмах пристроились возле парапета набережной в самых живописных позах и тоже находились в отключке!

Майкл кое-как привел в порядок свой костюм, обнаружив, что из карманов выгребли всё, что можно, не оставив даже мелкой монетки, чтобы заплатить за фуникулер Ласерда, чтобы попасть в Верхний город, уж не говоря о такси.

Ему было настолько плохо, что Фрейзер четко осознал - нужно возвращаться домой, пока его не нашли где-нибудь в местной канаве упившимся насмерть, а то и с перерезанным горлом.

А древний океан перед воспалившимися с похмелья глазами катил на берег белую пену своих ласковых синих волн и светлый песок длинного пляжа напоминал об Эдеме, столь далеком от неряшливой компании напившихся до беспамятства гуляк. Вот тебе и "Сад земных блаженств", а он... пьяный, грязный! Майкл стал противен сам себе.

- Домой, к Памеле! - окончательно решился он.

Но... добрыми намерениями, как известно, выстлана дорога в ад!

Отоспавшись и выслушав негодующие упреки сестры, Майкл заказал билет на Нью-Йорк. А напоследок решил наведаться в принадлежавшее другу ди Оливейры казино, и там, заигравшись с зятем в покер, задержался практически до утра. Партия была сложная и интересная, но раздумывая над ходами, игроки активно окутывали себя клубами сигарного дыма и пили виски. Фрейзер же все никак не мог отойти после зверского карнавального загула. Возмущенный непрекращающейся оргией организм отреагировал в четыре часа утра дикой головной болью и тошнотой.

Майкл вышел из игры и, в ожидании заканчивающего партию зятя решил проветриться.

На другой стороне улицы, наискосок от переливающегося яркой рекламой казино мрачной укоризненной громадой взмывал в небо островерхие шпили католический храм.

Фрейзер не спеша прогулялся до высокой паперти и присел на не успевшую остыть за ночь каменную балюстраду широкой лестницы. Он был не одинок - чуть выше, подстелив газеты, прямо на ступеньках спали несколько местных бродяг. Где-то далеко над океаном уже вставало солнце, и окутавший пустынную улицу предрассветный сумрак постепенно отступал, прячась в тени домов и деревьев.

Это был тот самый час, когда ночные гуляки обычно укладывались спать, а те, кто вставал рано, только потягивались на своих постелях, и поэтому появление на улице одинокой юной девушки выглядело не совсем обычно.

Устало зевающий Майкл так и замер с раскрытым ртом, когда разглядел, насколько хороша незнакомка. Совсем юная мулатка с кожей цвета кофе с молоком отличалась неправдоподобной красотой. Нежное лицо с округлыми глазами, полными губами и прямым носиком было преисполнено очарованием невинности, а круто вздымающая под простым белым платьем грудь и кокетливо покачивающиеся при ходьбе бедра красноречиво толковали, что, несмотря на юность, это уже готовая любить женщина. Чистенькая, свеженькая, бодрая - прямая противоположность помятому, находящемуся в состоянии перманентного похмелья пожилому гринго.

Девушка энергично цокала каблучками по мостовой, явно торопясь по каким-то своим таинственным делам. И завороженный этим зрелищем Майкл со светлой грустью любовался красавицей - вот сейчас она исчезнет за поворотом, и он никогда больше не увидит этого одухотворенного надеждами на счастье лица, этой грациозной фигурки.

До приезда в Баию Фрейзер редко видел красивых девушек - разве что в кино или на обложках журналов. Круг дам, составляющих знакомства Памелы, как правило, состоял из женщин далеко за тридцать. Дочери деловых знакомых не отличались особо привлекательной внешностью, Мэйбл училась в Швейцарии и даже во время каникул, ни с кем из сверстниц не водила дружбы.

Дамы, с которыми Фрейзер недавно отплясывал в кабаках и на карнавале, были далеко не первой свежести, да и не скрывали своей принадлежности к представительницам самой древней профессии.

Наверное, поэтому он и не мог оторвать глаз от прелестной незнакомки. Она прошла совсем близко, и Майкла окатило запахом корицы, пачулей и мыла, исходящих от её белоснежных накрахмаленных юбок.

Но, увы, оказалось, что не только он заметил одинокую красотку. Позади Майкла послышался шорох сминаемой газеты и, в несколько прыжков преодолев лестницу, на тротуар выскочил огромный мулат.

Он грубо схватил девушку за руку и о чем-то громко заговорил, та же начала вырываться и кричать.

Фрейзер понимал португальский, если только говорили медленно, но в данном случае итак все было ясно - девушка нуждалась в помощи.

- Послушай парень... - привстал он с парапета.

Сокрушительный хук в челюсть, хруст, жуткая боль и, прежде чем опуститься без сознания на мостовую, в мутнеющем сознании отразилась перевернутая картинка бегущих к ним охранников казино.

Очнулся Майкл в местной больнице с туго перевязанной челюстью и почти полностью заплывшими из-за сломанного носа глазами, в окружении капельниц, изо рта и из носа торчавших трубочек и заливающейся слезами Джил.

- Что я скажу Памеле, - всхлипывала та,- как я посмотрю ей в глаза? Зачем ты полез драться этим Жозе Брандау? Он же знаменитый мастер капоэйры - щелчком мог из тебя душу выбить!

Хорошо ей было задавать вопросы человеку со сломанной челюстью, и если бы к обеим рукам не шли трубки капельниц, Майкл все-таки сорвал бы повязку в бесполезной попытке крикнуть:

- Не надо! Ничего не надо рассказывать Памеле!

Но сестра только заливалась слезами и, шмыгая носом в платочек, винилась и каялась, что не уследила и не досмотрела за братом, словно он был трехлетним ребенком. Вскоре за спиной супруги замаячила шкафоподобная фигура ди Оливейры.

- Хватит лить слезы, дорогая! Твой брат жив! Подумаешь, немного поврежден нос и нижняя челюсть, да сотрясение мозга - такое бывает в жизни любого мужчины, - с нескрываемым злорадством заявил он.- Надо же! В твоем возрасте, Фрейзер, и подраться с профессиональным борцом из-за девчонки. В тщедушном теле твоего братца, Джил, живет душа льва!

Ну, конечно, рядом с этим раздобревшим пузаном он, может, и выглядел тщедушным, хотя умница Пэм это называла стройностью и подтянутостью. При мысли о жене Майкл застонал от ужаса - если она узнает, что ему сломали челюсть в драке из-за юной девчонки, то лучше бы этот Жозе его там же - на месте и убил!

- И где ты умудрился познакомиться с сеньоритой Аниньей?

А это ещё кто?

- Понятно, что её брату не понравилось, что она путается с пожилым гринго!

Голова болела зверски, но Майкл сообразил, что кажется, ввязался в семейную ссору. Вот дурак!

- Надо теперь думать, что рассказать газетчикам, чтобы леди Памела не подала на развод!

Уф! Хоть одна здравая мысль посетила лысеющую голову родственничка. Правду! Правду надо рассказать, хотя жене вряд ли понравится, что он до утра торчал в казино.