— Я не давал тебе права так о нем говорить.

— Мне и не нужны твои права. Ты чокнутый! Копия своего дружка. Или он твоя. Не знаю, кто из вас первый оскотинился, а кто стал повторять за другим.

Дмитрий сделал твердый, тяжелый шаг по направлению к девушке, и та сразу смолкла. В глубине души она боялась его. Деньги, которые сыграли не последнюю роль в ее решении быть с ним, могли направить дуло пистолета и в ее лицо. Он перекатывал в руках могущество и вседозволенность, как детские шарики — игрушки.

— Прости. Я сама доеду до дома, — крикнула Римма и убежала от него с громко колотящимся сердцем.

Туманов смотрел на удаляющуюся фигуру девушки с неким холодным равнодушием. Сегодня улица цвела благоухающим сентябрьским медом, что растекался по паркам и скверам золотыми лучами плавящегося в последние теплые дни солнца. Мужчина надвинул на глаза очки и прошел к автомобилю. Пусть убегает. Он не побежит за ней вслед. Не мужское это дело — бегать за капризными бабами. Особенно когда можно получить любую по щелчку пальцев.

***

Иногда красота — это внешнее. Как обертка подарка. Но не сам подарок.

Джон Фаулз «Волхв»

Элина вышла из кабинета главврача, будучи счастливо опустошенной. Когда раздался приказ зайти к нему в кабинет, у нее кровь в жилах тотчас же испарилась. Она действительно ведет себя немного фривольно с пациентами, но только с самыми неадекватными из них. Руки девушки сжались в кулаки. Ее могут лишить и этого незначительного места — места какой-то медсестры — если она выкинет что-нибудь еще и на нее поступит жалоба.

Нужно было зайти к тому несносному пациенту, который вот уже две недели делал все, чтобы ее отдали под суд. За убийство. С особой жестокостью. С умыслом. Возможно, группой лиц, так как попробуй придуши эту глыбу мышц самостоятельно.

«Под суд нам не надо. В тюрьму тоже. И так уже многого лишилась в жизни, пора остановиться», — успокаивала себя она, пока неохотно передвигала каменные ноги в сторону его палаты.

Интересно, есть ли у жизни огромный толстый сборник анекдотов? Порой она так нахально ведет себя в отношении нас, глумится вовсю и подшучивает над нашими чувствами, что кажется, чувства юмора судьбе точно не занимать.

— Эля! — окликнула ее Маша из регистратуры. — Подойди.

— Привет. Что-то случилось? У меня обход.

— Красавчику из твоей палаты только что прислали еще один букет. Я боюсь, что он не в нашей лиге играет, — прошептала со смешинками в глазах она и прикрыла улыбку ладонью.

— Не поняла.

Мысли Элины кружились в ритме вальса где-то за миллион километров отсюда. В другой реальности. Среди мерцающих звезд и вечной пустоты космоса. Где никто не обидит, не ухмыльнется криво, увидев твое лицо, не подшутит и не унизит. Ее взгляд плавно соскользнул с лица собеседницы, не сумевшей заинтересовать типичными женскими, даже бабскими, глупыми разговорами и сейчас плавал в густой синеве неба. Сегодня небо было ясное, без единой морщинки хмурости или недовольства постоянными дождями.

— Я говорю тебе, Элька, гей он.

— Что, прости? — снова вернулась в реальность отталкивающих белых стен и медицинской униформы Элина.

— Гей он, — кивнула Маша. — Точно. Иначе откуда столько цветов? Он же мужчина. Да и посмотри, какой красивый. Натуралы такими не бывают. И еще ни к одной медсестре не приставал, а девки-то у нас, сама знаешь, горячие работают. Особенно после вузов, молодые и свежие.

Молодые и свежие. Горячие. Если уж женщина говорит о женщине, как о вещи, пластмассовой игрушке со сроком годности, то что же тогда мы хотим от мужчин? Они просто берут то, что им дают. Покорные слуги? Заводные куколки? Брелки для украшения дорогих машин? Мужчина видит в женщине то, что прежде всего она сама видит в себе.

— Машуль, мне правда некогда. Надо еще зайти к этому псевдогею и выдержать десять минут общения с ним.

— Тебе, кстати, не надо к нему идти. Заболталась, забыла сказать: Катерина взяла его лечение под свой контроль.

— Что?! Как это? Она собирается одна его выхаживать? А медсестер что, уже отстранили от работы?

— Не знаю, — пожала плечами та. — Все вопросы к Стрельцовой. А она не разговаривает долго. Она вообще с больничной челядью не особо любит вести разговоры.

Вокруг Элины моментально взвилось адское пламя негодования. Видит Бог, если, конечно, ему не плевать, как она ненавидит эту Стрельцову. Отобрала у нее все, оставив на месте жалкой медсестры — с ее-то образованием и талантом! Теперь решила даже этого сноба с очаровательными глазками, что так и вводят в заблуждение, у нее отобрать? Не выйдет!

Наплевав на все распоряжения начальства, которое было ей не начальством вовсе, она все-таки зашла к Дмитрию.

— Доброе утро, — поздоровалась, входя в его палату. — Как ваше самочувствие?

Элина посмотрела на кровать, где и ожидала увидеть больного, но его там не оказалось. Он в коротких шортах стоял у зеркала.

— Отменное. Почти каждую ночь твои малиновые губки преследуют меня в эротических снах, обещая вновь и вновь подвергнуть насильственной эвтаназии.

— Это помогает вам справиться с навязчивым состоянием сексуальной неудовлетворенности?

Глаза мужчины припечатали ее к стене. Слишком словоохотливая и в карман за новой остротой не лезет. Ему такие не нравятся. С такими сложнее торговаться. Женщину с умом, да и еще с острым, по дешевке не возьмешь. Такие дорого стоят.

— А тебе кажется, что я сексуально не удовлетворен? Возможно, я не удовлетворен вашей едой. Ей только подопытных крыс кормить.

— Какой пациент, такая и еда, — хмыкнула Элина, не собираясь сдавать позиции перед этим клоуном с замашками Дон Жуана.

— Еще я не удовлетворен медперсоналом, а в частности вами. Вы отвратительны, — произнес он, не отрывая от нее колющего взгляда, что метал дротики твердой рукой в мишень с ее лицом. — А в сексуальном плане у меня все хорошо.

— Молодой человек, — повысила голос девушка, более не находя это шоу распыления тестостерона и неумного эго забавным, — я понимаю, что дядюшка Фрейд отдал бы все за такого пациента, как вы: у вас налицо несметное число маний и синдромов. Но давайте вернемся к сути нашей встречи, а именно: займемся вашим здоровьем.

— Возвращайся. Я не против.

— У вас раздвоение личности, Билли Миллиган? Или сколько вас там?

Дмитрий посмотрел на нее, как на психопатку, делая ставку уже на то, что она совсем недорого стоит. Кому нужна такая зубрила, сыплющая постоянно какими-то именами? Когда ума в женщине становится больше красоты, она превращается в слипшийся сахарный ком на дне чашки ароматного чая. Уже невкусно, и просто не знаешь, как эту заразу оттуда выковырять.

— Я о том, — поняла его литературную несведущность она, — что вы со мной то на «ты», то на «вы». По-моему, у вас тяжелейшая форма склероза.

— Я с вами вообще никак, — буркнул он, застигнутый врасплох ее наблюдательностью, и отвернулся к зеркалу.

Она еще и во время их перепалки умудрилась мозгами работать. Женщина внимательная и проницательная. Нет, все-таки не подходит.

Внимание мужчины переключилось на себя любимого, собственно, именно на этом объекте оно и было сосредоточено большую часть его жизни.

Что они сделали с его головой? Он покрутил ею из стороны в сторону, созерцая почти полную лысину. Оставили какой-то армейский ежик вместо его темной шевелюры. Коснулся головы — больно. Сплошь шишки и кровоподтеки. Попробуй теперь заявись в бутик с такой рожей…

А лицо? Что эти гребаные нелюди сделали с ним?! О какой мужской красоте можно говорить, если его превратили в тряпичную куклу с распотрошенным брюхом. Он вспомнил букет цветов, который неизвестный, но наверняка добрейший аноним, отправил ему. Вместе с запиской и некоторой суммой денег, достаточной для съема жилья и покупки еды на первое время. А что потом?

«Ничего, — оскалился он своему отражению, — в эту игру могут играть двое. Я и весь остальной мир».

Элина разбирала лекарства и делала пометки в документах, позволяя себе бросать на него редкие взгляды. Она видела, какими гримасами он одаривал свое отражение, с какой досадой рассматривал лицо. Возможно, его мужскому взгляду не дано оценить себя верно, но ее, женскому, было в радость поглазеть на произведение искусства, урвав халявный билет в закрытый музей человеческой красоты.