— Я не психолог и не собираюсь им быть, но, если ты не видишь смысла в жизни, это не значит, что ты найдешь его в смерти. Искать смысл вообще бесполезное занятие, la petite.

— Не называйте меня так, как угодно, только не так, — мотаю головой, чувствуя подступающие слезы и до боли прикусывая губу. К черту его человечность и понимание, уж лучше бы он отдал меня Тьери, чем мучил назойливыми упоминаниями о Господине. В конце концов, не слишком ли много чести простой наложнице — выворачивать душу перед самим хозяином.

— Хорошо, Джил, возьми их и больше не делай глупостей, — он ловко подталкивает баночки, скользнувшие по гладкой поверхности стола, и, как ни в чем не бывало, продолжает: — Мы никому не скажем об этом недоразумении, хорошо? — Кидаю на него полный недоумения взгляд, не понимая, к чему он ведет, и кому вообще есть дело до бракованной рабыни. Хотя этому есть объяснение — Юджин заинтересован в том, чтобы о моем дефекте никто не узнал, и я смогла принести ему прибыль. Но тогда почему он не торопится продать меня? Почему я ни разу не участвовала в распределении и не была предложена ни одному богачу?

— Я хочу задать один вопрос.

— И?..

— Почему я до сих пор здесь? Другие девушки не задерживаются надолго.

— Всему свое время, — Юджин пожимает плечами, вежливо уходя от ответа, и показывает на дверь, лишая меня последней надежды докопаться до истины. — Можешь идти, и не забудь таблетки. По одной, три раза в день.

Послушно забираю их, понимая, что спорить бесполезно, и медленно поднимаюсь с места, желая вернуться в свою комнату и продолжить жить. Хоть как-нибудь. И я правда хочу уйти, скрыться в четырех стенах одиночества и тоски, но не успеваю спрятаться от воспоминаний, как замечаю лежащую на столе газету. Она свернута вчетверо, но это не мешает мне разглядеть фотографию Рэми, рядом с которым стоит ослепительно красивая женщина, держащая его за локоть. Она улыбается счастливой улыбкой, будто издеваясь надо мной и показывая ряд белоснежных зубов, а я даже вздохнуть не могу, застывая как каменное изваяние и совершенно не зная, как оттаять. Где найти силы, чтобы отпустить, и забыть наконец, кем я была когда-то.

Его наложницей, его игрушкой, его маленькой девочкой...

— Все в порядке? — В порядке, черт побери, если не считать того, что впервые за все это время я увидела Господина, пусть и на странице газеты, пусть и в компании новой пассии.

— Да-да, все просто отлично, — на полном автомате произношу я, растерянно моргая и опуская взгляд. Юджин кивает, вставая и поправляя рубашку, и, пока он поворачивается ко мне спиной, снимая с подлокотника кресла пиджак, я осторожно беру газету и прижимаю ее к груди, тут же разворачиваясь и направляясь к выходу. Надеюсь, он не заметит ее пропажу, а если даже и заметит — то вряд ли накажет из-за такой мелочи.

Меня тошнит от однообразности дней, пролетающих мимо мгновений, состоящих из заезженного до автоматизма распорядка дня и мыслей, которые сводят с ума и заставляют искать спасение в рисовании. Я, как одержимая, проваливаюсь в образы и стараюсь уловить каждую мелочь, прорисовать каждый штрих, а потом, запечатлев очередное воспоминание, разговариваю с ним, прячась от действительности и одиночества, теперь уже не такого страшного. Может потому, что играю роль творца, и, рисуя, окружаю себя тем, что заменяет мне реальность и помогает справиться с тихой депрессией, заставившей меня когда-то перерезать вены.

Я стараюсь не думать о том, что лето проходит, что августовские ночи приносят почти осеннюю прохладу, а кусты, видимые только с северной стороны, наливаются насыщенно зеленым цветом, темным и тяжелым; что впереди нас ждет сырая осень, свинцовое небо и пробирающая до костей серость; что после нее наступит холодная зима, резкий ветер и короткий день; что зиму сменит весна, легкая и вдохновляющая, которая обязательно принесет море позитива и надежд; что все вернется на круги своя, и только мы никогда не сможем прожить уже прожитый нами момент. Я почти смирилась с этим, смирилась со своим странным неприкосновенным положением здесь, смирилась с грубостью Тьери, никогда не переходящим за рамки и не трогающим меня, смирилась с редкими визитами Юджина, приезжающего на площадку раз в неделю и наводящего здесь порядки, смирилась с затравленными взглядами девушек, исчезающих в неизвестности и освобождающих место другим, смирилась со счастливой улыбкой женщины и скучающим видом Рэми, стоящим с ней рядом на странице газеты, так бережно хранимой мною. И мне уже почти не больно смотреть на него, потому что я все-таки смогла отпустить обиду, ведь такое бывает, да? — игрушки надоедают.

Надоедают, конечно, и он не виноват, что я ему надоела.

Улыбаюсь, грустно, провожая взглядом последний отъезжающий грузовик, скрывшийся в темноте вечера и оставивший после себя запах выхлопных газов. Они доносятся через открытую форточку, которую я умудряюсь приоткрыть только на несколько дюймов, потому что потом мешает кованая решетка, делающая свободу недоступной. Мне совершенно нечем заняться, и я бесцельно слоняюсь по комнате, не зная как убить несколько часов до сна.

Наверное, я "счастливчик" по жизни, наверное, это просто судьба — вляпываться в неприятности и искать приключения на свою задницу, ведь я могла просто остаться в комнате и дождаться десяти часов рисуя лица людей, когда-то появлявшихся в моей жизни. Но вместо этого решаю прогуляться по коридору, туда-обратно, как делала это и раньше. Всего лишь пройти десятки комнат, просторный холл, добраться до двери, той самой — стеклянной, и повернуть обратно — этот маршрут знаком мне и никогда не запрещался Тьери, не раз видевшем меня в коридоре и не говорившем ни слова. Ничего особенного, противозаконного и страшного, если бы не одно "но", всегда бывают исключения, условия меняются, и моя сегодняшняя прогулка оказывается ошибкой. Я понимаю это как только достигаю холла и непонимающе останавливаюсь, всматриваясь в ровную шеренгу девушек, полураздетых, с покорно опущенными головами. Они стоят ко мне лицом, в то время как Тьери, Юджин и смутно знакомый мужчина — спиной. Наверняка сейчас, в этот самый момент, один из клиентов выбирает себе наложницу, и, по мере того, как я приглядываюсь к высокой фигуре, начинаю узнавать его. Неприятно скользкие догадки вызывают мурашки, и я делаю осторожный шаг назад, боясь привлечь к себе внимание. Мне нужно просто уйти, уйти, пока кто-нибудь из них не заметил меня, но, будто назло, Тьери поворачивает голову, а за ним и вмиг замолчавший Юджин, лицо которого перекашивается от недовольства.

Плевать, потому что вся я сосредотачиваюсь на вип-клиенте, который вызывает во мне знакомый страх, ведь когда-то давно он рассматривал меня как угрозу власти, и я надеюсь, Господи, всем сердцем надеюсь, что он понял свою ошибку.

Только не поворачивайся. Поздно, потому что не успеваю я сделать и шага, как Вацлав, наверняка заметивший реакцию Юджина, прослеживает за его взглядом и натыкается на меня, застывшую в нелепо напряженной позе.