Помешивая в котелках, девушка вдруг умолкла, выпрямилась, испуганная непонятным свистом, пронесшимся над головой, и странным грохотом в пропасти. Егорка выронил дрова, которые только что принес, и тоже насторожился.

— Бомба! — догадался он.

А на огневых уже звучала команда: «К бою!»

Головеня еще вчера перенес свой командный пункт на самый передний край, где и находился теперь вместе с пулеметчиками и стрелками. Под рукой телефон. Рядом с командиром расположился Донцов. Сзади, метрах в пятидесяти, на вершине утеса среди отрогов засел с пулеметом Пруидзе, держа под прицелом подходы с тыла.

Лейтенант повернул ручку телефона:

— «Москва»! Говорит «Минск»!

В ответ донесся глухой голос Виноградова.

— Зарядить! — приказал командир.

Первая вражеская мина упала в пропасть. Головеня ждал, где ляжет вторая. И вот она ахнула на самом пятачке, между рощей и скалами. Стало ясно: идет пристрелка. Выпустив с десяток мин, фашисты прекратили огонь, хотя большинство разрывов легло в стороне. «Стреляют без корректировщика», — подумал лейтенант, но вскоре отказался от этой мысли: стрельба возобновилась, и разрывы начали постепенно приближаться. Одна мина упала почти рядом с огневыми: корректируют, сволочи. Но откуда? Лейтенант всмотрелся в опушку рощи, однако в сплошной листве ее трудно было что-либо разглядеть. Между тем Подгорный доложил, что видел гитлеровцев в роще.

Бой разгорался.

Стрельба велась уже не одним минометом, как вначале, а по крайней мере батареей. Ударяясь о камни, мины со звоном рассыпались на мельчайшие части, будто были сделаны из стекла. Вокруг градом сыпались осколки.

Головеня мучительно думал о том, где находятся огневые позиции противника. Надо вводить в бой минометы, но разбрасывать мины наугад он не хотел.

Судя по звуку, фашистская батарея расположилась не далее чем в двух километрах. Но так ли это? Подсчет по звуку, особенно в горах, бывает обманчивым. Головеня нащупал в кармане огрызок карандаша и еще раз проверил полученные данные. Выходило примерно то же самое. Подозвав Пруидзе, лейтенант стал расспрашивать его о характере местности у седловины: ведь Пруидзе проходил там несколько раз, возможно, помнит.

— Ниже седловины? — переспросил Вано, морща лоб.

— Сюда, ближе… У той вон вершины…

— Там спуск в долину.

— Помню. А еще ближе, к седлу?

Пруидзе, вспоминая, прикрыл глаза ладонью:

— Там, товарищ лейтенант, горочки… Как это по-русски? Ну, холмы такие… А еще ближе ущелье…

— Ущелье? Не там ли мы воду пили, когда сюда шли?

— Правильно! Пилотками черпали! — обрадовался солдат.

И командир решил, что именно там, в ущелье, и могут быть огневые позиции врага.

— Прибавить на одно деление! Огонь! — крикнул он в трубку.

Виноградов не замедлил ответить выстрелом.

Командир еще раз увеличил прицел, ввел боковые поправки, напряженно следя за разрывами, хотя не каждый разрыв удалось увидеть. И наконец, внеся еще одну поправку, приказал открыть беглый огонь. Почуяв ответную силу, гитлеровцы ввели в бой более крупные минометы, а немного спустя обстрел превратился в канонаду. Трудно было разобрать, сколько батарей било теперь по Орлиным скалам. Казалось, не было такого места, где не рвались бы мины. И Головеня понял, что гитлеровцы готовятся к штурму.

Немногочисленные защитники Орлиных скал ждали этой решительной минуты. Они готовы были стоять до конца.

Пруидзе по-прежнему сидел на утесе, прячась за отрогами, защищавшими его со всех сторон. Опасным было только прямое попадание, и Вано спокойно курил, ожидая конца обстрела.

В стрельбе неприятеля возникла заминка. Пруидзе высунулся из своего гнезда, начал рассматривать опушку леса, но, как ни напрягал зрение, увидеть ничего не мог. Словно застывшие, стояли молодые чинары, белели березки, зеленели ели. Глаза Вано задержались на одном из деревьев. Что там за серое пятно среди ветвей? Вот оно шевельнулось, исчезло, и тут же опять показалось на зеленом фоне. В то же мгновение опять полетели вражеские мины, но Пруидзе уже не обращал внимания на обстрел. Он понял: серое пятно — это и есть корректировщик, о котором говорил лейтенант! Хорошенько прицелившись, солдат выпустил длинную очередь из пулемета по вершине дерева и увидел, как оттуда мешком свалился на землю вражеский солдат.

Но и после этого огонь фашистов не прекратился. Он стал еще более яростным, еще более ожесточенным.

В пещеру приносили все новых раненых. Наталка оказывала им помощь, как могла: больше уговаривала, чем лечила. Вот и сейчас склонилась она над умирающим Подгорным — безмолвная, подавленная, не зная, чем помочь ему. Подгорный отрывисто и часто дышал, тревожно поводя глазами из стороны в сторону. Видно было — жить ему осталось считанные минуты. Наталка поднесла ему в кружке воды. Солдат взглянул на нее, на кружку, с трудом прошептал:

— Не надо… Живой воды нет…

Рядом умирал Убийвовк: ему оторвало ногу. Казалось, будто солдат напряженно думает о чем-то очень важном. А он и в самом деле думал о том, что ни эта девушка, ни даже настоящий врач, будь он здесь, не смогли бы вернуть его к жизни: поздно…

Обстрел наконец прекратился, и тотчас на тропе, у леска, показались фашисты. Они рванулись вперед, намереваясь проскочить площадку, прижаться к скалам. Но только этого и ждали бойцы Головени: почти одновременно ударили они из своих невидимых нор, опрокинули врага, прижали к пропасти.

— Залпом! Огонь! — слышались выкрики Донцова, посланного лейтенантом к стрелкам, на смену Подгорному.

На тропе появилась новая группа гитлеровцев. Некоторым из них удалось даже ворваться в ущелье, но там на них со страшной силой обрушились громадные камни, заранее подготовленные защитниками перевала. И атака фашистов опять захлебнулась.

Лейтенант взмахнул рукой, и заработал еще один пулемет, замаскированный правее, в расщелине. Вводить в бой все силы сразу Головеня не решился: неизвестно, что будет дальше. Однако, увидев, что к скалам подходят все новые группы гитлеровцев, он понял, что штурм начался и жалеть патроны теперь было не к чему.

Фашисты не могли развернуться в узком подходе к скалам, а сам подход простреливался с разных направлений плотным ружейно-пулеметным огнем. Немцы пытались накопиться для атаки в роще, но туда непрерывно летели мины, парализуя все их планы и замыслы.

Глава тридцать четвертая

Не успел командир подвести итоги боя, как над Орлиными скалами появилась «драбина». Так метко окрестил кто-то из фронтовиков самолет «фокке-вульф». Самолет действительно имел сходство с драбиной-лестницей: фюзеляж его, раздвоенный от крыльев до хвоста, скреплен поперечными планками. «Драбина» опустилась совсем низко, начала делать круги над скалами.

«Сейчас приведет», — подумал Головеня.

И в самом деле, минут через двадцать «драбина» вернулась, ведя за собой вереницу бомбардировщиков.

Уйдя в укрытия, защитники Орлиных скал приготовились встретить и этих незваных гостей.

«Драбина» развернулась, зашла из-под солнца и, как бы указывая цель, высыпала мелкие бомбочки, которые, падая и взрываясь, запрыгали по камням. Солдаты открыли огонь из пулеметов и винтовок. Пули, казалось, чиркали по фюзеляжу, пробивали его, но самолет как ни в чем не бывало продолжал лететь.

Вслед за ним начали пикировать и бомбардировщики. Вой сирен, рев моторов, грохот взрывающихся бомб — все это сливалось в сплошную какофонию. С неба как будто падали чудовища, готовые сжечь, разрушить, растереть в пыль и прах не только людей, но и саму землю. От взрывов дрожали скалы. Черный дым застилал ущелье. В какой-то миг лейтенант увидел, как взлетели в воздух камни, там, где находился Донцов. А самолеты, разворачиваясь, опять заходили из-под солнца и снова сбрасывали тяжелые черные бомбы. В тучах дыма и пыли трудно было разглядеть лежащего рядом товарища. Дым застилал солнце.

Умолкли винтовки, пулеметы, и лейтенант подумал, что, кроме него, в живых уже никого нет. Но вот из-за скалы показалась приземистая фигура комиссара. Донцов, пригибаясь, подбежал к командиру, упал рядом и сразу же потянулся к пулемету, вскинул его одной рукой, начал стрелять в пикирующий бомбардировщик. Самолет задымил, вспыхнул багровым пламенем и, перевалив за утес, штопором ушел прямо в пропасть. Оттуда, из глубины, послышался взрыв и поднялось черное облако дыма.