Изменить стиль страницы

Он остался в палатке, сидя возле ворочающегося в жару лихорадки генерала, и молился до самого рассвета. Каматор ни за что не покинет своего командира, ведь он был для него образцом чести и верности своему делу. Таких людей нынче осталось очень мало. Даже нанеся себе смертельное увечье, По-Трифа продолжал исполнять свой долг, отказавшись от какого-либо лечения, чтобы до самой смерти оно напоминало ему о позоре сомнений и победе во внутренней борьбе.

Незадолго до первых лучей, Апор открыл глаза, поднялся на ноги и приказал сворачивать лагерь. Впервые за много дней он смог поспать, пусть для этого и пришлось потерять сознание от изнеможения. Очень вовремя, ведь уже скоро их путь должен был подойти к концу.

Солнце только окрасило горные вершины в ярко-красный цвет, а инквизиторы уже упорно двигались в гору, следуя букве священного закона. Как и докладывали разведчики, обогнув гору, они увидели несколько хижин, стоящих на небольшом горном плато к северу. Расстояние до них было невелико, но предстояло взойти по почти отвесному каменистому склону.

Взбираясь наверх, несколько людей поскользнулись, а под чьей-то ногой шаткий камень выскочил из своего гнезда. Они кубарем скатились на дно ущелья, где и остались лежать в неестественных позах переломанных тел. Тяжелые доспехи, созданные чтобы защищать, предательски тянули людей вниз, почерневшие от обморожения пальцы не могли ухватиться ни за один уступ, а неумолимый ледяной ветер рассекал кожу лица. Жестокие Силофские горы желали, чтобы те, кто потревожил их вековой сон, сгинули в этих заснеженных вершинах.

Подъем на плато не пережило двадцать четыре человека. Общая численность инквизиторов приближалась к одиннадцати сотням. Но они наконец достигли своей цели, нашли отступников и были готовы обрушить на них остатки своих сил, верша правосудие Света.

Ошибки быть не могло, это определенно Светоносные. Монахи, опустив голову, босиком прохаживались между небольшими снежными холмиками, в которых были вырыты норы. Кажется, у них не было вообще ничего, кроме деревянных чашек и роб из тонкой ткани.

Апор приказал своим людям окружить поселение, а сам с небольшим отрядом двинулся в центр. Оголив оружие, пятьдесят инквизиторов осторожно шли между хижинами и монахами, которые не обращали никакого внимания на пришельцев. Ситуация от этого становилась только страннее и напряженнее.

Из очередного снежного холмика, пригнувшись, вышел старец и приблизился к По-Трифа. Несмотря на то, что выглядел он точно так же, как все остальные Светоносные, что-то его сильно выделяло. Очевидно, перед инквизиторами предстал сам настоятель монастыря. Будучи первым, кто обратил внимание на инквизиторов, он внимательно их оглядел светло-серыми глазами.

- Нет, не вас. Мы ждем не вас, - мягко произнес старец, старательно подбирая слова, словно ему не приходилось разговаривать уже очень много лет.

Настоятель развернулся и неспешно пошел к своей хижине.

- Стой! - окликнул его генерал, но реакции не последовало.

К нему подошел Каматор, внимательно следящий за странным стариком, и сказал:

- Это все слишком подозрительно. Чем быстрее начнем экзекуцию, тем лучше.

- Не спеши, - проворчал Апор. - Приговор еще не зачитан. Какими бы они опасными отступниками ни были, по закону им надо огласить волю Света.

Приказав стоять и быть наготове, он пошел к снежному холмику настоятеля. Пригнувшись, он пробрался через импровизированную дверь и оказался внутри тесной норы с отверстием вверху, через которое в хижину проникал яркий небесный свет. Сидящий посередине старец снова не обратил на гостя никакого внимания, он умиротворено засыпал снег в деревянную чашку. Когда он закончил, снег, будто получив разрешение, моментально растаял, а вскоре закипела и вода.

Апор решил не задумываться над загадочным поведением снега и сел напротив настоятеля. Приговор следовало зачитывать стоя, но низкий свод не позволял этого сделать. Инквизитор положил на колени свою искалеченную руку, чтобы она не висела плетью, и уже хотел начать перечисление преступлений монахов против веры, но старик неожиданно поднял на него светло-серые глаза и произнес:

- Не нужно, Апор. Это не наша судьба и не твоя.

Сбитому с толку генералу понадобилось некоторое время, чтобы попытаться понять услышанное. "Откуда он знает мое имя? А слова о судьбе - неужели он какой-то пророк? И еще этот кипящий снег в чашке... Что нам вообще известно о Светоносных?", - беспорядочно бегали мысли в его голове.

- Мы знаем многое. То, на что ниспадает истинный Свет, - невозмутимо ответил настоятель на незаданный вслух вопрос.

Апор опустил взгляд на свою изуродованную конечность. Сомнения - грех.

- Как твое имя, настоятель?

- Я настоятель, это так. Но имен мы не носим, носим лишь Свет, за что и прозваны Светоносными.

В его речи до сих пор чувствовался след нескольких десятков лет безмолвия, который вынуждал старательно вспоминать и подбирать правильные слова.

- Хорошо. Вы, называемые Светоносными монахами, объявлены алокрийской Церковью Света отступниками, - взяв себя в руки, продекламировал инквизитор. - Вы знаете, что занимаете особое место в нашей священной религии и глазах правоверных людей, но своим предательским исходом, бегством к фасилийским еретикам, иными словами, отступничеством подорвали веру в Свет и нашу святую Церковь! Поэтому...

- Так мы подорвали веру в Свет или в Церковь? - все так же невозмутимо поинтересовался старец.

Генерала словно окатило ледяной водой. Этот вопрос... Старик словно вытащил его из запретных глубин памяти инквизитора.

- Не знаю, как ты это делаешь, еретик, - прорычал Апор, хватаясь за меч. - Но ты не сможешь посеять сомнения в моей душе!

- Ты так правду называешь?

Интонация, с которой говорил настоятель Светоносных, удивительным образом отрезвила взбешенного генерала. Он убрал клинок в ножны. В конце концов, одиннадцать сотен вооруженных инквизиторов всегда успеют перерезать сто двадцать полуголых монахов.

- Что тебе известно? - после недолгого молчания спросил Апор.

- Лишь то, что освещает истинный Свет.

- Это я уже слышал. Рассказывай, что ты знаешь об алокрийской Церкви. Если тебе нечего сказать, то я прикажу привести смертный приговор в действие.

- Ты не прикажешь, и мы не умрем от ваших рук. Не наша это судьба и не твоя.

Если бы не умиротворенная аура, который был окружен сероглазый старец, то инквизитор давно бы уже изрубил его. Он был взбешен, но ярость не могла вырваться наружу, она словно пряталась от небесного света, льющегося из отверстия в своде снежной норы.

- Нам было видение, - продолжил настоятель, старательно выговаривая полузабытые слова. - Нам суждено встать на защиту мирных людей, в чьих душах еще не померк истинный Свет. Исход предрешен, но мы можем хотя бы попытаться что-то изменить. Светлый оплот мы возведем здесь из наших тел и веры.

- Вы собираетесь защищать алокрийцев? От кого?

- Не только их. Сложно объяснить тебе. Чтобы все в итоге вышло так, как должно быть, надо нам здесь находиться. Нам не было до этого дела раньше, но настало время. И мы ждем, пока тень доберется досюда, чтобы дать отпор ей и развеять мрак.

- Я не понимаю тебя, старик, - Апор поморщился от боли в груди.

Гангрена, отравляющая плоть инквизитора, скоро доберется до жизненно важных органов, а он сидит в какой-то норе и беседует с безумным стариком. Генерал взглянул на настоятеля, почувствовав, что тот и на этот раз угадал его мысли. И даже более того.

- Рана, которую нанес ты себе, не выжгла сомнений, - произнес монах. - Она есть лишь отрицание правды. Но истинный Свет не померк в тебе после этого. Ты ошибался, ложная борьба сломила тебя, но поражение, символ которого ты носишь на своей руке, лишь доказывает, что ты следовал правде всегда, хоть и приходилось тебе противостоять ей.

- Снова не понимаю, - еле слышно сказал инквизитор, его накрыла волна спокойствия, граничащая с апатией.