Рыбья стая шла теперь прямо на берег. Бабы и ребята в плохоньких челноках ловили треску. Священник и доктор также удили. Приказчики из лавки раздобыли плоскодонку и бечевку с крючком на конце. Треска клевала, даже если вместо приманки на крючок насаживали катушку.

Никто, никогда не слыхал о такой тресковой ловле!

Со всех сторон в залив стали приходить новые боты. Они где попало выбрасывали сети и ярусы. Но рыбная масса была повсюду одинаково густа. У рыбаков разгорались глаза; люди напоминали помешанных. Едва сети были спущены в воду, тотчас можно было тащить их обратно. Боты нагружались до бортов; некуда было девать рыбу. Некоторые из рыбачивших пароходов перестали опускать невода и начали скупать треску. Теперь легко было снизить цену; рыбакам некогда было торговаться, — только бы поскорее освободить лодку! Началась ловля без соблюдения обычаев и правил: чужие сети разрывались и разрезались, если они попадались на пути, — лишь бы наполнить лодку! Даже в темноте заметно было, как кишела рыба в воде. Повсюду богатство, сказочное богатство!.

Пришли пароходы с приманкой: с мелочными товарами, со снастями, с одеждой, едой, водкой. Но у кого есть время покупать!..

Сеть лодок на фиорде становилась все гуще и гуще. Множество рыбаков теряло часть, а то и все свои сети, которые тонули под тяжестью снастей, опущенных поверх их, или же их отрезал сосед. Были и такие, которые в первую же ночь лишились своих сетей. Исчезали ярусы, без конца, опускались на дно новые снасти. Рыбакам нечем было ловить рыбу. Правда, были торговые суда, продававшие готовые ярусы и сети, но они запрашивали баснословные цены. И тем не менее сети покупали, нередко для того, чтобы в тот же день лишиться их.

Течение также причиняло немало вреда. При отливе вода, словно река, убегала из фиорда, увлекая все за собой и путая ярусы и сети. В прилив, бурля, шипя и образуя водовороты, вода возвращалась обратно, лодки сталкивались, и весла с шумом ударялись друг о друга. Но вину сваливали, конечно, на соседа, на ярусника или рыболова с сетями.

Однажды ночью артель Криставера по обыкновению рыбачила на фиорде. Треска начинала уже убывать, и работа была не такой лихорадочной, как раньше. Ларс сидел на веслах и глядел в морскую глубину, из которой поднимался невод. Кое-где на поверхности воды показались большие пузыри. «Верно, громадная рыба, — подумал он, — дельфин или акула». Генрик Раббен также насторожился и держал острогу наготове.

В следующую минуту сети вздулись и продолговатым комком медленно подползли к катку. Глаза рыбаков так и впились в этот комок. В сеть попалось что-то неживое. Комок был теперь уже в лодке. Рыбаки перестали тянуть и, охваченные ужасом, глядели друг на друга. На том, что запуталось в сеть, были высокие морские сапоги…

— Да это, никак, рыбак… — сказал Криставер, отирая пот со лба.

Генрик громко охнул. Канелес перепрыгнул на нос, чтобы лучше видеть. Однако среди моря нельзя перестать наматывать сеть. Пришлось отложить разглядывание предмета в сапогах до того времени, когда вытянут все сети.

И снова потянулась серая полоса из глуби; изредка в ней мелькала серебристая рыба. Рыбаки продолжали сосредоточенно вытаскивать сеть, которая все выше громоздилась над мертвым телом. Так они и лежали вместе — рыба с потухшими глазами и неизвестный в сапогах— и дожидались, когда распутают сети и разъединят их…

На соседних лодках почуяли, что на «Тюлене» что-то неладно. Соседи то-и-дело поглядывали на бот Криставера. Кольцо лодок вокруг него становилось все теснее, а над ним появилась целая стая чаек; птицы жадно заглядывали в лодку и кричали. В чем дело?..

Наконец вытащили всю сеть и стали разбирать рыбу. Рыбаки наклонились над утопленником. Вот показались пальцы. Они до того запутались в петлях, что их пришлось отрезать. Теперь ясно можно было различить парня в желтом, просмоленном пальто и высоких, заходивших за колени сапогах. Глаза всех были устремлены на мертвое тело…

В предрассветной мгле с бота на бот перелетали крики:

— Мертвеца выудили!.. Ставерингцы вытащили сетью утопленника на борт…

Песни умолкли. Не слышно стало смеха. Над морем воцарилась торжественная тишина. И только белая стая птиц над ботом становилась все больше; торопливые крылья, освещенные зарей, отливали золотом.

Ни один бот не подходил ближе. Кто-то громко спросил:

— Узнаете ли вы его?

Криставер не отвечал и продолжал хлопотать над покойником.

Флотилия направилась к берегу. Казалось, все эти сотни лодок участвуют в траурной процессии. Высокие мачты и изогнутые штевни величественно вздымались над отливавшим кровью морем.

Мертвеца положили на пристани на две пустых бочки. И только на следующий день выяснилось, что это рыбак из Громсей, потонувший еще в прошлом году…

Был туманный тихий день. Стая лодок, как всегда, длинной полосой растянулась возле банок и вытаскивала ярусы и сети.

— Сегодня рыбы много! — крикнул Пер Сюцанса приятелю. Криставер был с ним одного мнения; сети были переполнены треской, рыб могло бы набраться с тысячу, если бы так и дальше продолжалось.

— Как тихо вдруг стало! — Воскликнул один намдалец и стал осматриваться по сторонам. Есть особая тишина, которая заставляет рыбаков настораживаться, и когда какой-нибудь рулевой поднимет голову и осматривается, в других ботах тотчас это замечают. Теперь все рулевые начали оглядываться на горы и море. В тумане каждый звук казался подозрительным…

Вдруг неровный влажный туман, застилавший дали, начал двигаться и потянулся к юго-востоку: это означало приближение бури. Вдалеке слышалось зловещее гудение. Море на горизонте почернело.

— Нас здорово потреплет! — воскликнул Криставер. — Теперь только бы успеть добраться до берега!

— Скорее, люди! — закричал Пер Сюцанса. И во всех лодках поднялась такая спешка, что только держись: ярусы и сети стали торопливо вытаскивать на борт.

Буря налетела с такой быстротой, что всех застала врасплох. В одно мгновение боты окружил неистовый грохот, и они заплясали на гигантских вспененных валах.

Невозможно дальше тащить сети: при малейшем замедлении бот неминуемо опрокинет. Скорей нож, чтобы отрезать снасти! И вот длинные полосы сетей с тяжелой рыбной массой пропадают в разъяренном море. В следующую минуту кто-то поднимает небольшой парус, — но разве можно, лавируя, дойти до берега!..

Боты несутся в открытое море по чудовищным волнам. Рыбаки без конца вычерпывают воду. Их обдают целые водопады. Всем известно, что в такую погоду невозможно достичь берега: спастись можно только убегая от волн и порывов ветра, а куда и как далеко — этого никто не знает.

И они обратились в бегство. Боты, нагруженные несколькими сотнями рыб, сидели глубоко в воде; волны то-и-дело заливали бак, и черпание становилось излишним. Возглас рулевого, повторенный на носу бота, — и три человека выбрасывают драгоценный груз за борт, прямо в пасть разъяренному морю, словно совершают жертвоприношение стихии, чтобы вымолить у нее жизнь…

Но даже в пылу борьбы с морем знакомые боты старались не терять друг друга из вида. Пер Сюцанса на «Огне Морей» следил за коричневым парусом «Тюленя», мчавшимся передним высоко на волнах; вот он соскользнул глубоко в водяную долину. Выберется ли?.. Да, вот он! На этот раз уцелел…