Изменить стиль страницы

— Что значит Дэ-Фо? — рассеянно спросила я, не отрывая взгляда от лица мужчины.

— "Покоренная огнем" или "Поглощенная огнем", Содзи слишком увлеклась покорением силы феникса, она больше не способна хранить мир. Поэтому император призвал тебя, — он замолчал, давай мне время усвоить полученную информацию.

— Джи скажи, почему меня вот так взяли и сожгли, будто вещь? — я обхватила колени руками. Джи молчал, а я вдруг подумала, что выхода у меня все равно не было. Не знаю, сколько я вот так просидела, пустым взглядом смотря на пляшущий огонь, как передо мной оказалась чашка.

— Что это? — скривившись, спросила я, Джи терпеливо ждал, когда я приму питье, пахло омерзительно.

— Сегодня ты изрядно накачалась энергией солнца, но она не держится долго, а этот отвар поможет сохранить ее. Пей!

— Оно ужасно пахнет, — прячась под одеяло, прошуршала я.

— А на вкус еще хуже! — с каким-то садистским наслаждением протянул он, — но если ты не хочешь, то я могу помочь…

— Ээээ, нет, — я взяла кружку, принюхалась, пахло помойкой. Сердито посмотрела на Джи, он улыбался.

— Пей-пей тебе полезно.

Зажав нос пальцами я залпом проглотила содержимое чашки. Про вкус Джи соврал, оно оказалось абсолютно безвкусное, зато действие я ощутила практически сразу. Меня потянуло в сон, тело расслабилось и стало невесомым. Глаза закрылись сами. Да отдохнуть мне не помешает.

***

… мама помоги…

… мама я здесь…

Везде огонь, везде люди, мечущиеся в предсмертной агонии.

… мама…

Маленького мальчика прижала полыхающая балка, а мать давно мертва.

Под городом, некогда светлым и величественным полыхает зарево, темный столп дыма тянется в небо, закрывая медный диск солнца.

… ма…

Стон срывается из прожженного горла.

Город остыл, от него остались лишь черные остовы домом. Город умер. И лишь маленькая женская фигурка одиноко бредет по толстому слою пепла. Ее глаза пусты от выплаканных слез, она тоже мертва.

Она? Я?

***

Я проснулась от собственного крика, захлебываясь слезами. Хотелось сорваться и бежать, спасая никогда не виденный город, его жителей.

— За что? — сорванным голосом прошептала я.

Теплые руки сгребли меня в охапку, прижали к себе.

— Джи, — всхлипнула я утыкаясь его в плечо, — я видела…видела…

— Тише, не надо, не рассказывай мне. Феникс должен принимать видения будущего, но говорить значит выполнить предсказание.

— Так страшно, я боюсь, — сквозь слезы и давящие горло рыдания произнесла я.

— Не бойся, — он гладил меня по голове и шептал что-то успокаивающее. От него исходила какая-то удивительная энергия, она баюкала меня, навевая сказочные добрые видения. Я успокоилась, слезы высохли, и сон уже подобрался, но пока балансировал на грани сладкой дремы.

Джи разжал руки, укутал в одеяло и встал, но я успела поймать его за рукав, прошептав сквозь сон:

— Останься…

Он остался, и даже во сне теперь спокойном глубоком, я четко ощущала незримую тень его присутствия.

Обо всем

Умение скрывать — наука королей.

Ришелье.

Успокоить сердце труднее, нежели его взволновать.

Шатобриан.

Проснулась я поздно, в доме стояла тишина, огонь в камине давно погас. На столе стоял кувшин, накрытый полотенцем, пахло свежим хлебом. Я только сейчас вспомнила, что давно ничего не ела, впрочем, голод не ощущался. Джи ушел куда-то еще рано утром, но видимо вернулся, иначе, откуда еда? Как-то сразу вспомнился ночной кошмар, который Джи принял за видение будущего, а оно действительно казалось почти реальным.

Чем заниматься в этом уединенном месте, я даже представить не могла. Прогулка же по лесу могла закончиться для аборигена вроде меня трагично. Кто знает, что за зверье водится в здешней флоре, с фауной же я успела познакомиться.

Валяться на кровати и смотреть в потолок было скучно, есть не хотелось, неожиданная передышка оказалась совсем не нужной, более того она тяготила. А еще я жутко стеснялась проявленной ночью слабости. Мне совсем не хотелось тяготить незнакомого мужчину собственными страхами.

Промаявшись на кровати еще некоторое время, меня вновь потянуло в сон. Никогда не замечала за собой такой любви ко сну, но, тем не менее, объяснить поведение своего организма, я не могла. Глаза закрывались сами собой, солнечные пятна и серые тени в углах слились в одно смутное видение. Дыхание замедлялось, сердце уже не выбивало привычный ритм, замерзли пальцы на руках, на губах казалось, застыла ледяная корка. И с каждой секундой спать хотелось все больше и больше. В сером тумане мелькнула тень, рукам стало горячо, и губы стали теплеть, но тяжелые веки никак не хотели открываться.

— Не спи Лили!

Я не сплю! Хотелось крикнуть мне, но язык не желал мне подчиняться, я словно бы стала пленницей своего тела.

— Не спи! Не смей спать! Лили! — что-то обожгло щеки, но боль не дошла до спящего тела, а сознание было бы радо, если что-то смогло поколебать сонную оболочку. Хотелось выбраться из образовавшегося кокона, но я только больше увязала в паутине. Попыталась представить сияющие угли, мерцающие ручейки вен, но я их больше не видела и не чувствовала.

— Лили, если слышишь меня, знай, сейчас будет очень больно, — голос был напряженным, но в конце фразы сорвался на нервный смешок.

Больно? Да! Да! Пусть, я хочу жить! — и пришла боль, она не трогала тело, она рвала то, что называлось душой. Меня будто привязали к позорному столбу, вывихнули руки вверх, и раскаленным хлыстом лента за лентой сдирали кожу, мышцы, рвали сухожилия, а когда бить стало нечего, облили костяк кислотой.

Но как нестранно вдыхала я уже своими легкими, и сердце заходилось в запоздавшей панике. Я безумно смотрела в потолок, хрипло дышала.

— Жива.

Хотелось ощупать спину на предмет ее наличия, но претворить в жизнь желание мне не дали.

— Лежи спокойно, — послышался тихий голос Джи, — и глаза не закрывай.

— Джи? — я повернула голову на звук голоса.

Он сидел за столом, уронив голову на сложенные руки.

— Джи, что это было? — мужчина поднялся, его лицо покрывала нездоровая бледность из-за чего глаза неестественно яркими. Он на секунду прикрыл глаза, то ли собираясь с мыслями, то ли справляясь с накатившей дурнотой и слабостью.

— Когда феникс не видит смысла в своем существовании, — Джи говорил мягко, спокойно, как сообщают скорбную весть, — когда он не чувствует себя нужным…ни любви, ни поддержки. Только боль и тоска, а еще неясное будущее. Сегодняшний враг завтра станет союзником, а друг предаст. Правда сказанная с честным лицом, укусит за руку, впрыскивая яд… Ты чуть не впала в спячку.

— Вот оно что…

— Послушай, я знаю в это сложно поверить, но ты нужна этому миру, ты нужна людям, — я слушала, но его слова не находили отклика внутри меня.

— Люди, мир — это слишком пафосно звучит, слишком безлико. Я не знаю ни тех людей, о которых ты говоришь, ни мир, в котором я нахожусь. Ничто не держит меня здесь. Я узнала и почувствовала то, чего никогда бы не захотела. Так ответь мне, кому я нужна? — слезть с кровати оказалось не так просто.

Голова отозвалась колокольным звоном, во рту ощущалась противная сухость. Несколько неуверенных шагов и вожделенная жидкость льется в горло, мутные капельки стекают по губам вниз на мятую рубаху.

— Ты нужна мне, — я отрывалась от кувшина, бровь от удивления поползла вверх.

— Паяц, — отмахнулась я, и, развернувшись, побрела к распахнутой двери.

— Я еще не все сказал! — "Джи после моей реанимации какой-то слишком странный. Надо же брякнуть такое, нужна! Он бы еще кнутом щелкнул говоря: "Хочу, мое!""