^{_{Рис.: Подпісь Дмитрія самозванца.}}

Знакомясь съ личностью новаго царя, москвичи находили его образованнымъ, а поляки считали невѣжественнымъ, такъ какъ онъ плохо владѣлъ польскимъ языкомъ, еще хуже латинскимъ, писалъ «in perator» вмѣсто «imperator». Собою самозванецъ былъ некрасивъ: разной длины руки, большая бородавка на лицѣ, волосы рыжеватые, торчкомъ, лишенная таліи фигура, при небольшомъ ростѣ совсѣмъ не отражала его богато одаренной духовной природы. Онъ развивалъ широкіе политическіе планы, хлопоталъ поднять противъ турокъ и татаръ всѣ католическія державы во главѣ съ Россіей. Онъ ставилъ на видъ своимъ совѣтникамъ въ думѣ, что они ничего не видали, ничему не учились и что имъ нужно съездить за границу. Своими привычками, особенно небрежнымъ отношеніемъ ко всякимъ обрядамъ, Лжедмитрій возбуждалъ у москвичей массу нареканій. Такъ, Марина Мнишекъ, оставаясь католичкой, была вѣнчана въ Успенскомъ соборѣ подъ праздникъ святителя Николая (8 мая), что возмутило недопущенный въ Кремль народъ, равно и свадебный пиръ подъ этотъ праздникъ былъ предметомъ пересудовъ москвичей. Противъ самозванца стали дѣйствовать двое — князь В. И. Шуйскій и казанскій митрополитъ Гермогенъ, которому Лжедмитрій оказалъ свое благоволепіе, вызвавъ его въ Москву и назначивъ членомъ учрежденнаго, по польскому образцу, сената. Гермогенъ началъ съ того, что открыто заявилъ о необходімости невѣстѣ Дмитрія прінять православіе, иначе бракъ его съ нею будетъ незаконнымъ. Требованіе Гермогена не было исполнено, и онъ самозванцемъ былъ высланъ изъ Москвы въ Казань. Весною 1606 г. В. П. Шуйскій съ кн. Голицынымъ стали дѣйствовать, при чемъ на собраніи заговорщиковъ кн. Шуйскій, наканунѣ возстанія, заявилъ, что призналъ Лжедмитрія для того, чтобы избавиться отъ Годунова. Привлеченныя на сторону бунтовщиковъ войска, въ ночь съ 10 на 17 мая, были введены въ Москву, и бунтъ былъ поднятъ рано утромъ, якобы за царя противъ поляковъ. Народъ шелъ въ Кремль съ криками: «поляки бъютъ бояръ и государя». Цѣль заговорщиковъ была окружить будто бы для защиты самозванца и убить его. Во время этого бунта былъ свергнутъ патріархъ Игнатій и убито отъ 2000 до 3000 русскихъ и поляковъ. Такимъ образомъ, по словамъ Костомарова, «Дмитрий уничтожилъ Годуновыхъ и самъ исчезъ, какъ призракъ», сдѣлавшись «разстригой», «еретиком» и «польскимъ свистуномъ». На престолъ вступилъ царь-заговорщикъ В. И. Шуйскій.

II

Есть извѣстіе, что бояре, свергнувшіе Дмитрія, уговорились, что тотъ, кому дастъ Богъ быть царемъ, не станетъ мстить за прежнія «досады», а будетъ управлять Русскимъ государствомъ «по общему совѣту». Утромъ 19 мая народъ на Красной площади, духовенство и бояре предложили избрать патріарха, который бы разослалъ грамоты для созванія совѣтныхъ людей для избранія царя, но въ толпѣ закричали, что нужнѣе царь и царемъ долженъ быть В. И. Шуйскій, который, какъ говорятъ современники, былъ «выкрикнутъ» своими «доброхотами». Свое царствованіе Шуйскій началъ рядомъ грамотъ, посланныхъ по всему государству, и въ каждой изъ нихъ заключалась ложь. Такъ, въ записи, на которой крестъ цѣловалъ, онъ писалъ: «повелѣлъ онъ крестъ цѣловать на томъ, что ему никого смерти не предавать, не осудя истиннымъ судомъ съ боярами своими», т.-е. съ думой, при чемъ отказывался отъ права конфисковать имущество у братьевъ и семьи преступника, не участвовавшихъ въ преступленіи. Затѣмъ царь говорилъ: «да и доводовъ (т.-е. доносовъ) ложныхъ мнѣ не слушать, а сыскивать всякими сысками накрепко и ставить съ очей на очи, а за ложный доносъ по сыску наказывать смотря по винѣ, взведенной на оболганнаго». Происхожденіе подкрестной записи, пишетъ В. О. Ключевскій, было сложнѣе ея содержанія; лѣтописецъ разсказываетъ, что царь Василій по своемъ провозглашеніи пошелъ въ Успенскій соборъ и сталъ тамъ говорить, чего искони вѣковъ не важивалось: «цѣлую крестъ всей землѣ на томъ, что мнѣ ни надъ кѣмъ ничего не дѣлати безъ собору, никакого дурна». Бояре и всякіе люди говорили царю, чтобы онъ на томъ креста не цѣловалъ, потому что въ Московскомъ государствѣ того не повелось; но онъ никого не послушалъ. Въ этой выходкѣ увидѣли небывалую новизну, попытку поставить соборъ на мѣсто думы; но царь Василій, обязавшись наканунѣ возстанія предъ товарищами править по «общему совѣту» съ ними, являлся, такимъ образомъ, царемъ партіи бояръ, естественно искалъ земской опоры, т.-е. стать земскимъ царемъ, ограничивъ свою власть учрежденіемъ новымъ, освободивъ ее отъ всякаго дѣйствительнаго ограниченія. Обнародованная же подкрестная запись явилась плодомъ сдѣлки царя съ боярами, которые отстояли свою думу противъ земскаго собора. Во всякомъ случаѣ, подкрестная запись царя Василія есть первый опытъ построенія государственнаго порядка на основѣ формально ограниченной власти. Въ другой грамотѣ, писанной отъ имени бояръ и разныхъ чиновъ людей, говорилось, что по низложеніи Гришки Отрепьева освященный соборъ, бояре и всякіе люди избирали государя «всѣмъ Московскимъ государствомъ» и избрали князя Василія Ивановича, всея Руси самодержца; но такого въ дѣйствительности избранія не было. Что Дмитрій былъ самозванецъ, это въ особой грамотѣ удостовѣряла и Марѳа Нагая, которая сознавалась, что Отрепьевъ устрашилъ ее угрозами, и она признала его страха ради и въ то же время говорила, что тайно она говорила боярамъ объ его самозванствѣ, о чемъ свидѣтельствуетъ всенародно.

Русскіе люди знали, что Шуйскій переметывался со стороны въ сторону въ этомъ дѣлѣ, и не вѣрили царю-заговорщику, прошедшему огонь и воду, видѣвшему и плаху, но помилованному самозванцемъ. Это отлично зналъ Шуйскій, который 1 іюня 1606 г. поспѣшилъ короноваться, а 3 іюня перенесъ изъ Углича въ Москву въ Архангельскій соборъ мощи Царевича Дмитрія, обратя это религіозное торжество въ средство политическаго убѣжденія, оправдывавшее низверженіе самозванца.

Но едва успѣли сжечь подъ Москвой трупъ самозванца, какъ въ столицѣ, такъ и въ другихъ городахъ была пущена молва, что Дмитрій спасся отъ смерти и былъ подмѣненъ убитымъ иноземцемъ, для чего на его лицо и была надѣта маска.

При Шуйскомъ, по отзывамъ современниковъ, бояре имѣли больше власти, чѣмъ самъ царь, ссорились съ нимъ, — словомъ, дѣлали, что хотѣли. Другая часть боярства, не имѣвшая вліянія на дѣла, стала во имя своихъ выгодъ за самозванца, равно казачество, которому удалось проводить Дмитрія до Москвы, и «русскій материкъ», по выраженію И. Е. Забѣлина, т.-е. среднія сословія народа, были смущены всѣмъ случившимся и кое-гдѣ не признали Шуйскаго.

Первымъ приверженцемъ Лжедмитрія I оказался воевода князь Гр. Шаховской, сосланный за это на воеводство въ Путивль; тамъ онъ объявилъ жителямъ, что Дмитрій живъ, и поднялъ противъ Шуйскаго весь городъ. Ему повѣрили и подняли возстаніе, къ которому присоединились и другіе сѣверскіе города, между прочимъ Елецъ и Черниговъ, Стародубъ и Бѣлгородъ. Когда царскія войска, посланныя усмирять мятежные города, были разбиты бунтовщиками, то противъ Шуйскаго возстали на югѣ города: Тула и Рязань. Далѣе возникли безпорядки въ поволжскихъ городахъ. Въ Перми произошла междоусобица среди войскъ, набранныхъ для царя, которыя стали бить другъ друга и разбѣжались.

Волненія происходили въ разныхъ мѣстностяхъ, но серьезнѣе всѣхъ было движеніе на югѣ, въ Сѣверской землѣ. Шаховской поднялъ движеніе во имя Дмитрія, но не находилъ человѣка, который бы принялъ на себя его роль. Наконецъ случай помогъ Шаховскому; бывшій холопъ князя Телятевскаго, взятый въ плѣнъ татарами и проданный ими въ Турцію, гдѣ онъ успѣлъ побывать на галерахъ и бѣжать въ Венецію, откуда пробирался на Русь черезъ Польшу, встрѣтился съ Молчановымъ, который нашелъ его пригоднымъ для своихъ дѣлъ, сблизился съ нимъ и послалъ Болотникова къ Шаховскому, поручившему ему цѣлый отрядъ. Въ Украйнѣ Болотниковъ увеличилъ свой отрядъ, призвавъ гулящихъ людей, разбойниковъ, бѣглыхъ крестьянъ и холопей, обѣщая имъ именемъ Дмитрія прощеніе и льготы.