Могиловские боевики цедили матом сквозь зубы, но перечить Ягову не решались. Сам Могилов, абсолютно не понимающий, зачем было все так усложнять, отвертевшись от подготовки, уехал в Барвиху на свою дачу, погулять напоследок с двумя эстонскими проститутками, которых почему то называл «англичаночками». Между тем его боевики вскоре освоили науку подшивать сменные подворотнички, чистить сапоги и драить ременные пряжки. С обмундированием проблем не было. Все необходимое было куплено в стройбатовской части 93401, в Кубинке. «Калашниковы» и цинки патронов к ним были свои. Продукты питания и необходимые стройматериалы также планировалось иметь свои, чтоб не связываться лишний раз с войсковыми складами. Единственно реальным был письменный запрос в воинскую часть 35754, на предоставление необходимого количества настоящих, живых солдат из воинской части 14228. Запрос был оформлен прямо из Генштаба столицы, но подписан вымышленными людьми. Таким образом, ответственным за отправление солдат «налево» становился командир в/ч 14228 генерал майор Сидорчук В. П., который, впрочем, подписал запрос не глядя, а штабной офицер, положивший папку с бумагами на подпись начальнику, тоже не читая, вполне мог сослаться на писаря, ефрейтора Рыжова, готовившего обычно все бумаги.
Генерал майору Сидорчуку в январе предстояло отправиться на пенсию. К тому же, по данным Ягова, он страдал чем то похожим на выпадение памяти, так что возможность того, что генерал позвонит в управление для выяснения обстоятельств перевода нескольких десятков строителей, к тому же приносящих его части одни ЧП, была равна практически нулю. К тому же гриф «Секретно» намекал на то, что даже в управлении могли не знать об этой бумаге. Но самое главное — Сидорчуку уже давно на все было просто наплевать.
Вспоминая все это, новоявленный майор К. П. Злачевский, он же Могилов, наблюдал через стекло, как направляются в вагон последние солдаты, а начальник станции в старой обвисшей железнодорожной фуражке, кратко переговорив с «сержантом Бедовым» (боевиком по кличке Трактор), получает от него целлофановый пакет с деньгами и неоднозначное напутствие насчет языка за зубами. Затем начальник мелкими шагами идет к своей диспетчерской, расположенной в полуразрушенном пакгаузе, на торце которого виднелась надпись, сделанная из кирпича белого цвета, «Дюмин и К. 1913». По пути он трусливо оглядывается на поигрывающего автоматом «сержанта Бедова» и, торопя, машет кому то, чтоб поскорее переводили стрелку, давая составу выходной зеленый. Могилов встряхнул головой, прогоняя воспоминания, отвернулся от окна и, выцарапывая на пластике столика схему женских промежностей, закурил «Столичные». Закашлялся, поморщившись, зашвырнул их на багажную полку, достал «Кент»:
— Слушай, Рыбин Обертфельд, вот ты неделю возился с Гореловым, скажи мне откровенно, он идиот?
— Почему идиот? Он закончил университет по специальности прикладная математика, защитил кандидатскую, докторскую, имеет ряд значительных разработок в теории случайных величин, да он просто умница.
— Объясни мне тогда, пожалуйста, какого хрена понадобился весь этот маскарад с войсками? Что, нельзя было просто нанять шабашников? Что, бабки экономим? Так мы уже на взятки больше раздали, чем ушло б на всех шабашей сразу!
Обертфельд усиленно закрутил головой:
— Нет нет, все сделано верно. Гражданских нельзя. Во первых, среди них может оказаться гэбистский стукач, во вторых…
— Ты что, думаешь, в стройбате не может быть стукачей? — перебил его «майор Злачевский».
— Так то оно так, но после расширения колеи и восстановительных работ в бункерах «Логова» шабашников придется отпустить. Иначе их начнут разыскивать родные, а это просто недопустимо. К тому же рабочих может самих заинтересовать, зачем это дядям из Москвы восстанавливать какую то заброшенную ветку.
Начнутся пересуды, разговоры, то, се, кто то кому то ляпнет и так далее… А солдатам? Да им плевать на все, им пора домой. Работу они сделают в момент. Потом, им же сказано «секретный объект», значит, секретный! А после они разъедутся все веером по своим аулам и хуторам…
В командирское купе ввалился старший лейтенант «красначей» М. В. Литвиненко, он же Куцый:
— Петрович, надо бы жратву раздать, у кого ключи от нычки?
Могилов несколько секунд исподлобья глядел на своего старого дружка, руководителя душанбинского «кокаинового» отряда, и вдруг взорвался:
— Вы, товарищ старший лейтенант, извольте обращаться по уставу к старшему по званию! Вам доверено обеспечение безопасности личного состава и секретность работ, а вы будто в армии никогда не служили! И застегните верхнюю пуговицу! Какой пример подаете подчиненным?!
По коридору с шумом шли солдаты охранения.
— …я ей и говорю: подстилка ты ментовская, чтоб я еще раз с тобой водку жрал, никогда, иди в…
— …пойдем, пойдем, я все коны запомнил, а трефовый вольт в заходе. Думаешь, если построение…
— …а Жила получился вылитый вертухай! Еще б «вэвэшные» погоны вместо красных и суку на поводок…
Могилов покачал головой:
— Не воинская часть, а сборище уголовников, потрудитесь навести порядок, товарищ старший лейтенант…
Литвиненко Куцый что то невнятно промямлил, злобно глядя на смеющегося в ладошку замполита. Командир, уже сбавив тон, улегся, заложив руки за голову:
— Ладно, ладно, Андрюха, не отчаивайся. Весь этот прикид не больше чем на две недели, потом опять поедешь дыни с бахчей воровать. Кхе кхе… Возьми ключи у политрука. Комиссар, кинь ему ключи от каптерки.
Литвиненко ушел в другой конец вагона, где два крайних купе были доверху забиты итальянскими макаронами, югославской консервированной ветчиной, полтавской колбасой, мешками сахарного песка, брикетами голландского масла, в общем, всем тем, чем предполагалось кормить личный состав в/ч 36754. Пустые банки теоретик Горелов порекомендовал тщательно закапывать, а еще лучше, если будет возможность купить в Сарнах или Маневичах местной капусты, свиного сала и нормальной советской тушенки. Обертфельд, наоборот, настаивал, чтобы в Маневичи не показывалась ни одна живая душа. Состав между тем через несколько минут тронулся, оставляя за окнами полуразрушенную сортировочную станцию, трансляционные опоры на горизонте и вымощенную аэродромными железобетонными плитами дорогу, уходящую вглубь приволжских степей.
Задремавшего майора деликатно разбудил один из мнимых «красначей»:
— Товарищ майор, в первом вагоне драка, что делать?
Могилов поднял сонные, мутные глаза на мордатого охранника:
— По какому поводу? Куцый куда девался?
— Да не поделили, кому на какой полке спать. Старлей уже там…
— Как маленькие дети, прямо малолетки в мягких тапочках! Чего делать? Прикладами по мордам, особо ретивых вязать хорошо, крепко, как конвой в зоне вяжет, и сюда, я сам им мозги вправлю. Что еще… Окна забить досками, на станциях никого не выпускать, ну да товарняк не останавливается. Все равно, при снижении скорости смотреть вдоль поезда, чтоб никто не спрыгнул. А если вдруг кто попробует удрать — стрелять на поражение! В сортир не пускать, сообразите парашу, а то как бы записку какую на «пути» не кинули. Все, отправляйся!
С верхней полки свесился Обертфельд, до этого мелко строчивший что то карандашом в записной книжке:
— Лучше их не озлоблять, мне кажется. Ведь все равно рано или поздно придется их всех отпустить.
Могилов зевнул, потер глаза и отхлебнул «Тархун» из горлышка бутылки, стоящей на откидном столике и позвякивающей о надтреснутый стакан:
— В крайнем случае вырежем всех, к гребаной матери… Там места глухие. А потом, ты сам же говорил, что единственная зацепка — запрос, оставшийся в той части, где мы брали рабсилу. Изымем из ихнего дела эту бумажонку, и все, пускай генерал пенсионер потом ковыряет в носу и объясняется в трибунале, кому он отдал сорок пять солдат. А вообще, можно и не резать, народец темный, да и какой дембель, вернувшись домой, будет говорить, что за неделю до увольнения его били сапогами по яйцам?