— Ты, Миша, наверное, сильно переутомился, раз считаешь кагэбэшников неспособными на такое. Иди отдыхай!
Могилов еще некоторое время попрепирался с Гореловым и уехал отдохнуть в ресторан «Арбат». Ягов, поддавшись уговорам аналитика, решил устроить еще одну проверку, обязательным условием которой являлось сообщение о происшествии за несколько дней. За это время можно было бы провести в месте ожидаемой катастрофы ряд контрразведывательных мероприятий и установить или опровергнуть причастность спецслужб к ЧП.
— Мне кажется, что парень сам по себе и ни на кого не работает. Но лишний раз убедиться в его способностях все же не помешает. Кстати, Горелов, такие люди, как он, могли б сделать много полезного для любого государства… Представь себе, имея информацию о предстоящем крушении поездов, землетрясении или взрыве ядерного реактора, как, например, в Чернобыле, можно было б устранять причины аварий, спасать людей. Почему этим никто не занимается на государственном уровне? — размышлял вслух Ягов.
Горелов, вынося с кухни шашлык, приготовленный в микроволновой печи, согласился:
— Совок есть совок. В американской армии, например, давно существуют подразделения из таких людей. Не знаю, правда, как это все применяется и где…
На следующий день из Снегирей от Алешина поступила информация, что на станции метро «Авиамоторная» произойдет катастрофа с большим количеством жертв. Денис указывал приблизительное время и просил передать сообщение управлению метрополитена, чтобы те предприняли меры. Сразу после его слов на «Авиамоторной» были выставлены наблюдатели, а один из людей Арушуняна устроился работать на станцию уборщиком. То, что вскоре произошло, заставило содрогнуться всех, в том числе и Ягова, который, посмотрев кассету, отснятую наблюдателем на месте трагедии, только покачал головой:
— Да, наверное, метрошникам нужно было все таки сообщить, чтобы избежать этой мясорубки…
Человек Арушуняна, в прошлом майор КГБ, уволенный из органов за аморальное поведение, предоставил Ягову отчет по проверке крушения на «Авиамоторной». Наблюдение на станции показало, что соединяющие втулки эскалатора разрушились без посторонней помощи. В трагедии виноваты конструктивные особенности эскалатора и угол наклона тоннеля. Замыкание в рубильниках автоматического и ручного выключения машины помешало обесточить электродвигатели… Люди сыпались вниз под эскалатор и живьем перемалывались, словно в мясорубке…
Могилов, находившийся в момент катастрофы на станции, сразу после ЧП уехал в свой любимый ресторан «Арбат» и там мертвецки напился. Горелов глотал успокоительное, потому что Ягов смотрел на аналитика так, будто он виноват в этой катастрофе.
— Ну что, теперь то твоя душенька довольна?
В этот же день Алешин был включен в состав одной из поисковых групп и был освобожден из под стражи. Его привезли к шефу, после разговора с которым он был отпущен на день для устройства личных дел, как выразился Ягов. Денис пообещал, что не сбежит. Когда он, в сопровождении охранника Могилова, которого все звали Суффиксом, подъехал к дому Кати, Суффикс показал ему телефонную трубку с вмонтированным диском вроде тех, которыми пользуются на телефонных станциях ремонтники:
— Не думай, что ты сможешь бесконтрольно говорить по телефону с кем нибудь из дядей в погонах. Мы будем в курсе всех твоих звонков. И не вздумай устраивать фокусы, прыгать из окна или что нибудь в этом роде. Нам известно, где живет твоя мать и твоя двоюродная сестра. Да и тебя разыскать тоже будет довольно просто. Так то, Колдун.
— Чо о… Опять в меланхолии? — прервал размышления Дениса вышедший в тамбур Лузга. Он подозрительно оглядел приоткрытое окно, через которое встречный ветер врывался на крошечную площадку перед туалетом, осмотрел одежду Алешина и, решив, что все в порядке, скрылся за дверью уборной. Денис поежился. В его мозг настойчиво вползали мысли Лузги. Желание опохмелиться, принять какое нибудь средство от боли в печени, отравленной алкоголем, найти бабу с нормальной фигурой и лицом, от которого не надо отворачиваться, пока светло, баня, усталость от постоянного соперничества с Кононовым, опять баня… подозрительный Алешин, раздражающей своей скрытностью, нежеланием пить, играть в карты на деньги, попавший в фавор к Ягову, миновав ступени «мальчика для битья», «подставного», «стремного», «рядового боевика»…
— У у… черт! — затряс головой Денис. Прикурил новую сигарету от сгоревшей и, высунувшись в окно, подставил промозглому напористому ветру свой горячий лоб.
Поезд теперь шел без остановок. Убегали назад березовые рощи из тоненьких, но очень плотно стоящих друг к другу деревьев. За ними просматривались чащобы и буреломы, темным сплошным фоном оттеняющие белые жгуты берез. Лес вплотную подступал к железнодорожному полотну, лишь у рельс уступая место траве, между которой иногда проблескивала вода. Кое где виднелись не то кувшинки, не то водяные лилии, не то еще что то. Болотный хвощ нагло рос у самой дороги и даже терся по дискам вагонных колес.
Вскоре поезд миновал то место, из за которого и лихорадило перегон Сарны Маневичи. Брошенные на ночь или, может, на месяц, стояли два бульдозера, по самые кабины погруженные в топкую почву. Среди переломанной, измочаленной при маневрах техники высились груды щебня и срезанного дерна. Тут же рядом валялись брошенные путейскими ремонтниками пустые пакеты из под молока, обрывки газет, промасленные тряпки. А в кювете лежала вверх колесами дрезина обходчика, жертва коварно поползшей насыпи, которая, скорее всего, своим падением и уберегла идущие следом составы от крушения.
Денис на секунду представил себе счастливое лицо обходчика, сутки назад чуть было не свернувшего себе шею, падая с дрезиной под откос. В голове Алешина зазвучал его сиплый от радости голос:«Алло, центральная… Алло, диспетчерская? Валь, это ты?»
«Ну я, я! Чего галдишь?»
«Валь, на сороковом километре требуется ремонт пути, я давно начальству говорил…»
«Вот именно, все уши прожужжал со своим сороковым… Отвяжись, у нас товарный сейчас с горки раскатывается, не до тебя!»
«Валь, я чуть не убился на тележке. Свалился вниз со всего маху…»
«Пить надо меньше, не будешь падать. Изыди, Олесь, не до тебя…»
«Так тут насыпь просела, десяток шпал выворотило и рельсу скрутило, будто фантик от конфеты!»
«Так что же ты раньше не сказал, придурок… По сороковому товарняк проследует через полтора часа, а там еще пассажирский, из Москвы!»
Вскоре мимо Дениса проплыл и сам путевой обходчик, радостно взирающий на проходящий пассажирский. Перед скамейкой, рядом с будкой вился лохматый пес, норовящий стянуть что то с тарелки, стоящей рядом с четвертиной водки. Обходчик Олесь, щурясь от пыли, собственной самокрутки, комарья, прикладывался к этой крохотной бутылочке и с умильной физиономией протягивал перед собой зеленый самодельный флажок. У него сегодня был праздник: рак из старой русской пословицы наконец свистнул, мужик, как в пословице, перекрестился, и начальство пригнало наконец из Маневичей ремонтный поезд. Алешин помахал Олесю рукой. Обходчик, привстав со скамейки, радостно затряс флажком. Из будки, сквозь светящееся окно которой был виден дощатый стол и одинокая металлическая койка солдатского образца, появилась еще одна собака и, схватив что то из тарелки, бросилась наутек. Лохматый пес, что вился у будки, с раздраженным лаем кинулся следом. Обходчик засмеялся и плюхнулся обратно на лавку. Он был сильно пьян.
— Кому ты это там машешь, Колдун? — поинтересовался, вылезший из туалета Лузга.
— Да так, одинокому пьянице, — не оборачиваясь, ответил тот.
В это время к Лузге подобрался проводник с просительным выражением лица:
— Через пятнадцать минут будем в Маневичах…
— Да иди ты знаешь куда со своими Маневичами! — разозлился почему то Лузга. Он резко отстранил проводника и пошел в купе: — Эй, Кон, пора манатки паковать, приехали…
Алешин вдруг оторвался от окна и побежал за Лузгой. Ворвавшись в купе, где тот тормошил Кононова и злобно толкал под локоть флегматичного Рембо, Денис схватил Лузгу за плечо и сказал ему на ухо: