Нехода разглагольствовал бы еще очень долго, но за стеной раздаются какие-то возгласы, слышится перестук копыт, и в кабинет влетает пропыленный до самой макушки, загорелый паренек лет семнадцати.

— Наталья Сергеевна! — выкрикивает он, задыхаясь. — Степь горит, пожар в степи… Табуны на город пошли… Сюда… Табунщики их сбивают, не могут сбить — они, понимаете, к реке прорываются… Попадут на стройплощадку, побьются, перекалечатся, жеребят помнут…

— Дождались! — с глухой яростью бросает Наталья Сергеевна и бежит к дверям.

Комсомольцы устремляются за нею.

— Помочь надо! — на ходу кричит Катя. — Помочь надо, Леша! Созывай ребят!

Нехода остается один.

— Как это так — табуны на город идут? Это ж получается… Что? Непорядок! Они мне тут побьют все, поломают… А отвечать… Кому? Неходе? Нет, дорогой товарищ Калинина, вам отвечать, вам!

Наталья Сергеевна, подхватив повод, отводит от коновязи длинноногую кобылу, вскакивает в седло.

— Людей предупреди! — приказывает она пареньку. — Люди пусть прячутся! Никого чтоб не было на дороге! Ах, беда, беда!

Кобыла, рванувшись вперед, перемахивает через груду балок.

13

В степи над горизонтом поднимается синевато-багровая, похожая на горную цепь пелена дыма.

А впереди, быстро приближаясь, катится огромное облако пыли, вздымаемой тысячами лошадиных копыт. Солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь дым и пыль, придают всему сказочный и зловещий характер.

Наталья Сергеевна низко пригибается к бьющейся по ветру гриве.

Кобыла идет бешеным карьером — сухим и растянутым. Временами кажется, что она висит над степной травой.

— Вперед, Ленточка, вперед!

Все ближе и ближе пыльное облако.

Нарастает глухой гул, распадаясь на сотни и тысячи дробных стуков. Табуны несутся прямо на Наталью Сергеевну. Она сворачивает в сторону и сдерживает бег лошади. Напряженно оглядывается.

И вот, вырвавшись из облака пыли, появляется лавина коней. Впереди идут жеребцы. Они мчатся, всхрапывают, косят ошалелыми, налитыми кровью глазами, задрав морды, не замечая препятствия. Это бег безумия, и кажется, что нет такой силы, которая способна была бы его остановить.

— Что ж будем делать, Ленточка? — Наталья Сергеевна низко пригибается к шее лошади. — Попробуем закружить табун!‥ Другого выхода нет! Стой, стой, не бойся!

Кобыла, чуя смертельную опасность, рвет повод. Наталья Сергеевна изо всех сил сдерживает ее.

Все ближе и ближе головные кони.

— Теперь пора!

Наталья Сергеевна круто натягивает повод, пригибается, ударяет кобылу плетью. Ленточка приседает, прыгает вперед. Наталья Сергеевна ведет ее, прижимая к головным коням.

— За мной, за мной! Ап-па! Ап-па! Ап-па!‥ Ап-па!‥

На строительной площадке комсомольцы с лихорадочной поспешностью стараются расчистить завалы балок, досок, бочек. Алеша Мазаев пытается организовать работу, но что можно поделать в такой спешке? Все кричат одновременно:

— Бочку опрокидывай! Давай, давай!‥

— Тут в два дня не разберешься…

— Не зевай, друзья, поворачивайся!

— Двух человек сюда!

Катюша Синцова в сбитой набок косынке старается поспеть всюду.

— Ребята, ребята, как Наталья Сергеевна убиваться будет, если кони покалечатся!‥ — Она задирает голову и кричит дозорному, залезшему на леса: — Ну, как? Близко кони?

Дозорный не отвечает. Как зачарованный, он смотрит вдаль, в степь. И вдруг подпрыгивает и кричит так, что работы останавливаются:

— Наталья Сергеевна табун пошла кружить! Ой, сомнут ее… Нет, вон она… Сбивает! Кружит! Пошел за ней табун! Ай молодец!‥

Табун в степи пошел по кругу. Наталья Сергеевна осторожно сдерживает бег Ленточки.

— Ап-па!‥ Ап-па!‥

Отчаянный крик дозорного на лесах: — Косяк голов в тридцать оторвался! Сюда идут…

Все ближе и ближе кони. Стук копыт, храп, повизгивание. Стучат копыта по брусчатке, трещат мостки. Лавина гнедых, рыжих, пегих коней со вздыбленными гривами, развевающимися на ветру хвостами, обезумевшими глазами летит по притихшей улочке.

Торопливо карабкаются на деревья и заборы комсомольцы, прибежавшие на помощь.

Дымная туча наползает на город.

В темном багровом небе, усиливая смятение и тревогу, гудят самолеты противопожарной авиации.

— Самолеты тушить пожар вышли, — кричит Алеша Мазаев, взобравшийся на телеграфный столб. Летит косяк.

— А где же Катька? — кричит худенькая девушка. — Товарищи, Катьку Синцову никто не видел? Гудят самолеты. Храпят и ржут кони. Катя выбежала далеко вперед.

— Ох, — шепотом произносит Катя и, сорвав с головы косынку, бросается вперед. Машет.

Огромный вздыбленный светло-гнедой жеребец надвигается на нее. Катя закрывает лицо руками. Падает.

Над неподвижно лежащим телом проносятся кони.

14

Качается плот на широкой камской волне.

Проплывают мимо пустынные берега. Одинокие деревья склоняются к воде, расстилается ковыльная степь.

Лапин, вытянувшись во весь рост, лежит посредине плота, негромко напевая какую-то мелодию.

Нестратов грустно разглядывает большую дырку на прекрасных серых штанах.

Чижов сидит на краю плота с удочками в руках, болтает босыми ногами в воде и время от времени голосом, лишенным всяких интонаций, произносит все одну и ту же фразу:

— Отдайте мои новые тапочки…

Лапин мычит песню.

Нестратов рассматривает штаны.

— Куда вы дели мои тапочки?

— Отстань, — отвечает наконец Лапин. — Не брали мы твоих тапочек. Наверное, сам их продал или подарил кому-нибудь.

Нестратов тихо, счастливо смеется.

— Дал бы себе отрубить палец, чтобы посмотреть, как босой профессор входит в операционную.

— Оба вы хороши, — примирительно заключает Лапин и сочувственно смотрит на Чижова. — Ну как, Чижик, не клюет? Может быть, рыбе неприятно, что ты все время болтаешь в воде ногами?

— Скорее всего, — свирепо отвечает Чижов, — она не клюет оттого, что ей противно попасть на обед человеку с такой неряшливой бородой.

— Оскорбить всякий может, — смиренно вздыхает Лапин, — а вот поймать рыбу может не всякий!

И снова все умолкают.

Солнечная рябь бежит по воде, маленькие волны неторопливо катятся рядом с плотом.

Нестратов, потянувшись, оглядывается.

Необыкновенная тишина вокруг.

— Хорошо, братцы! — неожиданно говорит Нестратов. — До чего же хорошо! Ей-богу, кажется, вы правы. Никогда я еще так не отдыхал. Сегодня ночью у меня даже было желание встать и поработать. Понимаете, пришли в голову какие-то идеи…

— Ура, — холодно замечает Чижов. — Начинается психологический перелом. Поразительное зрелище: действительный член Академии архитектуры, всеобщий консультант Василий Васильевич Нестратов обратил внимание на простые, так сказать, мирские дела.

— Да ну тебя! — отмахивается Нестратов и вдруг вскакивает так стремительно, что Чижов едва не падает в воду.

— Земля! — с видом Христофора Колумба торжественно кричит Нестратов. Слева по борту населенный пункт.

Все трое вглядываются.

На высоком берегу виднеется город Тугурбай.

Собственно, только очень привычный глаз может определить в этом нагромождении строительных лесов, железобетонных перекрытий, темных гор земли и щебня очертания города.

— Приставать или не приставать? — торопливо спрашивает Лапин. — Хлеб еще есть, соль есть, рыба будет… — Он подмигивает Чижову. — Какой это город, капитан? Что говорят ваши навигационные карты?

Нестратов, приосанившись, достает свою географическую карту, надевает очки.

— Ну?

— Это… Тугурбай, — помолчав, произносит Нестратов.

Лапин и Чижов переглядываются.

— В Тугурбае приставать обязательно! — негромко и значительно говорит Лапин. — Здесь поблизости расположены животноводческие базы, мне интересно взглянуть. Но не это главное. В Тугурбае работает девушка, которую ты, Василий, отказался принять в последний день перед отпуском. Можешь не называть себя в строительном управлении — дело твое, но повидать эту девушку ты должен.